Погудин Юрий Александрович. КРЕСТ ХРИСТОВ КАК ПРИНЦИП АБСОЛЮТНОГО РАЗЛИЧЕНИЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ ЭТИКИ И ОНТОЛОГИИ

 

Погудин Юрий Александрович

Онлайн-студия «Archineo.ru» (Зеленоград)

Педагог-руководитель студии

Pogudin Yuri Alexandrovich

Online studio “Archineo.ru” (Zelenograd)

Teacher-head of the studio

E-mail: yuripogudin@archineo.ru

УДК: 23/28

 

 

КРЕСТ ХРИСТОВ КАК ПРИНЦИП АБСОЛЮТНОГО РАЗЛИЧЕНИЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ ЭТИКИ И ОНТОЛОГИИ

Аннотация: В работе обосновывается абсолютное различение между противоположностями этики и онтологии, находящее своё выражение в Кресте Христовом. Пренебрежение этим принципиальным, коренным различением ведёт к этико-негативной поляризации онтологии и / или релятивизации этики.

Ключевые слова: этика, добро, зло, онтология, противоположности, диалектика, синтез, антиномии, Бог, мир, ангелы, люди.

 

THE CROSS OF CHRIST AS THE PRINCIPLE OF THE ABSOLUTE DISTINCTION BETWEEN THE OPPOSITES OF ETHICS AND ONTOLOGY

Abstract: The work substantiates the absolute distinction between the opposites of ethics and ontology, which finds its expression in the Cross of Christ. Neglect of this fundamental distinction leads to an ethico-negative polarization of ontology and/or relativization of ethics.

Keywords: ethics, good, evil, ontology, opposites, dialectics, synthesis, antinomies, God, the world, angels, people.

 

 

 

 

Не послал Бог Сына Своего в мир,
чтобы судить мир, но чтобы мир
спасен был чрез Него
.

Ин. 3:17

 

Всё Крест, всё крестовидно –
Крест лежит в основании всего бытия.

О. Павел Флоренский [7, 39]

 

Крест явится на небе
со всем воинством ангельским,
озаряя всю землю от концов и до концов ее
паче светлости солнечной и возвещая
пришествие Владыки Христа.

Св. Ефрем Сирин [20]

 

 

Предлагаемая дорогим читателям работа посвящена прояснению соотношения основополагающей этической оппозиции добра и зла с противоположностями области онтологии. Образ, символ и принцип такого соотношения автор усматривает в Кресте, на Котором был распят наш Господь Богочеловек Иисус Христос. Сейчас, когда участились случаи «стирания» крестов с образов православных храмов, особенно важно углубиться в смыслы самого главного Символа христианства, просвещающего людей и защищающего нас от лукавого.

Сказанное имеет характер личного усвоения и исповедания основ веры мирянином Православной Церкви и выражает религиозно-философскую, а не богословско-догматическую позицию. Автор не претендует на истину в последней инстанции и может ошибаться. «Го́споди! И́мя Тебе́ – Любо́вь: не отве́ргни меня́, заблужда́ющаго челове́ка» (из молитвы св. Иоанна Кронштадтского) [18].

Чтобы слово стало философией самого бытия, а не знанием о бытии [3, 16], мыслителю следует положить в основание категории не гносеологического, а онтологического характера, данные нам в Божественном Откровении через Библию и раскрытые в соборном богословии. Фундаментом философии должны быть те категории, о предметном содержании которых можно утверждать, что оно реально есть в бытии, а не только в нашем представлении о нём.

Восточное христианство зиждется на следующих первичных категориальных парах, определяющих собою строение религиозного сознания:

 

  1. Нетварный – тварный [Абсолютный – относительный]
  2. Образ – Первообраз
  3. Ипостась – природа [свобода – необходимость, кто – что]
  4. Сущность – энергия
  5. Добро – зло [добродетель – грех, спасение – гибель, Рай – ад]

 

Эти пять первоначал не свести к какому-либо одному – по образу одинаковых элементарных частиц, дающих разные химические элементы в результате структурно-количественной комбинаторики. Эти пять пар изначально разнокачественны, и их смысловая разнокачественность не есть следствие диалектических рекомбинаций одной единственной базовой пары одного и иного. Невозможно эту разнокачественность редуцировать в однотипность одиночной антитезы, пусть и наиболее общей и отвлечённой.

