Меньшикова Елена Рудольфовна. По ком стучит Хирш, или картельный сговор “псевдопросвещения” (на правах сатирическго дифирамба) 2. Фашитизация ‘культурой’

Меньшикова Елена Рудольфовна

Новый Институт Культурологии (Москва)

 кандидат культурологии, независимый эксперт, философ, теоретик искусства

Menshikova Elena Rudolfovna

New Institute for Cultural Research (Moscow),

Candidate of Cultural Research, independent expert, philosopher, theorist of art

  E-mail: elen_menshikova@mail.ru

 

УДК  – 1.1.117

 

По ком стучит Хирш, или картельный сговор “псевдопросвещения” (на правах сатирическго дифирамба) 2. Фашитизация ‘культурой’

 

Аннотация: «Отщепенчество» – это промежуточная культура. Современное «отщепенчество», пропитанное корпоративным духом, молится только одному богу – Обману, модусом (modus vivendi) своего существования считает триаду: удовольствие, желание, потребление – а потому пребывает на низшем уровне органики, для которой важным было (и остается) «буря и натиск» (по Дарвину и Шиллеру) – эмоции и насилие – те копья, что приводят своего колона (держателя) к успеху ‘примитивным способом’ – уподобляя среди подобных же. Первая книга об этой прослойке (типе) людей, которая так и называлась – «Отщепенцы», что дала определение, описав явление, что начало складываться в России после отмены крепостного права, была написана Н. В. Соколовым, полковником Генерального штаба и публицистом «Русского слова», но после ее издания в 1866 г. автора арестовали, а тираж уничтожили. По истечении полуторалетнего заключения в Петропавловской крепости Соколов был выслан в Астраханскую губернию, откуда сбежал, а в эмиграции примкнул к бакунинцам. Это еще одно свидетельство из «жизни вирусов» – критика социальных явлений приводит к оппозиции, что ведет к диссидентству, что планирует и проводит «по скайпу» контрреволюцию – как бы издалека – из шалаша Лонжюмо.

Отщепенчество, толкаясь в очереди робототехники за искусственным интеллектом, сводит всю цивилизацию к «потребительской корзине», надеясь виртуальностью снять головную боль, множа фармакологическую зависимость, развивая космический эскапизм, привыкая и не сопротивляясь искусственной еде и лени, подсаживаясь на иглу «блаженного безделья», и провозглашая манифестом поколения «праздность» как «последний довод королей», таким образом обретая для себя «сословие» – ранжир – привилегиями равное аристократии. И эта нехитрая упаковка «сливок общества» – так называемых элит – теперь доступно всякому благодаря анонимности, офшорным зонам, разнесенным одуванчиковым десантом по планете, ростовщическим офертам банков, профанации искусства и образования, распылению ширпотреба.

 

Ключевые слова: Сознание, «псевдопросвещение», «обращение Ума», «отщепенчество», смещение акцентов, Смысл, оптимизация культуры, «фашитизация ‘культурой’», «Кромешный мир», «человечность», сатирический дифирамб.

 

ON WHOM HIRSCH IS KNOCKING,

OR A CARTEL conspiracy of PSEuDO-ENLIGHTENMENT

(on the rights of a satirical dithiramb)

  1. Fascitization from ‘the culture’

     Abstract: “The Renegadeness” is an intermediate culture. The modern «renegadeness», saturated with the corporate spirit, prays only to one god – Deception, considers that the triad: a pleasure, a esires and a consumption – are modus (modus vivendi) of his existence, and therefore remains at the lowest level of organic, for which “storm and onslaught” (according to Darwin and Schiller) was important (and remains) – emotions and violence – those spears that lead their colonus (holder) to success in a ‘primitive way’ – likening among similar ones. The first book about this segment (type) of society, which was called “Renegades”, giving a definition, describing the phenomenon that began to take shape in Russia after the abolition of serf reform of 1861, was written by N.V. Sokolov, colonel of the general staff, journalist of the “Russkoye Slovo”, after the publication of which in 1866, the author was arrested, and the circulation was destroyed. After a one and a half years of imprisonment in the Peter and Paul Fortress, Sokolov was expelled to the Astrakhan Governorate, from where he escaped, joined the Bakuninians in exile. This is another evidence from the “life of viruses” – criticism of social phenomenon leads to opposition, which leads to dissidentism, that it plans and conducts counterrevolution – as if from far away – from Longjumeau`s hovel.

