Скороходова Светлана Игоревна
Московский педагогический государственный университет
Доктор философских наук,
Профессор кафедры философия
Svetlana I. Skorokhodova
Moscow Teachers-training State University
Doctor of Philosophy
Professor of the Department of Philosophy
E-mail: si.skorokhodova@mpgu.su
УДК 94(47+57):325.2
К ВОПРОСУ ОБ АКТУАЛЬНОСТИ СОЦИАЛЬНО-ДУХОВНОГО НАСЛЕДИЯ РЕПАТРИАНТОВ МАНЬЧЖУРИИ
Аннотация: Статья посвящена вопросу о судьбе духовного наследия русской эмиграции в Маньчжурии. Проводится мысль о том, что важное историческое значение и миссия русского мира, оказавшегося в течение более полувека за пределами своего отечества после революции 1917 года, заключались в сохранении традиционных ценностей, православной культуры и национального самосознания. На примере уникального источника –– статьи М. П. Таут, показано, что Маньчжурия стала в силу обстоятельств «заповедником старой России», где жили и воспитывали детей в соответствующих понятиях и традициях. Утверждается, что репатрианты – свидетели и носители утраченной духовной культуры, но их опыт выживания и просветительская деятельность не были вполне поняты и востребованы. В заключении делается вывод, что в условиях современных духовно-нравственных проблем глобального масштаба и борьбы за многополярный мир социально-духовное наследие репатриантов Маньчжурии особенно актуально.
Ключевые слова: эмиграция, Маньчжурия, русский мир, национальная идентичность, духовная культура, православная русскость
TO THE QUESTION OF THE RELEVANCE OF THE SOCIAL AND SPIRITUAL HERITAGE OF REPATRIATES OF MANCHURIA
Abstract: The article is devoted to the fate of the spiritual heritage of Russian emigration in Manchuria. The idea is made that the important historical significance and mission of the Russian world, which turned out to be for more than half a century outside its fatherland after the 1917 revolution, was to preserve traditional values, Orthodox culture and national identity. On the example of a unique source –– an article by M.P. Taut, it is shown that Manchuria has become, due to circumstances, a «reserve of old Russia», where children lived and raised in the appropriate concepts and traditions. It is argued that repatriates are witnesses and carriers of the lost spiritual culture, but their experience of survival and educational activities were not fully understood and in demand. The conclusion concludes that in the context of modern spiritual and moral problems of a global scale and the struggle for a multipolar world, the socio-spiritual heritage of the repatriates of Manchuria is especially important.
Key words: emigration, Manchuria, Russian world, national identity, spiritual culture, Orthodox Russianism
В 1849 году А. С. Хомяков в статье «По поводу Гумбольта» писал: «История призывает Россию стать во главе всемирного просвещения, она даёт ей на это право за всесторонность и полноту её начал, а право, данное историею народу, есть обязанность, налагаемая на каждого из его членов» [5, c. 174]. Но не в блеске государственного величия и всеобщего признания, а в экстремальной ситуации выживания проявились особенности «русского духа», его «всемирная отзывчивость». Высказывание философа о том, что начнется новый этап мировой истории, в котором Россия и Славянство сыграют главную роль, было, действительно, отчасти реализовано, но самым неожиданным способом – в горниле страшного послереволюционного катаклизма, в «пограничной ситуации» выживания. Желая спасти Россию, русские репатрианты в большинстве своем стремились сохранить прежде всего свою духовную культуру и нравственные ценности, зажигая своим светом те народы, в среде которых им приходилось находиться [См. 4].
Вниманию читателей предоставляется статья М. П. Таут, репатриантки из Китая, – «Носители традиционных ценностей, православной культуры и национального самосознания – три поколения русских в Маньчжурии». Она родилась 24 мая 1936 года в семье русских эмигрантов. Ее дед по линии матери, полковник К. А. Попов, участник Белого движения, эмигрировал с семьей в Харбин в 1920 году, а отец П. П. Таут был эвакуирован в Китай из Владивостока в 1924 г. в составе юнкеров Корниловского училища. Её память сохранила разные исторические этапы жизни русских в Маньчжурии: и тот, когда в домах и учреждениях можно было видеть портреты Николая II, и когда Красная армия освободила Китай от Японской оккупации, и, наконец, годы жизни в Китайской Народной Республике уже с советскими паспортами. Несмотря на эти социальные перемены, русские жители Маньчжурии оставались носителями тех духовно-нравственных ценностей и культурных традиций, которые были «вывезены» из дореволюционной России строителями КВЖД, осваивавшими край, и преумноженные эмигрантами в 20-е годы.