Смысловые соотношения пяти первоначальных противоположностей принципиально различны между собой, а внутренние соотношения каждой пары в отдельности не являются двусторонне-симметричными. Между «частями» каждой оппозиции в зависимости от направления смыслового движения обнаруживается ценностная асимметрия. Так, Нетварный Творец самодостаточен и независим от мира, самообоснован в Самом Себе как Абсолют; тварь же, как относительное, имеет благой смысл только в соотнесении с Творцом. Тварь и возникла по воле Творца, и не живёт вне Него, и конечные судьбы её разделяются в соотнесении с Ним: на жизнь в Творце или «существование» вне Него. В свою очередь, добро самоценно и осмыслено и без зла; зло же «существует» только в соотнесении с добром – как его отсутствие или искажение.

Между парами этих перво-соотношений существует внутренняя связь. Первичным, исходным началом мысли является абсолютное различение Нетварного Творца и тварного, созданного Им Бытия. В Творце – Пресвятом Боге-Троице – различаются ипостасный и сущностный модусы. Ипостасность как принцип абсолютно-субъектной свободы Творца есть Первопричина бытия для твари. Твари не было бы, если бы Творец не был бы Ипостасным: любое иное по отношению к Богу было бы тогда только Его эманацией, то есть самим же Богом, так как не отличалось бы от Него по сущности. Но антитеза Нетварное – тварное и существует именно потому, что Творец и тварь абсолютно внеположны по природе. Бог есть Триипостасная Троица, Он свободен в Своем творчестве, и творение есть акт Его Свободы, и только свободно можно сотворить иное по природе.

Тварь имеет свой Первообраз в Творце. Поэтому и твари – ангелам и людям – присуще онтологическое различие ипостаси и сущности. Но поскольку вся тварь существует только в том или ином соотнесении с Творцом, то и свобода, и творчество её предназначены к соотнесению с Создателем и раскрываются ценностно-положительно в согласии с Его Святой волей. Свободе утверждения предшествует свобода выбора, определяющая вектор становления твари по отношению к Создавшему её. Это свобода избрать творчество в Боге или «деятельность» вне Него. Отсюда возникает основная этическая противоположность тварного бытия: согласие с Богом в добре или противление Ему во зле, грехе. Бог, как Абсолютное Добро и Источник Жизни, призывает людей к свободному, творческому и всецелому единению с Собою, к таинству взаимной Любви.

В Творце есть ипостасный модус, затем сущностный и их синтез – Бытие целокупное ипостасно-сущностное. Та же тройственность присуща и твари, и в соответственной последовательности тварное созидается Богом. В первую очередь творятся ангелы как ипостасно-духовные существа. Потом космос – как природно-материальное целое. И венчает Творение человек как целокупное единство ипостасного и природного. В силу своей синтетичности именно человек наиболее полно отражает в себе Творца, поэтому Библия говорит об образе Божием именно в нём. Но и вся тварь являет собою образ Создателя, так как вся она есть развёрнутое и дифференцированное в самостоятельных субъектах ипостасно-сущностное всеединство. Человек как ипостась принадлежит миру ангелов, а как природная сущность един с материальным космосом, и потому является ипостасью всего космоса [9, 241, 288]. Человек есть «солнечное сплетение» всего тварного бытия. В природе человека повторено, выражено то же духовно-материальное членение. Как во всем человеке различаются ипостась и природа, так и в его природе есть дух и тело. Душа есть «нечто среднее» между духом и телом. То же членение продолжается и в душе: дух выражается в душе как ум, а тело – как сердце.

Первочеловек Адам встал перед выбором – каким путём осуществить заповедь Бога о возделывании рая своей души: путём постепенного труда и возрастания в любви или – путём беструдной, быстрой и корыстной магии, внушаемой ему диаволом. Раньше человека пал наивысший ангел Люцифер, превратившись в аггела тьмы. Выбор его и других ангелов совершился мгновенно, в отличие от выбора человека. «Ангел может отпасть только раз навсегда, на всю вечность. И это потому, что он – умная сила. Человек, например, который не только умен, но и физичен, может очень много раз падать и подниматься, ибо физическое тело по самой своей природе есть нечто текучее и неустойчивое. Но чистый смысл и ум не может течь и быть в становлении. Он – вне протекания. Поэтому в одно вневременное мгновение ангел становится или ангелом света сразу на всю вечность, или ангелом тьмы – тоже на всю вечность» [3, 513]. Преп. Симеон Новый Богослов замечает, что поскольку Адам был облечён плотью, «яко тварь, был удобопременителен, но не мог впасть в совершенное отступничество от Бога, как диавол и последовавшие ему демоны, не имевшие плоти» [1, 86].