The Renegadeness, hustling and standing in line of robotics for artificial intelligence, reduces civilization to a “consumer basket”, hoping to sooth a headache by virtuality, developing pharmacological addiction, developing cosmic escapism, getting used to and not resisting artificial food and laziness, taking to the needle of “blissful idleness”, and proclaiming the manifesto of the generation “indolence” as “the last argument of the kings,” thus gaining for itself an estate equal in privilege to the aristocracy. And this simple packaging of “the bee`s knees” – the so-called elites – is now accessible to everyone thanks to anonymity, offshore zones, scattered on the planet by dandelion troops, usurious offers of banks, profanity of art and education, and spraying consumer goods.

      Key words: Consciousness, “pseudo-enlightenment”, “conversion of the Mind”, “The Renegadeness“, shifting of emphasis, Meaning, optimization of Culture, “fascistization from ‘The Culture’”, “Pitch-black world”, “humanity”, satirical dithyramb.

 

 

Итак, первую часть своего развернутого диалога с обществом мы посвятили «отщепенчеству» –  обозначению ‘актора’ современной действительности – реальности мрачной, ускользающей и расхлябанной – действительности, что вошла в свое «совершеннолетие», и скоро разменяет четвертак, но вместо того, чтобы стремится получить свой «гражданский статус»[1], продолжает сидеть на скамейке запасных, если не сказать иначе: на горшке немыслия. Этот тип нервно-ментальной деятельности как ‘социо-культурный феномен’ стал складываться во второй половине 19 века в России, и чуть ранее во Франции – после революционных бурь и социального катаклизма «народовластия»: «Отщепенцы – те, которые брались за все и не сделались ничем; учились всему: праву, медицине, естествознанию – и не приобрели ни чина, ни диплома, ни привилегии. … Проедая свои последние гроши, они проводят жизнь в поисках законов вечного движения и воздухоплавания, невиданного голубого цветка, белого дрозда, всего невозможного. Отщепенцы и эти беспокойные, жаждущие постоянного шума и волнений, воображающие, что они призваны выполнить некую миссию, совершить какое-то священнодействие, защитит какое-то знамя».[2] Русские (Н. В. Соколова) и французские (Валлеса) «Отщепенцы» вышли из печати в одном году – 1866, однако в действительности «первыми» родились французы – как «очерк» 1861 г., причем судьбы имели разные: в России их немедленно сожгли после ареста автора, а во Франции они были популярны, если говорить современным языком, но по сути роман Валлеса, продолжая реалистические традиции Гюго и Бальзака, вернул французской литературе сатирический тон Мольера, развернув перед читателями гротескный эшелон деклассированных элементов постреволюционной эпохи, за что его называли «художником богемы, неудачников и их каждодневной агонии» (Ж. Кларти)[3], и если продолжить воспоминания историка революции 1870-1871 гг. о этом «певце Улицы»: «Этот беспорядочный мир отщепенцев был его центром, местом изучения. Он любил бродить по молочным и наблюдать, как проскользнувший туда утопист, с карманами, набитыми рукописями, обмакивая свой сухой хлеб в какую-то жидкость, подаваемую ему вместо молока, мечтает амальгамировать Брута со Спинозой. Там были модели и симпатии Валлеса»[4], то перед нами невольно встает другой образ такого же вот аналитика улиц и «характеров» – правильно, Феофраста! О нем мы подробно писали.[5] И здесь только заметим, увлеченность великого схоларха перипатетиков[6] различными характерами, как и обязательное сопровождение к ним в виде ‘философского обобщения’, не канула в Лету – она позволила во 2 в. до н.э. возникнуть и начать бурно цвести римской сатире – жанру острому и жалу мудрому, что подхватила знамя греческой трагедии и долгое время замещала греческую философию,  но и не дала угаснуть «аналитической науке» после катастрофических изменений в социуме – в трудах Плутарха, Страбона, Дионисия Галикарнасского, причем последний в «Римских древностях» деклассированных элементов римской республики также выделял в отдельную группу, или тип людей, называя их «оборванцами», – во времена Феофраста (конец 4 в. до н.э.) этот подтип еще не приобрел должного масштабирования до уровня «класса», но зерна были, полагаю, как в любом полисе, и к республиканскому периоду – изгнания царей (270 г. до н.э.) – они разрастаются, и, обретая мощь «лесных братьев», пугают горожан не только своим видом, но и грабежом: «Толпа голыдьбы, у которой и мысли не возникало о том, что хорошо и справедливо, сбилась в кучу, введенная в соблазн неким самнитом. Вначале они вели жизнь, полную лишений в горах под открытым небом. Но когда решили, что они стали многочисленны и пригодны к битве, они захватывают хорошо укрепленный город, откуда начали опустошать набегами всю округу. Против них консулы вывели войско и без большого труда овладели городом. Наказав розгами и казнив зачинщиков бунта, остальных они продали как добычу» [D. XX. XVII. (20.9)].[7]  Из приведенной финальной цитаты историка для нас принципиально важным являются два акцента: 1) отсутствие «мысли, что хорошо и справедливо», и 2) захват города. Итак, оборванцы, что захватывают города, причем невежественные, с низменными инстинктами. Это ли не основная тема всех социальных утопий XX века и фильмов ужасов XXI века? Что это: предчувствие беды или осознанное проецирование и встраивание формулы ‘исторических переполохов’ в ментальную среду?