После возвращения на родину в 60-ом году она окончила Педагогический институт иностранных языков, позже – психологический факультет и аспирантуру Ленинградского Государственного Университета по специальности «социальная психология» [1, с. 316.]. Она много работала в Советском Союзе и Новой России. Занималась переводами и прикладными социологическими исследованиями социальных проблем архитектуры и градостроительства, в дальнейшем перешла на педагогическую работу в системе высшего образования и повышения квалификации.
Ее перу принадлежат более 70 научных и научно-методических работ. Свою профессиональную деятельность она сочетала с изучением истории семьи и стремлением сохранить историческую память об уникальном русском мире, который более полувека существовал на территории Маньчжурии.
Ее квартира представляет собой небольшой архив, где бережно хранятся семейные иконы, документы (письма, фотографии, дневники, книги), а также пластинки, картины и дорогие как память предметы быта. Все это является для нее овеществленной памятью и стимулом для написания воспоминаний. Профессиональные интересы Маргариты Павловны, в частности, проявлялись в том, что ее внимание привлекали особенности образа жизни и поведения советских людей, которые во многом отличались от принятых в Харбине и наиболее четко были выражены в системе ценностей – основах воспитания. При этом репатрианты, по ее словам, чувствовали общность с советскими людьми, определяемую принадлежностью к единой русской культуре.
С изменением в нашей стране государственной идеологии и появлением свободной печати, репатрианты из Китая заявили о себе самостоятельными изданиями (газеты «На сопках Маньчжурии», «Русские в Китае», журнал «Русская Атлантида» и др.), Маргарита Павловна активно с ними сотрудничала, а также издала сборник стихов «Отзвуки», в котором значительное место занимало ее харбинское прошлое. В настоящее время она не оставляет свою творческую деятельность: публикует историю своей семьи, печатает воспоминания в «Русской Атлантиде» и выступает на конференциях, посвященных вопросам восточной эмиграции и близкому ей миру, носителем ценностей которого она является.
В данной работе Таут описаны три поколения русских людей, в силу исторических обстоятельств оказавшихся на территории иностранного государства, но получивших возможность сохранить свои традиционные ценности, православную культуру и национальную идентичность, несмотря на революционные потрясения и идеологические преобразования, происходившие на исторической родине. Когда они приехали в Советский Союз, то оказались в очень изменившейся среде, отрицавшей многие основы русской исторической традиции. Выработанный за годы эмиграции иммунитет позволил им найти свое место в новых для них социальных условиях и одновременно сохранить те духовно-нравственные основы, которые их сформировали.
В послеперестроечный период, с появлением демократических свобод, Россия получила возможность восстановить историческую преемственность, вернуться к православным истокам своей национальной культуры, традиционным духовно-нравственным ценностям, формируя на этой основе самосознание жителей Новой России. В это же время на наше Отечество было оказано мощнейшее воздействие, противостоящее созданию суверенного государства и укреплению национального самосознания, травмированного распадом СССР. Западные идеологи использовали все возможные средства воздействия на человеческую психику, стараясь дискредитировать не только достижения Советского Союза, но и историю дореволюционной России, чтобы противостоять формированию национальной идентичности и патриотических чувств жителей современной России. Результаты этого воздействия получились не однозначными.
Отдельные представители нашего общества стали агентами их влияния, оказавшись восприимчивыми к этой агрессивной пропаганде (в том числе некоторые представители педагогической, художественной и научной интеллигенции). Однако у большей части населения это вызвало подъем русского национального самосознания. Но внутренняя оппозиция в то время не была внешне оформлена. И тогда пришлось обратиться к интеллектуальному и культурному наследию прошлого, хранителями которого оказались в том числе и харбинцы. Стали возникать разрозненные представления о феномене послереволюционной эмиграции, появилась проблема восприятия её духовной составляющей.
Воинствующий атеизм настолько деформировал наше сознание, и наше бытие, что многие духовные ценности были утеряны и забыты. В Советском Союзе произошла подмена доминанты духовных ценностей, присущая русской православной культуре, материальными, результаты которой мы пожинаем по сегодняшний день. По словам некоторых харбинцев, большинство воспринимают православие только с обрядовой стороны, тогда как церковные праздники в годы эмиграции были органической частью жизни, которая давала возможность русской диаспоре устоять. Стремления репатриантов укрепить интеллектуальные и нравственные устои, сформированные в дореволюционной России и целенаправленно искоренявшиеся на Родине после революции 1917 года, способствовали выживанию даже в условиях тяжелейшей нужды и лишений.