Таким образом, время как история человеческого выбора между жизнью в Боге или «существованием» вне Него основано на материальности человека. Смысл времени земной жизни в том, что это есть время для совершения абсолютного выбора [11, 84]; причина времени в том, что человек по природе есть не только разумный дух, но и материальное тело.

В грехопадении тварь отпадает от Творца, ипостасность и духовность человека порабощаются его душевно-телесной сущностью. Происходят три раскола: внутри человека; между людьми – как борьба друг с другом «за место под солнцем»; между людьми и Богом – забвение Творца и богоборчество. «Зло, в котором находится мир, для христианина невыносимо, противоестественно и требует окончательного уничтожения. Бог создал человека совершенным существом. Но человек противоестественно отпал от Бога и целыми тысячелетиями мучается в своем отпадении от Бога. Но Бог милостив. Он воплощается в человеке, чтобы выкупить и искупить его грех. И кто идет по стопам Христа, тот будет навеки спасен» [2, 90].

По термину Алексея Лосева, инобытийно-мифический процесс состоит из следующих ступеней мировой истории:

 

  1. Первозданный рай
  2. Грехопадение
  3. Ветхозаветная история
  4. Искупление – земная жизнь нашего Господа Иисуса Христа, Его Крестная смерть и Воскресение (Пасха)
  5. Новозаветная история
  6. Апокалипсис и Суд
  7. Вечность: ад и Рай

 

В каком соотношении находятся Творец и тварь в момент её создания и после грехопадения, то есть до преодоления исходной онтологической пропасти между нею и Создателем? Тварь есть относительное. Как относительное она существует только относительно Абсолютного и по причастию к Нему. Но тварь не может быть причастна Сверх-сущности Абсолюта, так как это привело бы к её исчезновению в Нём. С одной стороны, тварь нуждается в причастии Абсолюту, с другой – она не может быть едина с Его Сущностью. Разрешается эта дилемма в учении об энергии (благодати) Бога. В Боге есть два модуса Бытия: в Себе, в Своей Природе и в Своих энергиях – Святых Именах и Благодатных действиях. Именно энергиям Бога и причастна тварь, и они животворят её. Отсюда четвертая базовая антитеза сущность – энергия, являющаяся продолжением третьей. Соединение их образует нисходящую триаду: ипостась – сущность – энергия.

Энергийное единство Творца и твари есть изначальный и неполный перво-синтез Нетварного и тварного, первичное условие жизни тварного бытия. Но возможен ли сущностный синтез Нетварного и тварного? Библия даёт положительный ответ. Этот синтез возможен и осуществлён, но осуществлён сверху, со стороны Бога – в вочеловечившейся Второй Ипостаси Троицы, Богочеловеке Иисусе Христе. В Нём природа человеческая и природа Божественная соединились «неслитно и неизменно, нераздельно и неразлучно»[1]. Богочеловечество Христа есть Чудо, немыслимое и невозможное ни с человеческой, ни с ангельской точки зрения, но совершенное – Благим и Всесильным Богом.

В следующей части работы исследуем соотношение пятой ключевой противоположности (добро – зло) с бытийными оппозициями онтологии.

*    *    *

Георгий Федотов, остро чувствовавший несводимость этики, морали на другие сферы бытия, писал: «Можно быть противником учения о вечной гибели по религиозным мотивам, но нельзя не видеть его связанности именно со структурой нравственной жизни. В порядке только нравственном спасение или гибель являются необходимым постулатом самоопределения: или-или. Но здесь как раз мы стоим перед границей этики. Я могу погубить мою жизнь, но Бог может спасти мою погубленную жизнь. Это Его тайна. Вопреки очевидности, вопреки нравственному голосу, я могу верить во всеобщее спасение. Но оно остается тайной иного «эона». В настоящем приходится жить с сознанием огромного риска, постоянной возможности гибели, зависящей от последствий моих актов.