 

Заключительный фрагмент, которым словно обрываются «Римские древности», лаконичен своей информативностью – это сводка военкорра, что читается голосом генерала Конашенкова (не Левитана, поскольку суть ‘происшествия’ остранена дальностью исторического момента, то есть ‘слабоконтактна’ для восприятия, отчасти нестрашная, как бы чужая), короткое сообщение о несостоявшемся «полисе рабов», точнее имевшим место быть, поскольку о нем повествует историк, но кратковременного, когда «мужичье» – (‘сельские, деревенские’; ‘некультурные, грубые представители афинского общества, и потому имевшие права на земельную собственность’), деклассированное (без земельной собственности) и изнывающее от праздности, за попытку организации «полиса рабов», наказывается сверх меры  и  лишается гражданства, – и в этом его несостоятельность, поскольку «полис рабов» характеризуется как ‘временное явление’, за которым обязательно следует реванш и возмездие, практически предопределенное богами. И в то же время, эпилог «Римских древностей», как бы прерванный многоточием, явится разбитым зеркалом троллей, в котором отразятся современные диктаторы и соправители, что поступают аналогичным образом, пресекая возникновение не только «полиса рабов», но и любого «гражданского общества», посягающего на устои государства. И его же можно рассматривать как палинодию – покаянное стихотворение, ибо, возможно, в силу своего фатально-финального местоположения, усекалось и не воспринималось как ‘предостережение’ в назидание потомкам.[8] Это наше рассуждение еще времен собирания материала и написания работы о «схоластическом кентавре Утопия» поможет нам связать все ниточки в пучок (fascis – лат.), что неминуемо приведет к объявленному концепту «фашитизации ‘культурой’»[9].

Город в современных реалиях современной войны становится объектом «захвата» и «залога» – разменной монетой и местом сведения политических счетов. И в этой связи вопрос: кто захватил и подавляет горожан бывшей УССР? Для денотата «раб» Дионисий прибегает к разным словам и одно из них, например: греч.) – «сделавшийся рабом по праву войны» (пленник), что в греческом языке имеет и переносное значение: «подлый, низкий человек» (от   и соб. человеконогое животное)[10]. Но в волшебном (для меня) томе Вейсмана есть еще одно слово:  прил. «рабский, низкий, подлый, невежественный», и соответствующие им формы наречий.[11] И вот это последнее по смыслу сильно коррелируется с русским «опорки» – этимологическим словечком, что можно было встретить у Лескова или Гиляровского, но я услышала от своей бабушки, знатока русских пословиц и поговорок и меткой на язык, – словом опорками называли людей никчемных, низких, подлых в своем невежестве – «совсем пропащими»[12], кочующих парий – бродяг, лишенных всего социального. Словечко владимиро-суздальское, почти забытое. Вл. Даль фиксирует: «Опорный домъ? влд. позорный, распутный, домъ разврата».[13] Губернии совпадают – значит «словечко из детства» проросло – для него была почва и место, и даже «землепашцы», что позорным образом растлевали души (свои и чужие), жили в беспамятстве человеческого опустошения и оскудения – существовали в рабстве своих недугов и заблуждений, подличали, становясь полными отщепенцами в обществе – порицаемыми, словно цыгане (кстати, именно во Владимирской области было значительное расселение цыган). И что удивительно: в пещере греческих самоцветов Вейсмана мною был обнаружен исток – [14] что имеет родственные связи даже с ключевым термином античной философии – апорией (‘противоречивое суждение, таящее в себе сомнение или  логическое затруднение’). И здесь для нас важна не только атрибуция слова, обнаруживающая взаимопроникновение в иной язык, но сохранение – как лингво-исторический прецедент – смыслового денотата «никчемный оборванец», что метафорически – через Образ Понятия – может царить и парить в различных языковых группах, – словом, «совсем пропащие» опорки, оборванцы, отщепенцы могут поджидать вас от Калькуты до Сан-Диего, и при этом гордясь свои видом и положением – нищие с гонором Гамлета, саркастичные и шипящие гневом,  полагаю и Шекспиру, и Сервантесу (и не только им) они были знакомы как тип городского «деклассированного элемента», ставшие таковыми по воле рока, войны или роду племени.