В современную эпоху, когда в западном мире насаждаются либеральные ориентиры, которые уничтожают духовно-нравственные основы традиционных религиозных культур и одновременно размывают понятие национальной идентичности, препятствующее созданию однополярного мира, специального внимания заслуживает исторический опыт восточной эмиграции, сохранившей православные начала жизни, историческую преемственность и национальное самосознание на протяжении жизни трех поколений и при разных политических режимах [См. 3]. В Харбине, по мнению Таут, было больше возможности для сохранения «православной русскости». Современные специалисты рассматривают дальневосточную эмиграцию как уникальную ветвь русской культуры, без которой не мыслима ее целостность [См. 6, с. 115].
Исследователь Л. П. Муромцева, в частности, поднимает вопрос о тернистом пути возвращения историко-культурного наследия русской эмиграции 1920–1950-х годов на родину, куда вошло и все то, что бережно хранилось «после шквала революций и войн» [2, с. 178]. По ее словам, только в 1990-е годы исследователи, а затем и более широкие слои населения смогли получить доступ к этим материалам [См. 2]. Но если с документами и их интерпретацией возникали сложности, то была (и остается) возможность общения с теми, для кого мир Белой эмиграции – живая реальность.
Именно репатрианты, унаследовавшие менталитет своих пращуров, написанные ими воспоминания являются тем мостом, с помощью которого можно подойти к пониманию вклада эмиграции в сохранение русской культуры и духовности, а также к вопросам восстановления утраченных ценностей.
Суверенитет нашей страны может быть обеспечен только на основе восстановления социальных и духовных исторических основ, силу и жизнеспособность которых доказали на своем опыте в том числе и эмигранты Маньчжурии. Их уникальный опыт определенно будет полезен при сложившейся международной ситуации, в борьбе за многополярный мир. Важно не только достойно принять эстафету сохранения и распространения наследия прошлого своего народа у тех, кто смог его пронести через всю свою жизнь, но и возродить лучшие интеллектуальные и духовные традиции русского мира для будущего процветания нашего отечества.
Литература
- История в судьбах российских родов. М.: ООО «Буки-Веди», 2020. 320 с.
- Муромцева Л. П. Наследие русской эмиграции: Возвращение на родину // Россия и современность.2017. № 2. С. 117-193.
- Скороходова С.И. Мост над пропастью: к вопросу о судьбе духовного наследия русской эмиграции в современной России // Педагогика и просвещение. 2022. № 1. С. 18-30. DOI: 7256/2454-0676.2022.1.37317
- Скороходова С.И. Славянский вопрос и сербско-русское содружество в 20–40-х годах ХХ века в Королевстве Югославия / С. И. Скороходова, О. Топалович, Т. Миленкович, М. Обрадович; под ред. С. И. Скороходовой. М.: ИД «ФОРУМ», 2017. 272 с.
- Хомяков А. С. Полн. собр. соч.: В 8 т. М., 1900. Т. I. 417 с.
- Шпилева А. Н., Лазарева С. И. Вклад восточной ветви российской эмиграции в сохранение отечественной культуры (20-30-е гг. ХХ века) // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2009. № 2 (9). С. 110-115.
Таут М. П.,
социальный психолог, социолог.
НОСИТЕЛИ ТРАДИЦИОННЫХ ЦЕННОСТЕЙ, ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЫ И НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ – ТРИ ПОКОЛЕНИЯ РУССКИХ В МАНЬЧЖУРИИ
В соответствии с договором между Китаем и Россией о строительстве КВЖД, заключенным в 1896 году, на территории Маньчжурии был создан уникальный русский мир. Строителей, приезжавших из разных концов Российской империи, призывали не на временные заработки, а на освоение края в пределах так называемой «полосы отчуждения». Обустраиваясь на новом месте, они создавали свой жизненный уклад на основе духовно-нравственных ценностей и культурных традиций, вывезенных из дореволюционной России. Этот островок традиционного русского мира сохранялся на протяжении ряда десятилетий, несмотря на революционные потрясения и жесткие социально-экономические преобразования, происходившие на исторической Родине.
Военная белая эмиграция и беженцы, прибывшие в Маньчжурию в 1920-1922 гг., оказались в наиболее благоприятных, по сравнению с другими эмигрантскими центрами, условиях. Для выживания на новом месте им не требовалось знание иностранного языка. Дети могли получать образование по программам прежних российских учебных заведений. Не сразу удавалось найти необходимый заработок, но можно было искать себе применение в любой сфере деятельности. Харбин, промышленный и культурный центр освоенного края, не смотря на многочисленное китайское население, являлся, по сути, русским городом. С притоком эмиграции кадровый потенциал Маньчжурии был пополнен квалифицированными специалистами разного профиля, включая представителей науки и творческой интеллигенции. И главное: эмигранты попали в ту привычную для них духовно-нравственную атмосферу, которую утратили на Родине, – можно было снова чувствовать себя русскими и сохранять традиционный жизненный уклад.