Здесь, быть может, пролегает самый глубокий ров между моралью и эстетикой (или познанием). Художественное или научное творчество не знают этой роковой неповторимости. Годами, десятилетиями художник или исследователь могут биться над своей проблемой, приближаясь к ее решению. Можно тысячи раз зачеркивать написанную страницу, перемешивать начатую глину, переписывать полотно. Борьба артиста или мыслителя может быть упорной до отчаяния, все же она лишена этого рокового сознания неповторимости. Поэтому процесс создания художественного и научного может быть выражен скорее в терминах органических: созревания, роста, нежели акта» [12, 325-326].

В этом рассуждении Георгий Федотов приблизился к четкому установлению непроходимой границы между этикой и онтологией. Далее попробуем сформулировать сущность этой границы в предельном осознании, находящем образ своего выражения в Кресте Господнем.

Диалектика показывает, как одна противоположность переходит в другую, как противоположности борются и примиряются в синтезах. В каждой области онтологии есть своя система противоположностей, борьбу и единство которых можно раскрыть диалектически. Так, в царстве геометрии можно искать синтеза вертикального и горизонтального, перпендикулярного и косоугольного, прямолинейного и криволинейного, правильного и иррационального и т.д. и т.д. Дедуцируемые на этом пути синтезы имеют логический, математический, эстетический и иной характер, но нейтральны с точки зрения этики. Диагональ сама по себе, как синтез вертикали и горизонтали (по категории движения), не может быть источником какого-либо зла. Но если мысль пытается как-либо соединить добро и зло, то добра из этого не выходит. Такое соотношение ставит противоположность добра и зла в совершенно особое и исключительное положение, указывает на принадлежность её иному измерению бытия, не сводимому на измерения природно-онтологической плоскости.

Можно сказать, что онтологические и этические противоположности противоположны. Если на языке визуальных символов параллельность может означать сонаправленность и потому согласие, то символом противоположности может выступить перпендикулярность. Так, Крест Христов образован пересечением горизонтали и вертикали. Онтология нисходит и восходит по вертикали Креста, этика разверзается в противонаправленные и несовместимые стороны – налево и направо от горизонтали Креста. В направлении горизонтальном – соответственно распростёртым рукам Христа – раскрывается бездна вечных судеб творения, когда в Судный день встанут «козлища» по левую руку от Христа, а «овцы» – по правую (Мф. 25, 31-46). «Между» ними будет утверждена «великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда <…> не могут, также и оттуда <…> не переходят» (Лк. 16, 26). К смыслу этого абсолютного разделения относятся и слова апостола Павла: «Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую» (1 Кор. 10:21). Бог не есть дьявол, и дьявол не есть Бог. Нет и не может быть «Ташлана»[2]. И такое этическое основоположение неоспоримо с точки зрения Библии.

Необходимо принципиально разделить диалектико-онтологический план и антиномико-этическую ось соответственно взаимно-перпендикулярному пересечению вертикали и горизонтали Креста Христова.

На вертикали Креста можно мыслить пространство онтологических различений, самым предельным из которых является абсолютное различение Творца и твари. В Богочеловечестве Христа преодолевается абсолютная внеположность Творца и твари.

В четырёх точках крестного знамения выражаются движения: сверху вниз – от Бога к миру, и слева направо (по отношению к рукам Христа) – от зла к добру. В пересечении – Богочеловек Христос, наш Спаситель (см. рис. 1).

Рис.1. Крест Христов: Бог пришёл в мир, чтобы человек обратился от зла к добру.

Отрицание или невнимание к исключительности этических противоположностей в сравнении с противоположностями онтологическими ведет к двум глубоким искажениям: этико-негативной поляризации онтологии (1)  и / или релятивизации этики (2). В первом твари вменяется греховность по самой её природе – как имманентно присущая её онтологии; во втором зло утверждается как природно-должное, закономерное.

На первых страницах Библии повествуется о творении мира – в нескольких этапах, каждый из которых заканчивается словами: «увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1:8). Мир, творение есть благо, есть благой дар Благого Бога. И пространство, и время, и свет, и даже тьма (до грехопадений) есть, и «это хорошо».