И вот после французских революций в этот сегмент «ненужности и отчаянной подлости» попадает интеллигенция – опустившаяся, что сама себя «распускала» по ветру и на волю заблуждений и увлечений (своих и чужих), становящаяся люмпенпролетариатом. Огюст Бланки так характеризует их: «Эти деклассированные элементы, являющиеся невидимым орудием прогресса, служат скрытым ферментом, вызывающим глубокое брожение в массах и не дающим им впасть в состояние маразма. Завтра они составят резервную армию революции».[15] Так и было! И разве это описание не вызывает горькой ретроспективой картинку ‘военной хроники’ от Галикарнасца?  Что творили революционеры с городами Франции? Обобществляли! Превращали в «полисы рабов», или ‘города оборванцев’ – прибежища невежественного мужичья, праздного и обнищалого. А разве не так было у нас после трех русских революций, интервенции и гражданской войны? Именно, пока в стране не ввели систему охлаждения и очищения – ‘тотальную трансформацию’ всех систем жизнедеятельности Российской Империи. И в первую очередь «очищали» самого человека – повышая его статус (звучит гордо!),  цели и задачи, наделяя ответственностью за страну, при всеобщем равенстве и бесплатном образовании (среднем – обязательно).

А что сейчас в странах Европы? Разгул каких оборванцев, каких отщепенцев превратил сверкающие богемным и респектабельным шиком города (буквально совсем недавно) в клоачное место, окутанное зловонием мусора, тесное от опустившихся пассивно-настроенных людей (я видела Лондон (2017/18), Сан-Диего, Нью-Йорк (2017), Афины (2013/2019), Вену (2014)) за какие-то пару лет. После Covida-19 и нашествия мигрантов с разных областей и широт апатия переродилась в агрессию, и этот чужеродный натиск на людей иного социального статуса напоминает не только фильмы о зомби, устрашая картинкой вселенского «полисного рабства мертвых душ», но отсылает напрямую к цитате П. Валлеса из очерка «Мертвецы»: «В этой жизни кроется опасность. Нищета без знамени приводит к нищете со знаменем и объединяет разрозненных отщепенцев в армию, насчитывающую в своих рядах не столько сыновей народа, сколько сыновей буржуазии»[16]. Опять прозрение? А кто организовывал и проводил «протестное движение» (бунты большие и малые), что прокатилось не бутафорской повозкой Смерти по всей планете? Они – сыны буржуазной отщепенческой братии! «Жуткий хоровод живых мертвецов»! – так сопровождает свое восприятие стиля Валлеса писатель Поль Сен-Виктор. – «Это трагический роман пасынков общества и парижских париев, неудачливых художников, уволенных учителей, непризнанных поэтов, изобретателей, своей химерой увлеченных в бескрайнюю степь».[17] Заметим, через полтораста лет эта «степь» обернется ‘пустошью блуда’ c постоянной переменной  перекати-полем гендера. И это «бегство от общественных традиций и законов», по мнению Сен-Виктора, участников забега ведет именно в братскую могилу, кидает отщепенцами забвения: «Кровь и желчь в красках Валлеса, – его офорт жжет, как купорос. Гротескные и жуткие типы этого племени голодных.. то смеются спартанским смехом, в то время как голод грызет их внутренности, подобно лисе, спрятанной под хитоном эфеба, то корчат экстатическую гримасу, одни бессмысленно усмехаются, другие – рыдают…» [18]. И при всей своей «потрясающей правдивости»  и сочной метафоричности, книга Валлеса не содержит в себе расширительного толкования «отщепенчеству», не дает ‘философского обобщения’ этому явлению, становящемуся к середине 60 гг. XIX в. социо-культурным феноменом, и при этом не включает в эту социальную группу рабочих и переезжающих в города жителей деревень. Но именно это сделал русский царский полковник: дал характеристику явления, обобщив в единую социальную группу. По Соколову, отщепенцы всех времен и народов «не только не скрывали причин своего разрыва с настоящим, но громко указывали на них и объясняли, почему он не хотят оставаться на общих путях, и говори обществу о гнилости и ветхости его основ».[19]