После передачи в 1924 году управления КВЖД правительству СССР, с появлением в г. Харбине советского консульства, стало возможным иметь советское гражданство. Среди русского населения возникали политические разногласия (их содержание и формы выражения выходят за рамки рассматриваемой темы), но при этом город в целом продолжал жить по установившимся традициям, и «безбожных пятилеток» не было. Когда в СССР взрывали храм Христа Спасителя, в Харбине построили новую Свято-Алексеевскую православную церковь.
С возведения храма начиналось создание любого нового населенного пункта на линиях КВЖД, а каждое важное дело – с молитвы или молебна. Например, по традиции служили молебен перед началом учебного года и не только в средних учебных заведениях, но и в главной «кузнице» инженерных кадров – Харбинском Политехническом институте.
Родители с малолетства учили детей молиться и поясняли основы веры. Я помню, как в дошкольном возрасте Великим постом мне читали «Священную историю для детей» с великолепными иллюстрациями Доре. В средних учебных заведениях обязательно преподавался Закон Божий.
В церкви благословлялись и оформлялись все основные этапы человеческой жизни. У моих родителей свидетельство о браке оформлено и выдано в храме, у меня нет другого документа о рождении, кроме выданного в Св. Алексеевской церкви при крещении. Эти документы имели юридическую силу, и при отъезде в Советский Союз были заверены Генеральным консульством СССР. Советские граждане Маньчжурии, обязанные регистрировать брак и рождение детей в консульстве, редко этим ограничивались: обычно венчались и крестили детей. Бракосочетание в харбинских храмах проходило очень торжественно. К этому событию относились не как к формальному, красивому обряду, а как к необходимому Божьему и родительскому благословению. Очень достойно церковь провожала православных людей в последний путь: когда после отпевания белый катафалк, запряженный лошадьми, в сопровождении священника, родных и близких покойного, медленно направлялся к кладбищу, заметившие процессию православные прохожие останавливались и крестились, при этом мужчины непременно снимали головной убор. Кладбищенский храм встречал покойного специальным погребальным звоном. После погребения провожавшим полагалось помянуть усопшего кутьей, но трапеза в память покойного не была обязательной, а возлияния на ней осуждались церковью.
Очень торжественно проходили основные православные праздники: Рождество, Крещение, Пасха и Троица. Их не отмечали, их переживали: атмосфера духовной радости ощущалась не только в храмах, но и в домашней обстановке и даже на харбинских улицах. О праздничных традициях много написано в воспоминаниях репатриантов из Китая.
Православие в Харбине не было простым соблюдением традиций. Вера лежала в основе мировоззрения, нравственных норм и понятия морального долга. Богатые предприниматели в Маньчжурии не отказывали в пожертвованиях на благотворительность: боялись греха и осуждения.
В качестве убедительного примера искренней веры можно привести случай из жизни известного в городе доктора Н. П. Голубева – большого друга нашей семьи. Он очень любил и чтил свою дожившую до глубокой старости матушку. Она была окружена заботой и находилась под постоянным медицинским наблюдением. Но, когда доктору стало очевидно, что медицина уже бессильна, он, стоя у её изголовья, стал читать «Отходную» (специальную молитву на время отхода души от тела), считая, что в этот момент это самое важное, что можно сделать для родного человека.
Православное население мирно сосуществовало с представителями других религиозных конфессий, а также с религией и традициями китайцев.
Неприятие русскими власти большевиков, наиболее выраженное у эмигрантов (этому есть подтверждения в эмигрантской прессе), не исключало любви к исторической родине, к ее народу, истории и культуре. Воспитание всех трех поколений русских в Китае оставалось неизменно патриотическим. Оно начиналось в семье с замечательных русских сказок, переложенных на доступный детям язык сказаниях о русских богатырях (была издана специальная серия недорогих, но хорошо иллюстрированных книг), а также с приучения детей к национальной музыкальной и танцевальной культуре. Вокруг рождественской елки традиционно водили с детьми хороводы под унаследованные от старших поколений напевы и стихотворные тексты. Дома, в танцевальных кружках и студиях обучали национальным танцам, и не только русским, но и других народов. Неудивительно, что на ученических праздниках мальчики могли сплясать русскую вприсядку, а девочки, в свою очередь, танцевать под «Барыню» и под «Светит месяц ясный». Воспитание продолжалось с помощью «Капитанской дочки» А. С. Пушкина и других произведений русской классики и, конечно, учебников истории, которые до 1945 года основывались на дореволюционных пособиях. Любители чтения могли расширить свои знания за счет исторических романов М. Н. Загоскина, В. С. Соловьева (Всеволода), Г. П. Данилевского и трудов историка С. М. Соловьева, которые были широко представлены в русских библиотеках города.