Отсутствие в сознании или потеря им понимания исключительности этических противоположностей ведет к этико-негативной окрашенности категорий онтологических, по своему изначальному смыслу хороших или, по крайней мере, этически нейтральных. Так, пространство есть чистая распростёртость, дающая возможность покоя и движения и переходов от покоя к движению и обратно. И мир, и тело человека пространственны, и «это хорошо», потому что таким творение замыслил и осуществил Сам Господь. Но можно начать мыслить пространство как «смерть имени и распятие его» [6], а материю как состоящую из «внутренно враждебных и злых, внешне, абсолютно и механически скованных тел и их частей» [4, 439]. Но ни тварь как таковая, ни её свойства – пространство, время – не противостоят Богу. Богу, Его Святости противостоят только зло, грех, коренящиеся не в плоскости онтологии, но на осях этической свободы ангелов и людей.

Категории абсолютного и негативного неустранимы из мысли, априори присутствуют в любом мировоззрении. Сознание, безумно лишая в своей мысли Абсолюта абсолютности, наделяет абсолютностью не-абсолютное. Апостол Павел лаконично сказал: «Они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца[3]» [курсив  Ю.П.] (Рим. 1:25). Логику подмены вскрывает мысль Бориса Вышеславцева: «Если зачеркнуть Абсолютное, то всё оставшееся релятивное превращается в единственную, последнюю и исчерпывающую, т.е. абсолютную, реальность <…> Если устраняется подлинное Абсолютное, то тотчас на его место выступает заместитель, объявляющий себя Абсолютным» [10, 134].

Подобная подмена происходит с категорией негативного: «Из-за общего стирания религиозной картины мира ужасные вещи переняли многое от того, что раньше относили к нечистой силе» (В.В. Бибихин) [13, 169]. Так – в сознании – этика, не находя себе выхода в особом своем измерении бытия, производит «перекодировку» онтологии в негативном ключе, этически поляризуя нейтральные оппозиции и вменяя бытию, материи, пространству, времени и т.д. – категорию испорченности, «греховности».

Второе искажение – релятивизация этики – выражено, например, в таких словах: «и на солнце есть пятна», «всё относительно», «зло, как тени, выявляет свет добра»[4] и т.д.  Этими словами зло «узаконивается», получает «легальную прописку» в нашем бытии. Релятивной этике противоположен императив Христа: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). Человек призван жить всегда и только в сторону большего света, добра, любви, не саморедуцируясь к меньшему, худшему – в какой бы точке «дна» он ни находился..

С точки зрения частной субъектности человека или группы людей, то или иное решение, поступок, действие может расцениваться как «хорошее» или «плохое» в зависимости от «системы координат» выносящих суждение. Поэтому на внешне-историческом плане правда и неправда переплетаются до кажущегося смешения. Но с абсолютно объективной точки зрения Святого Бога, каждое решение, действие или поступок для человека или группы людей являются нравственно определёнными. Эту определённость являет голос совести, приобщающий сердце Божией благодатью к видению мира и жизни «глазами икон», по слову Константина Кинчева [14].

Относительность множества точек зрения в восприятии людьми добра и зла не делает относительными само добро и само зло, но наоборот, указывает на присутствие в нашем сознании категории абсолютного нравственного камертона, относительно которого мы и понимаем и чувствуем ту или иную степень неправды. В области геометрии подобное соотношение дает совершенная фигура шара, являющегося единственной самотождественной во всех ракурсах формой, относительно которой только и могут все другие формы восприниматься как в той или иной степени приближающиеся или отдаляющиеся от абсолютного образца[5].

В нравственном отношении таким «камертоном» для христиан является Четвероевангелие, и шире – Новый Завет и Библия.

В отличие от бытийной диалектики, дающей синтезы различных противоположностей, в этике невозможно дать синтез добра и зла. Добро и зло принципиально и абсолютно не синтезируемы, хотя и переплетаются, не смешиваясь, в конкретной истории мира и человека.

Святоотеческое определение зла как не-сущего в отличие от сущего добра, не может быть адекватно интерпретировано в диалектических построениях о взаимных переходах бытия и небытия и тождестве их в становлении.

Этика основана на законе исключённого третьего: добро есть добро, а зло есть зло; онтология – на диалектическом различии в тождестве [4, 430]. Онтология: и то, и это, и единство их. Этика: или то, или это, и третьего не дано. На вертикали Креста: «И – и», и Бог, и человек; и Вечность, и время. На горизонтали Креста: «или – или», или зло, или добро; или смерть, или Жизнь; или ад, или Рай.