Конечно, Н. Соколов прочел очерк Валлеса, и полагаю одним из первых, поскольку проблема «деклассирования общества» после Отмены крепостного права (1861) стояла очень остро, и обостренное чутье исследователя подсказало, где искать ответы: на сопредельных территориях – за границей империи – там, где аналогичные события уже произошли, успев «наследить» и «закошмарить», если не выразиться точнее, «заклошарить» социум. Дворянское сословие, куда входили и высшие офицерские чины, владея не одним иностранным языком, выписывали различную периодику, в том числе и иностранную – обычное дело вдумчивого образованного русского, начиная с  последней трети XVIII в. По замечанию переводчика первого русского издания Валлеса, П. С. Неймана, первые три страницы «Отщепенцев» Соколова представляют собой почти буквальный перевод первых страниц очерка Валлеса, причем Валлес не только не назван, но даже не оговаривается, что это «цитата». Возможно, Соколов оказался под впечатлением художественной образности «французских отщепенцев», и, переводя, он словно проходил обряд «инициации», вбирал в себя магию парадоксального публициста, страстного оратора, поражающего точным образом словно боксер. В дальнейшем свое повествование Соколов разворачивает в социально-политическом аспекте – совершенно не развитом Валлесом – видимо, не только это были разные аналитические натуры, использующие разный ‘способ мышления’ и различные ‘языки говорения’ – отличные картины постижения мира, но и цели высказываний у них не совпадали.  Валлес, используя экспрессивную тактику эмоциональной образности, предпочел эзопов язык  без четкого обобщения происходящего – без социо-философского обоснования, что могло бы превратить французский очерк и в настоящий сатирический дифирамб современности.

А вот Соколову это удалось – за что его подвергли остракизму (Петропавловская крепость на полтора года, затем ссылка, побег и эмиграция), а тираж сожгли, словно Орленскую Деву. Да, торжественное вхождение в историю и в ноосферу! Удивительно: о том, что книги Соколова сожгли, я узнала из краткого замечания переводчика Валлеса, ведь П. Кропоткин, у которого («Записки революционера») я впервые узнала о бесстрашном аналитике ‘системных процессов’, ведущего бой с системой, сообщал только, что весь тираж был арестован, – конечно,  что ж делать  с «арестантом» без крови и плоти – только сжечь! И разумеется, ‘отщепенцы’ Соколова – это новаторы и социалисты, будущие революционеры-романтики – за ними он видит будущее, определяет в класс «пролетариев» – «истинных отщепенцев общества», видя предназначение отщепенцев в «отрицании существующего порядка грабежа и насилия».[20] Однако парадоксальные вещи случаются в неэвклидовом пространстве бытия! – поворот колеса и через век под знамена адмирала Флинта стекаются отщепенцы окраин и городских трущоб со всего мира ради «грабежа и насилия» – не ради социального равенства![21] Но «равных» в своем безрассудстве неясных желаний, смутной воле «желать большего», «бессознательном» выборе навязанной альтернативы ‘праздного существования’. Ни Соколов, ни Валлес, ни Кропоткин до такого «рабского» и «раболепного» состояния современного Человека, порабощенного страхами, разучившего думать и трудиться, не дожило – им не удалось поймать на кончик философического карандаша причуды ‘ментального помутнения’ ни пролетариев, ни интеллигенции, которых в равной степени можно определить в социальный пласт «опорки» – (греч.) – человек ‘нуждающийся, беспомощный, не знающий, как себе помочь’. Помните: нищета без знамени приводит к нищете со знаменем и объединяет разрозненных отщепенцев в армию (О. Бланки). Сейчас объявлена ‘Фиванская вражда’ (и уже ведется) – брошена перчаткой – одной стране (нашей) за неуживчивость и за ‘невосприимчивость’ к штандартам и стандартам «нищеты», то есть за право иметь самостоятельное мыслеизъявление, за иное мировоззрение – радостное и деятельное – за то, что образует иммунитет всякому отдельному Сознанию, ножи точат булатные, насылаются вепри и драконы. А что же мы? Мы предаемся анализу и делаем Смысл ярче.