Огромную роль в патриотическом воспитании играли рассказы старшего поколения о покинутой прекрасной родине, ее природе, культуре, традициях.
О том, как молодежь, живущую за рубежом, учили любить родную страну, свидетельствует один примечательный факт. Директор русского дома (интернат для мальчиков из малообеспеченных семей и сирот), бывший морской офицер, К. И. Подольский установил обычай: после вечерней молитвы учащиеся делали общий поклон в сторону России, а потом слушали какой-нибудь отрывок из отечественной истории.
Раненое идеологией Коминтерна и борьбой со старым миром русское национальное самосознание в условиях общественной и культурной жизни в Харбине имело возможность восстановиться путем обращения к исторической преемственности. Освещались в прессе и отмечались важные события в истории и жизни страны: в 1937 году в ознаменование 100-летия со дня смерти А. С. Пушкина в Харбине был издан небольшой, хорошо продуманный сборник его произведений, включавший не только избранные стихотворения и прозу, но и подробную биографию поэта с воспоминаниями близких друзей о последних днях его жизни. Этот сборник стал любимой книгой для людей разного возраста.
Учащиеся харбинских гимназий, в последствии школ, носили форму, принятую в дореволюционных учебных заведениях. В соответствии с прежними традициями получение аттестата зрелости в гимназиях (а потом и в школах) завершалось торжественным «белым балом», на который выпускницы могли пригласить кавалера со стороны, даже если обучение не было раздельным. Настоящий бал в длинных платьях был мечтой всех старшеклассниц. В студенческой среде неизменно праздновали Татьянин день и тоже проводили веселые Татьянинские балы, о которых часто вспоминали представители более старшего поколения.
Ощущение связи с исторической Россией и ее дореволюционным прошлым имело особое значение для бывших военных. Защитники Отечества не только лишились заслуженных орденов и воинских званий после революции 1917 года, но и стали считаться классовыми врагами. В Харбине, как в центре восточной эмиграции, существовало отделение РОВСа (Российского общевоинского союза), куда входило большинство бывших офицеров. Политические цели, которые ставили руководители этой организации, не все ее члены полностью разделяли и не все верили в реальность их осуществления, но принадлежность к этой организации, как и к другим объединениям бывших военных (например, «Союз артиллеристов» и объединение выпускников Хабаровского кадетского корпуса) давало возможность общения в привычном кругу, позволяло услышать обычные когда-то обращения «господин капитан», «господин полковник», а также рассчитывать на моральную, а иногда и финансовую поддержку бывших товарищей по оружию. Это способствовало сохранению личного достоинства и национальной идентичности, в условиях, когда бывшие офицеры, не имевшие гражданской специальности, вынуждены были браться за любую работу. Мой дедушка по материнской линии, полковник К. А. Попов, участвовал в деятельности офицерского клуба при РОВСе, в частности, в проведении балов и танцевальных вечеров, поскольку еще со времен окончания Константиновского юнкерского училища в Петербурге, когда на выпускном балу он танцевал мазурку в паре с Матильдой Кшесинской, слыл хорошим танцором.
В 1938 году членами объединения выпускников Хабаровского кадетского корпуса было отмечено 50-летие со дня основания этого учебного заведения и проведен бал, в котором приняли участие семьи бывших кадетов и педагогов корпуса, в том числе сын генерала Г. А. Мандрыка с женой и мои родители. В центре фотографии можно видеть бывшего педагога-воспитателя с супругой.
Оккупация Маньчжурии японцами с последующей продажей им КВЖД привела в 1935 году к репатриации значительной части советских граждан, преимущественно служащих железной дороги. Для отъезжающих были созданы весьма благоприятные условия, но на Родине в 1937 году репатрианты подверглись массовым репрессиям.
Для контроля над остальным русским населением японцами было создано Бюро Российских Эмигрантов. Отказ от регистрации в нем означал существенное поражение в правах, поэтому многие из оставшихся советских граждан приняли статус российских эмигрантов. Но и при власти японцев сохранялся привычный жизненный уклад с праздничным перезвоном многочисленных русских церквей на Пасху, с красочной Иорданью на реке Сунгари в Крещение, когда к прорубленной в толще льда крестообразной проруби, перед ледяным алтарем и крестом с сидящем на нем голубем, из ближайшего храма торжественно спускался крестный ход в сопровождении хора, представителей других приходов, и начинался водосвятный молебен. А с высокого мощенного камнем берега представители других конфессий, включая японцев и местное население, с интересом смотрели, как молятся православные.