Онтология – диалектична, этика – антиномична. Онтология жива «интуицией целого» [8, 138] бытия. Этика говорит о ценностно-нравственном разрыве. Этика и онтология не сводимы друг на друга. Противоположности этики – взаимоисключающие, не могут быть синтезированы, это антиномии[6]. Противоположности онтологии – взаимодополняющие, и предназначены к синтезам. Диалектизация этики чревата потерей различения добра и зла; формализация онтологии через закон исключённого третьего – сведением живого целого мира на механизм[7].

В чем состоит принципиальное отличие диалектической противоположности от антиномии? В диалектике борьба противоположностей увенчивается их синтезами. Антиномическое противостояние не имеет синтеза и не приводит к нему. В антиномии есть два взаимоисключающих утверждения, два несовместимых полагания, не могущих быть отождествленными, смешанными. Добро и зло – этическая антиномия, а не диалектическая противоположность. Это антиномия свободы, ведущая к абсолютно-предельной противоположности вечного «Да» жизни с Богом в Божьем Царстве и вечного «Нет» ада.

Человеческий выбор между добром и злом есть тайна свободы[8], непознаваемая в категориях диалектической необходимости, закономерности, причинности и т.д. Если равно возможно спастись и возможно погибнуть, то нет и не может быть никакой заведомой предрешенности ни к гибели, ни ко спасению – ни со стороны человека, ни со стороны Бога. И любая предрешенность в ту или иную абсолютную сторону обессмысливала бы ценность человеческих усилий и значение Божьего Промысла, обесценивала бы саму уникальность синергии Бога и человека в жизни и истории.

Как жених и невеста вступают в семейный союз для будущего счастья в мире и согласии, не думая о риске развода – так Бог творит человека для таинства взаимной с Ним вечной любви, и верит в каждого человека, в его благой выбор. И от зачатия и рождения неведомо то, что откроется после смерти и в конце времен: итог человеческого пути, молитв о спасении при жизни и после смерти, решений Божьих Справедливости и Милости. Но в каждый конкретный момент земной человеческой жизни Бог знает целиком и полностью духовное состояние сердца человека, видит духовный вектор его устремлений и знает, какова будет его вечная судьба, если он умрет сейчас. И посылает кончину в наилучший для человека день и час – чтобы вечная мука была как можно слабее, если он выбрал зло, а вечное блаженство – как можно более полным, если он выбрал Добро. Такой смысл можно увидеть в строках, сказанных Виктором Цоем в песне «Спокойная ночь» (см. рис. 2) [15], по духу звучащей как молитва об усопших:

Те, кому нечего ждать, отправляются в путь
Те, кто спасён, те, кто спасён.

Рис. 2. «Небесный пастух» (рисунок на песню Виктора Цоя и группы Кино «Спокойная ночь»)[9]. Ю.А. Погудин

 Бог не обесценивает пространство, бытие мира Своим вездесущием, и не обессмысливает время, не уничтожает свободу человека Своим всеведением. Свобода реально есть, и время реально есть. Реальна его уникальность и неповторимость, выражаемая в словах: «могло бы быть иначе», «как хорошо, что произошло именно так». Время есть множество реальных развилок, прохождение через которые прокладывает неповторимый маршрут судьбы. Ответы всë знающего наперед Бога становятся новыми и уникальными событиями в духовной жизни человека.

Время есть для Бога, потому что Вечный Бог и создал время как свойство и состояние мира, и Сам, Безсмертный, став человеком, могущим умереть, вошёл в поток исторического времени, умер на Кресте и воскрес.

Правая рука Христа и диагональ нижней перекладины Креста указывают в сторону покаявшегося разбойника, в сторону Добра. Вертикаль и горизонталь Креста символизируют два плана, два измерения – бытийно-диалектическое и этико-антиномическое. Крест образует «духовные координаты», внутри которых совершается абсолютный этический выбор человеческой жизни – уникальный и определяющий образ будущей Вечности.

Когда человек стоит лицом ко Кресту, то в груди у него сердце смещено влево (для него) – и в сторону правой руки Христа. Само положение сердца соответствует движению в сторону правой руки Христа, указывающей путь к Добру.

Таким образом, Крест Христов защищает нас от смешения этических и онтологических противоположностей, от поставления их на одну «плоскость», и символически указует на чёткое и принципиальное их разграничение, несводимость друг на друга. Каждой области подобают свои методы описания, и не следует этику интерпретировать диалектически, а онтологию – расщеплять антиномически. Сама категория противоположения разнокачественна в зависимости от контекста – онтологического или этического. Так понимаемая символика Креста Христова оберегает и от манихейской демонизации природной материи, и от релятивизации области этики, а значит – освобождает совесть от барьеров на пути возрастания в различении добра и зла.