Если признать, что современное общество представляет собой «аналогическую систему», по определению французского антрополога Ф. Десколя, то есть сообщество, в котором многообразие особенностей сплавлено воедино по принципу социо-космической соизмеренности, то остается признать, что именно в таких аналогических системах веками отработаны принципы «тотализации», отвечающие за кастовость, сегментацию на отдельные родственные группы и семьи. ‘Культурные индустрии’ развивают и упрочивают принципы такой тотализации: многообразие особенностей, индивидуальных порывов сплавляется под одним клише массового ‘низкого восприятия’ и опрощения различных институций (языка, искусства, образов и мифологем). Отношения строятся либо по принципам «обмена», либо «захвата» или «дара». В первом случае происходит преемственность, во втором – обнаруживается покровительство одного перед тем, кто предлагает себя в ‘жертву поглощения’, что, в свою очередь, обусловливает назревшую необходимость в производстве того, что служило бы средствами и орудиями воспроизводства такого мироощущения «со-подчиненности», бессознательного потребления готовых не смыслов, но симулякров – оберток, но не конфеток ‘познания’. И поскольку политтехнологи «креативных индустрий» заявляют без тени смущения, что «передавать знания бессмысленно»[22], то следует признать, что они уготовили нам одно единое пространство глобализма и постмодернизма, а для себя предпочли только одну сферу деятельности – жреческую. Именно наблюдая такое снисходительное «жречество» – от лица и в лице явных отщепенцев, ощущение ‘опрокинутости’ (иначе, антимира воплощенного в реалиях современного дня) обретает характер навязчивого синдрома – опять социо-культурная яма!

Современная культура демонстрирует бесстыдно и назойливо свои «опасные связи» и, словно следуя призыву героя «Трехгрошовой оперы» во имя ‘всеобщего просвещения’, развернула сеть кустарных хозяйств по обеспечению граждан «состоянием довольства и благодушия», развивающим приоритет самости над «Смыслом», заменившим катарсис легким всхлипом. «Все лгут!» и «Все на продажу!» – вот девизы педантичного пройдохи, что привели его на ступень Великого Инквизитора[23]. ‘Культурные индустрии’ претендуют на ту же роль, не меньше, поскольку представляют собой на современном этапе «чисто коммерческое дело», системное предприятие «лицемерных фраз и клише», штампующее симулякры и паразитирующее на безнравственности, законопослушности и невежестве. И вот  «Неспящий полис», программа развития современного мегаполиса – того самого, ставшего «полисом рабского послушания», раболепствующих невежд, прививает то ‘бесчестие, что в чести’ !  Быть в подчинении, быть управляемым, но сытым до изжоги, наполненным симулякрами как антибиотиками – до краев, но опустошенным, и, при этом, оставаясь в границах полу-знанья и в пределах полу-гуманизма, – такова стратегия ‘культурных индустрий’ на современном этапе. Причина, думается, в резкой смене приоритетов в самом этосе человеческого общежития, возникшей в результате перманентных революций 90-х и разорванной связи времен: поколения беспризорников при потерянных в смуте родителях – та самая генерация «П», что взыскует уже не истины и правды, но денег и праздности, тем самым человеческий потенциал остается гниющим в зародыше. Все это являет нам стратегию разбегающихся галактик – «индустриализация» культуры работает на бескультурье человека. Концепт «Неспящий Полис» поможет разобраться (отчасти, конечно, и не претендуя быть истиной последней инстанции) в закономерностях нестабильности бытия в ‘системе государства’, а наши рефлексии вполне обоснованы, поскольку имеют не только исторические обоснования, но яркие доказательства в герменевтике, многообразных видах искусства и феноменах культуры. И существующий в культурологии «конфликт интерпретаций» лишь подчеркивает, раскрывая, конфликты общественные, стратегические просчеты и антропологические недочеты культурной политики государства (посредством анализа произведений литературы, музыки, живописи), благодаря чему сама идея «неспящего полиса» стала реальна в своей безысходности – Москва с ее ночной иллюминацией денно и нощно – тому подтверждение…[24]