Русское духовенство сумело добиться для своей паствы освобождения от поклонов японской богине Аматерасу. Однако, в общественной и культурной жизни Харбина, а также в сфере образования, политическое влияние японцев присутствовало ощутимо. Например, для учащихся средних учебных заведений было введено правило перед началом занятий делать поклон в сторону японского императора, и с этим приходилось мириться. Сотрудничество с военными японскими организациями не одобрялось (претило национальному самолюбию), и, чтобы этого избежать, многие русские, особенно молодежь, стремились уехать в независимый от власти Японии Шанхай, в частности, туда уехали сестра и два брата моей мамы.
Победа Советского Союза над Германией и Японией привела к определенным изменениям в общественном сознании русских жителей Маньчжурии: коммунистическая власть сумела организовать народ на героическую борьбу за национальный суверенитет – значит, Россия жива. Хотелось узнать, какая она, новая Россия. Парад Красной армии на Соборной площади Харбина русское население встречало с цветами. В городе зазвучали новые песни, появилась советская печать. Красноармейцы с удовольствием заходили знакомиться в семьи местных русских, но этот естественный взаимный интерес представителей двух «разных миров» скоро был омрачен определенной настороженностью со стороны эмигрантов: осенью 1945 года органами СМЕРШа были произведены многочисленные аресты (с отправкой в лагеря) русского населения Маньчжурии, в том числе сотрудников БРЭМ, включая моего отца. При этом о судьбе репрессированных их семьям ничего не было известно почти десять лет, пока у многих не стал заканчиваться срок заключения. (Большинство репрессированных в 1945 году было реабилитировано в 90-х). Тем не менее, в 1946 году советский заграничный вид на жительство (советское гражданство) оформило практически все русское население, за редким исключением. Было создано Общество граждан СССР, при нём Союз Советской Молодёжи (ССМ) и юные активисты (Юнаки) организации по образцу комсомольской и пионерской, но атеистическое мировоззрение для них не было обязательным. Советское консульство стало проводить работу по идеологическому перевоспитанию бывших эмигрантов. Учебные заведения перешли на советские программы и учебники, Закон Божий теперь можно было изучать только дома или по частной договоренности родителей с кем-либо из духовенства и вне школы. Стали отмечаться советские праздники. Однако, основное влияние на переосмысление прежнего отношения к советскому государству оказывали не официальные мероприятия, а талантливые советские фильмы, патриотическая поэзия К. Симонова и М. В. Исаковского, и такие художественные произведения, как, например, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого. Признав с получением советского паспорта новую политическую реальность, бывшие эмигранты продолжали посещать храмы, в том числе учащаяся молодежь, за исключением, вероятно, особо рьяных и особо приближенных к консульству активистов. Детей продолжали крестить, а при вступлении в брак – венчаться. У очевидного большинства русских людей сохранялось православное мировоззрение и традиционный жизненный уклад, в который, однако, новый советский календарь внес свои коррективы. Новый год все стали встречать 1 января как официальный праздник, но преимущественно в дружеских компаниях, либо в клубе, ресторане. Главным семейным праздником он не стал. Елку дома по-прежнему зажигали в Сочельник вечером 6 января, но Рождество, поскольку оно часто приходилось на будний день, стали праздновать преимущественно в кругу семьи и близких. Христославить и наносить визиты уже не получалось. На Святках сохранялись детские елки и хождение в гости. Неизменно соблюдались традиции встречи православной Пасхи и подготовки к ней. Школьниками мы с радостью ходили освещать вербу, а потом, вместе со взрослыми, — к светлой заутрене.
Знакомство с советской идеологией и новой интерпретацией исторических событий проходило на фоне православного воспитания, заложенной с детства любви к исторической России, рассказов участников и очевидцев революции, Гражданской войны и пережитых репрессий. В частных библиотеках можно было познакомиться с трудами философа В. С. (Владимира) Соловьева, писателя Д. С. Мережковского и даже романами белого генерала П. Н. Краснова. Это позволяло сопоставлять информацию, делать осознанные выводы и формировать собственное мнение. В таких условиях молодежь училась думать и быстро взрослела.
Необходимость судьбоносного выбора возникла для русских в Маньчжурии в 1952 году, когда Советское правительство передало КВЖД Китаю примерно на 30 лет раньше установленного договором срока. Управление дорогой, деятельность связанных с ней учреждений и даже торговой фирмы «И.Я. Чурин и Ко» стали переводить на китайский язык. Резко сократилась возможность трудоустройства и получения образования на русском языке.
Существовала перспектива выезда в капиталистические страны (Австралию и ряд государств Южной Америки) при посредничестве международных благотворительных организаций. Но многие русские, особенно молодежь, хотели послужить Родине, и, когда в 1954-55 годах была предоставлена возможность выехать в СССР на освоение целинных и залежных земель, большая часть русского населения не просто этим воспользовалась, но и продемонстрировала высокий подъем патриотических чувств.