На конечные судьбы творений влияет молитва живых об успопших, ходатайствующая о прощении грехопадений к милосердному Богу. Мысль о ходатайстве ко Господу Иисусу Христу выражена в центральной части православного иконостаса – Деисусе (рис. 3) – молении Пресвятой Богородицы, пророка Иоанна Предтечи и всех святых за мир.

Апостол Павел завещал: «Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим 2:1-4).

Рис. 3.  Деисус. Иконописец Мария Родина[10]

 

Молитва Честному Кресту Господню [17]

Да воскре́снет Бог, и расточа́тся врази́ Его́, и да бежа́т от лица́ Его́ ненави́дящии Его́. Я́ко исчеза́ет дым, да исче́знут; я́ко та́ет воск от лица́ огня́, та́ко да поги́бнут бе́си от лица́ лю́бящих Бо́га и зна́менующихся кре́стным зна́мением, и в весе́лии глаго́лющих: ра́дуйся, Пречестны́й и Животворя́щий Кре́сте Госпо́день, прогоня́яй бе́сы си́лою на тебе́ пропя́таго Го́спода на́шего Иису́са Христа́, во ад сше́дшаго и попра́вшего си́лу диа́волю, и дарова́вшаго нам тебе́ Крест Свой Честны́й на прогна́ние вся́каго супоста́та.
О, Пречестны́й и Животворя́щий Кре́сте Госпо́день! Помога́й ми со Свято́ю Госпоже́ю Де́вою Богоро́дицею и со все́ми святы́ми во ве́ки. Ами́нь.

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

  1. Преп. Симеон Новый Богослов, Творения, том 1. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993.
  2. Лосев А.Ф. История античной эстетики, том 8, кн.1. – М.: «Искусство», 1992.
  3. Лосев А.Ф. Личность и Абсолют. – М.: «Мысль», 1999.
  4. Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение – М.: «Мысль»,
  5. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. – М.: Мысль, 1993.
  6. Лосев А.Ф. <Диалектика инобытия сущности: пространство>. URL: https://credo-new.ru/archives/1462 (Дата обращения:12.2024)
  7. Флоренский П.А., священник. Философия культа. Опыт православной антроподицеи. М.: «Мысль», 2004.
  8. Флоренский П.А., священник. Сочинения в четырех томах. Том 3 (1). – М.: «Мысль»,
  9. Лосский В.Н. Очерк мистического Богословия Восточной Церкви. Догматическое Богословие. – М.: Центр «СЭИ», 1991.
  10. Вышеславцев Б.П. Этика преображённого Эроса. – М.: «Республика», 1994.
  11. Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. – М.: «Республика», 1994.
  12. Федотов Г.П. Собрание сочинений в двенадцати томах. Том второй. – М.: Мартис,
  13. Бибихин В.В. Другое начало. – СПб: «Наука», 2003.
  14. Кинчев К.Е., Песня «Изгой» URL: https://reproduktor.net/gruppa-alisa/izgoj/ (Дата обращения: 28.12.2024)
  15. Цой В.Р. Песня «Спокойная ночь» URL: https://reproduktor.net/kino/spokojnaya-noch/ (Дата обращения: 03.01.2025)
  16. Льюис К.С. Хроники Нарнии. Последняя битва. https://pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=688 (Дата обращения: 28.12.2024)
  17. URL: https://azbyka.ru/molitvoslov/molitva-chestnomu-krestu.html (Дата обращения: 28.12.2024)
  18. URL: https://azbyka.ru/molitvoslov/molitvy-sv-pravednogo-ioanna-kronshtadtskogo.html (Дата обращения: 28.12.2024)
  19. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. URL: http://www.bulgakov.ru/pdf/Master-i-Margarita.pdf (Дата обращения: 22.03.2025)
  20. Худиев С.Л. Прославление Креста. https://pravoslavie.ru/77853.html (Дата обращения: 24.03.2025)

 

[1] Халкидонский орос Четвёртого Вселенского собора (451 г.)