Два последних абзаца – это тезисы, чудом сохранившиеся, моего выступления 18.10.2011 г. на международной научной конференции «Культурные индустрии в Российской Федерации», с которого я начала свой предметный разговор на тему «трансформаций», однако  первой стала вести его именно Культура, вбрасывая, не спрашивая разрешения, «трансформеры-симулякры» идей и понятий, гипнотически воздействуя на восприятие и провоцируя Сознание на ‘со-подчинение’ чужим взглядам, видениям и заблуждениям, ставя чужой нос выше своего, приучая к умалению собственного мышления (Сознания), потрафляя импульсивному реагированию, эта «псевдокультура» отказывала Человеку в праве быть «человеком»: мыслить: осмысляя и осмеивая («остраняя» в Смехе) современную действительность, ратовала за отсутствие «мысли, что хорошо и справедливо», и, в конце концом, осуществила «захват города» раболепствующими опорками, что метят в Наполеоны, не вставая с дивана, поскольку  – ‘человек беспомощный’, «не знающий, как себе помочь». Можем только зафиксировать, как Феофраст когда-то, существование и подавляющее распространение этого подвида homo sapiens как «модификацию» нервной деятельности – характер, что приоритетом для достижения целей ставит «аморальность общества», в которой отсутствует функция «самосохранения», отчего «человек незнающий» не осознает, что безграничье возможностей и желаний приводит к аннигиляции пространства, в котором он обитает.

 

На одном политическом канале история Б. Якеменко буквально выкрикнул: «Что нам делать: они могут все, что угодно?! Они [разговор шел о ‘современном мещанстве’] так привыкли! Их так приучили!»[25]. Вот именно! – без крика – поддержим ведущего. Год назад вышла наша статья «Облачный полис Чумы, или категорический формуляр Воли»[26] и там мы впервые четко обозначили источник и пути прохождения «заразы»: современное отщепенчество живет по принципам Им. Канта: внутренний закон и звездное небо – «нравственность», что может оказаться ‘безнравственной’, и бескрайнее поле возможностей, что опахивает толстый кошелек (родителей, спонсоров, обманутых), могут не только творить чудеса с человеком! Они растворят в нем все «человеческое» – нивелируют, и это несмотря на то, что сам он будет ощущать себя «Царем горы» и Вершителем мира – категорически, как любит повторять другой ведущий (Пучков-Гоблин). Именно «категорический императив» снял барьеры и сомнения для многих, если не для большинства, при этом не наделил ответственностью и заботой о других – все позволено и разрешено благодаря ‘самости’  и ‘исключительности’! Помним-помним, Достоевский в «Бесах» подробно все изложил – переложил Канта на беллетристические струны, чтобы наглядно было, – и что же, помогло избежать «ямы»? Нисколечко! Якеменко продолжал сокрушаться: «Возникло пространство, в котором можно все! Печально, но они могут все, что угодно!…»[27] – да, так было, было всегда, просто масштабы выросли, а сопротивляемость ослабла, и «звереть» стали массового, и «озверин» выдают в аптечных киосках бесплатно – включи эфир и  – становись зеленым иль пушистым, будь кухаркой государства, будь кем хочешь – астрологом, политологом, управителем, дарителем! Только купи, что-нибудь у нас, «залезай на дерево вместе с нами»[28], развивай свои возможности! Вот только не никто не призывает познать свои «границы», в том числе и «границы дозволенного». Заметим, это «помышляемое» вами может и должно быть безграничным и долгим – на то человеку и дается и для этого развивается (самим человеком) Сознание. Кстати, о «мышлении». Вот еще один пойманный выкрик: «Мышление происходит во всей вселенной – нельзя локализовать, где происходит мышление!»[29] – с нашей стороны вспорхнула просто стая чаек недоумения: доколе каждый астрофизик или математик будет судить о метафизике Сознания? С этой оптимизацией Наука скатилась до мышей! Значит, физику позволительно вбрасывать в массы собственное «заблуждение», пардон, суждение о предмете, о котором может всяк только ‘судить да рядить’?! То есть дать «научное обоснование» не умеет – специализация у него иная – но вот подать «голос свыше» он может – его же «дерево» выше всех, он потому и Знает, знает, что человек может ‘мыслить’ руками и ногами – да хоть желудком! Правда-правда, проведите ради эксперимента хотя бы пару часов на TV и вы согласитесь, что человеком управляет именно желудочно-кишечный тракт, или так приучают думать, или уверены, что человек так и думает, ведь его «мышление» может находиться, где угодно, – так астрофизик Панов рассказывал, правда-правда.