Необходимость выезда из Маньчжурии для русских объективно существовала, однако не в городские условия, а на освоение целины поехали не только романтически настроенная молодежь и привыкшие к работе на земле жители поселков линии КВЖД, но и люди умственного труда и творческих профессий. Уезжали целыми семьями с малыми детьми и стариками. Одинокие пожилые женщины приписывались к трудоспособным семьям, чтобы в Союзе встретиться с увезенным в лагеря мужем или сыном, либо с живущими там родственниками. Случалось, когда люди, имевшие визу в зарубежную страну, меняли решение и присоединялись к целинникам. Иногда даже разделялись семьи: одна часть уезжала на целину, а другая ждала визу за границу. На призыв ехать на целину откликнулись как потомки строителей КВЖД, так и военной эмиграции, а также сами участники Белого движения. Уехала, в частности, семья сына генерала В. К. Рихтера и семья сына генерала Г. А. Мандрыка. Уезжали также те, чьи средства к существованию не зависели от необходимости владеть китайским языком: домовладельцы, имевшие доход от квартирантов или домашнего скота и птицы, и даже богатые фермеры из Трехречья и других сельских поселений, продавая с убытком свою недвижимость, включая скот и лошадей, понимая при этом, что им больше не удастся восстановить свое хозяйство в прежнем объеме.
Патриотизм и чувство национальной идентичности, присущие русской эмиграции, победили опасения очевидных трудностей, ожидавших на целине, и страх перед возможными репрессиями. Люди хотели жить на Родине, не взирая на определенные расхождения с официальной советской идеологией, имевшиеся у многих бывших эмигрантов.
Если не рассматривать сугубо личные и семейные мотивы выезда в любом направлении, то все прочие аргументы, приводимые в обоснование выбора страны для переселения, можно обобщить и попытаться воспроизвести основные доводы «за» и «против» как в пользу предпочтения жизни на Родине, так и в пользу переселения за рубеж.
Ведущим мотивом отъезда в Советский Союз являлось желание жить в родной стране, быть причастным к её истории, культуре, трудиться на пользу Родине; дать молодёжи возможность получить высшее образование по любой выбранной профессии. При этом выражалась готовность пережить определенные трудности с надеждой на улучшения в перспективе, так как жизнь в стране налаживается. Не все полностью были согласны с советской государственной системой и идеологией, но принимали их как политическую реальность современной России, в которой надо научиться жить. Опасения вызывала антирелигиозная политика, ограничивавшая верующему возможности трудиться в некоторых сферах деятельности, но с учетом широких перспектив в стране надеялись найти выход.
Выезжающие в зарубежные страны объясняли свой выбор желанием «жить в свободной стране с высоким уровнем жизни и без «железного занавеса»». Неприятие советской государственной системы и идеологии сочеталось, как правило, со стремлением достичь материального благополучия, что, как свидетельствовал опыт уехавших ранее земляков, было вполне реально даже при малоквалифицированном труде. Людям хотелось иметь собственный дом и материальную обеспеченность. При этом они надеялись остаться русскими и воспитать русскими своих детей, принимая участие в жизни национальных общин, создаваемых при православных храмах. Осознаваемой проблемой было получение высшего образования, что требовало свободного владения языком и определенной материальной базы, а также непросто было найти работу по своей профессии: требовалось подтверждение квалификации по местным стандартам. Но люди надеялись решить эти вопросы со временем.
Уезжавшие в капиталистические страны руководствовались обычно как своими политическими убеждениями, так и желанием достичь материального благополучия, но в отдельных случаях выезд за рубеж имел исключительно идеологические мотивы. Вдова генерала Г. И. Зольднера, участника Ледяного похода, пережила разлуку с семьей очень близких друзей, уехавших на целину и предлагавших ей присоединиться к ним. Она отказалась, так объяснив свое решение: «Родины у меня нет: её отняли в 1917 году». Только через несколько лет ей удалось уехать к племяннику, живущему в Бразилии. Известный многим харбинцам генерал Н? Комаровский в 1946г. по идейным соображениям отказался принять советское гражданство. Будучи инвалидом, он тем самым лишил себя какой-либо официальной помощи со стороны Общества Советских граждан, жил в крайней бедности на эпизодические заработки от репетиторства по математике. Только к началу 60-х он смог уехать в русский Дом престарелых во Франции.
Столь различные точки зрения и мировоззренческие позиции обычно не порождали антагонизма между участниками дискуссии: люди уважали право другого иметь собственное мнение, даже если оно было противоположным твоему. На харбинском вокзале тепло провожали родственников и друзей, уезжавших как в ту, так и в другую сторону.