[2] « – Ребенок! – прошипел он [Обезьян – Ю.П.]. – Глупый маленький ребенок! Иди домой к маме и пей молочко. Что ты понимаешь в таких вещах? А вы, остальные, слушайте. Таш это только другое имя Аслана. Старая сказка о том, что мы правы, а тархистанцы – нет, глупа. Теперь мы поумнели. Тархистанцы пользуются другими словами, но все мы имеем в виду одно и то же. Таш и Аслан – это только два различных имени – вы сами знаете Кого, поэтому между ними никогда не было поводов к раздорам. Вбейте это в свои головы, глупые скоты. Таш – это Аслан, Аслан – это Таш» (Льюис К.С., Хроники Нарнии) [16].

[3] «Язычество – прельщенность телом и тварью. В эпоху, когда оно в своей философии развивается до учения об идеях, оно дает эту прельщенность как систему идеализма. Но что такое идея? Идея есть смысл бытия. Бытие есть тело. След., идея есть смысл тела. Тело само по себе мертво, оно – антипод личности. Личность неповторима, тело – повторимо, формально-обще, тело – материал, слепой и глухой, осмысленный чем-нибудь иным. Стало быть, идея есть смысл мертвого тела, смысл слепого и глухого материала. Это значит, что идея – неличностна, недуховна, схематична. Но тело живет только идеей и смыслом, смысловой формой, ибо само по себе оно бессмысленно и бесформенно. Значит, в платонизме тело живет такой идеей, которая не есть идея чего-нибудь духовного или нетелесного, но телесного же. Сама идея нетелесна, но это идея – телесного. Идея осмысляет бытие только в смысле телесности, т. е. схематизма. Итак, кто признает существование только тела и для кого тело есть только тело, тот не может увидеть и самого тела в его подлинной жизни, а видит в нем лишь схему, так как всякое тело не может быть только телом; и в полной мере тело оно только тогда, когда есть и еще что-то, в отношении к чему оно – тело. Итак, культ тела и прельщенность телом диалектически приводят к проповеди тела как пустой схемы, тела как голого факта, которому несвойственно ничто личностное и духовное. Факт тела признается и поощряется, а смысл его отрицается. Такова диалектика всякого материализма. Такова диалектика и того вида материализма, который есть язычество. Такова, стало быть, диалектика и платонизма, если мы возьмем его так, как он реально существовал, без всяких западных привнесений» (А. Лосев) [5, 848-849].

[4] «Так понимает зло блаженный Августин: согласно его учению, зло в мире необходимо как диссонанс в музыке, который составляет необходимый элемент в гармонии целого, или как тень в живописи: ложась рядом со светом, тень составляет необходимое условие красоты картины как целого. Нетрудно убедиться в том, что и этот эстетизм содержит в себе кощунственную мысль о зле как о необходимом украшении созданного Богом мира. В этом качестве зло якобы нужно Богу, нужен грех, потому что он своим контрастом делает добро более рельефным, нужно и страдание, как эстетический контраст к блаженству. Вместо того, чтобы быть «оправданием» Бога, такая теодицея есть тяжкое против Него обвинение, ибо она представляет Его жестоким мучителем, для которого страдания твари служат предметом эстетического наслаждения» (кн. Евгений Трубецкой [11, 88]). Взгляду бл. Августина на природу зла вторит Воланд в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова: «Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?» [19, 410].

[5] Приводя пример шара из области онтологии для объяснения понятия нравственного «камертона» в области этики, автор ни в коей мере не отождествляет эти две разноприродные области, обосновать абсолютное различие которых стало задачей этой работы. Аналогия здесь говорит о метафизических подобиях разных областей Бытия, не означая их тождественности.

[6] В контексте этой работы автор понимает антиномию как принципиальную несовместимость и несинтезируемость двух противоположных этических начал – добра как согласия со святой волей Бога и зла как противоборства ей или игнорирования её. Эта несовместимость относится именно к объективной реальности, а не субъективному человеческому сознанию, могущему, по слову Лосева, психологически соединить всё, что угодно.

[7] О формально-логической «механизации» Бытия на основе закона исключенного третьего подробно и хорошо сказал Алексей Лосев [4, 434-437].

[8] «Грехопадения кто разумеет?» (Пс. 18, 13).

[9] Аудиокартина «Небесный пастух»: https://vkvideo.ru/video-218253384_456239049

[10] Фото иконы «Деисус» (храмовая икона для женского Иоанновского монастыря в Суре) публикуется с разрешения автора. Иконописная мастерская Марии Родиной: https://vk.com/ikona_maria

 

Loading