Трудно решаемые проблемы выбора жизненного пути и затянувшийся разъезд русского населения свидетельствуют о том, что история восточной эмиграции не закончилась вместе с ликвидацией БРЭМ и принятием в 1946 году советских паспортов. Эти проблемы, по-видимому, полностью не изжиты и до настоящего времени, если учитывать явление внутренней эмиграции и тот факт, что русские из Китая, уехавшие за рубеж, активно посещают Россию в качестве туристов и гостей, но постоянно жить на Родине не стремятся. Имеют место факты постоянного проживания в России потомков западной эмиграции, но они пока немногочисленны.
Советские граждане, уехавшие из Маньчжурии в 50-х – 60-х годах прошлого века, были последними представителями русского мира, созданного строителями КВЖД и преумноженного военной эмиграцией. Они оставались носителями традиционных ценностей и православной культуры, унаследованной от старших поколений, несмотря на советское гражданство и определенную трансформацию политических взглядов, обусловленных ходом истории. Не случайно призыв советского правительства ехать на целину русским в Маньчжурии был зачитан после пасхальной Заутрени во всех православных церквях. Это был самый надежный способ единовременно оповестить практически все русское население.
Приехав в Советский Союз, репатрианты достойно проявили себя сначала на целине, а затем, разъехавшись по стране, в самых разных сферах деятельности, как правило, успешно реализовавшись, они нашли свое место в жизни страны. Но обретенная Родина нередко давала повод осознавать, что репатрианты несколько другие русские по сравнению с теми, кто родился и сформировался в Советском Союзе. Например, бывших харбинцев очень удивлял вопрос, почему они предпочли нашу страну, а не поехали за рубеж.
Дело в различных основах воспитания, и эти «основы», если хотелось их сохранить, не всегда следовало открыто демонстрировать, пока в стране господствовала коммунистическая идеология.
Русские, уехавшие за рубеж, в частности в Австралию, стараются сохранить свою национальную и культурную идентичность в общинах, создаваемых при православных храмах и создавая свои собственные печатные издания на родном языке.
Куда бы ни забросила судьба русских из Маньчжурии, они везде являются представителями того уникального мира, который их сформировал. Этот удивительный, не забываемый ими мир воспроизводится в воспоминаниях, творчестве и специальных изданиях как репатриантами на родине, так и русскими, живущими в зарубежье, – для тех, кто хочет знать, чем и как жила восточная эмиграция, и понять, что утратил русский народ в процессе целенаправленной борьбы со «старым миром».
Русская эмиграция, покинувшая родину в результате революции и Гражданской войны, по своим убеждениям и отношению к родной стране коренным образом отличается от тех, кто уехал за рубеж в советское время и особенно тех, кто уехал из нее, сколотив капиталы уже в новой России. Если бы представитель бывшего белого офицерства услышал, что кто-то называет его Родину «наша Рашка», как это принято у эмигрантов последней волны, то он влепил бы этому субъекту полновесную пощечину, за неимением возможности вызвать на дуэль.
Литература
- Мелихов Г.В. Белый Харбин. Середина 20-х. М.: Русский путь, 2003. 438 с.
- Коростелев В.В., Караулов А.К. Православие в Маньчжурии. 1898-1956: очерки истории. М., изд. Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2019. 878 с.
- Таскина Е. П. Русские в Маньчжурии: страницы жизни [Текст]: очерки, воспоминания / Елена Таскина. — Москва: Изд-во МБА, 2012. 121 с.
- Таскина Е.П. Дорогами русского зарубежья: [мемуары] / Москва: изд-во МБА, 2007. 229 с.
- Таут М.П. «Храня в душе воспоминания…» // Русские в Китае, 2000, №21, с. 9-13.
- Таут М.П. О чем думается на святках // Русская Атлантида, 2008, №30, с.18-24.
- Таут М.П. Русский Харбин от Пасхи до Троицы // Русская Атлантида, 2014, №52, с.34-36.
- Чайкина-Борескова М.В. Трехречьинские зарисовки (с натуры) // Русская Атлантида, 2018, №70. С.40-51.
- Таут М.П. Доктор Голубев с близкого расстояния // Русская Атлантида, 2001, №5. С.15-21.
10.Таскина Е. П. Харбинский Русский Дом // На сопках Маньчжурии, 1999, №66. С.1-2.
- Лалетина Н.Н. Японцы. Огре, Латвия, 2016. 351 с.
- Мезин Н. «Тяньцзин, Харбин. Мое китайское детство и юность…»: [Электронное издание] // 2021. https://www.unification.com.au/authors/user/mezin2019/