Эта статья была задумана год назад – название, суть – самое начало СВО, к которому она не имела никакого отношения, но по факту, по факту судьбы оказалась связана нитями одного пространства – пространства русской культуры. Поводом для разворачиваемой темы «подлеца Хирша», или Хирш-оборванец, Хирш-порошайка или опоркин-Хирш – кому, как понравится! – и что уже оборачивается трилогией о хитроумном Хирше (по образу гомеровского Одиссея), послужил мой вольный сход/поход на конкурс вакансий в МГУ. «Конкурс» – для неофита, замечу, для людей бывалых – «процедура», – так вот он случился, как и было положено по расписанию: в конце февраля – начале марта – никто же не полагал, что вдруг надо всеми зависнет, словно НЛО, дирижабль СВО. Поскольку на тот исторический момент одна моя рукопись вышла из печати и уже распространялась, а другая – развернула свою верстку для проверки, то решено было опять (спустя шесть лет – письменная работа требует глубокого отчуждения – словно схима!) испытать судьбу: вдруг найдется работа, вдруг понадоблюсь? – и погрузиться вглубь этой формулы «конкурс на замещение вакансий». Мои «хождения» (числом пять кафедр), соблюдая «научный» регламент: от начала сбора всех документов и справок до включения в онлайн (да-да, конкурсы проходят теперь вот так: на вашем столе – все для вашего удобства!), мне напоминали похождения «бравого солдата» – то ли Швейка, то ли Чонкина – еще не определилась, но вот первые ощущения были таковы (фиксирую), что рука сама потянулась  – нет-нет не за сигаретой – правильно, к кобуре, которой нет, но потянулась, – ощущения были настолько сильны и полны возмущения все эти «безобразием», что захотелось описать сатирически – чтобы сжечь напалмом сатирического дифирамба весь наукообразный междусобойчик. Он и был написан в марте 2022 – первые наброски и штрихи к портрету этого самого Хирша-отщепенца, но я отвлеклась на насущное и важное:  статью «Фиванская вражда»[30], а потом и верстку книги («Миф: сопротивление материала. Троянский Терроризм»[31], что растянулась до июня – монография потребовала не переписки – нет – ничего не менялось, но я, месяц пребывая в оцепенении, вместе со всеми, следя за разворачивающейся военной операцией, постигая масштаб трагедии, что мною был предугадан  (в 2015) и, мало того, научно и теоретически обоснован (2017/18), постигая величину раскола в обществе – опять той самой социо-культурной яме – озлобляющейся чванливой трясине праздных негодяев, вдруг осознаю, что многие теоретические аспекты могут быть «не прочитаны» читателем – просто оттого, что его ментальные возможности снижены – ведь господин Хирш-попрошайка не зря хозяйничал (и продолжает!) на ниве «Просвещения и Науки», причем не только в нашей стране, отчего эти особые и важные слова для всякого человека за каких-то 30 лет утратили свою весомость и значимость – их словно подвергли усекновению голов – всего-то отменили заглавное начертание! Казалось бы, пустяк, но к чему это привело в реальности?!

Постепенное и массовое снижение образовательных критериев привело тому, что И. Бунин в своей статье 1918 г. назвал: «убить восприятие[32] – глаз, а с ним и Сознание, читающего перестает различать простые значения и понятия, определения и термины – все шумит березовой рощей – и ничего кроме отдельных слов мозг не улавливает, и перестает реагировать на «смыслы» – прямые и зашифрованные – автором, ведь с некоторых пор «тексты» набираются ровным типовым штилем – с минимумом пунктуации, типовыми предложениями одноствольных не извилистых конструкций, без кавычек, курсивов – словом, типовая ментальная застройка чужих и чужеродных проектов, что у нас зовется «образовательный стандарт» – чу, слышишь, чей то стон раздается? То рыдают родители, осознав, как страшно далеки от них стали их дети, и что скоро они станут перед выбором: если сейчас за розгу не схватиться, то вскоре за саблю придется – ибо подросший сынку примкнет либо к половцам, либо к  ляхам, но предаст-таки  отца с матерью, ибо возлюбил, приученный, речь иную, чужеродную.

Словом, осознав, что пока я писала и поглощена была выпуском своих последних двух книг – фундаментальных исследований (весом по килограмму каждая), у народонаселения было украдено «восприятие», как у Тима Таллера его Смех когда-то (к Смеху мы обязательно вернемся), осознав масштаб и филигранность задачи, вдруг передо мною Сивка-Буркой вставшей: «вернуть восприятие!», словно «Лебедь белая поверх гремучих вод» пугая и дразня воображение, поскольку от меня требовалось «целевое преображение объекта» – то, что я потом окрестила ‘смысловая оркестровка’: следовало вернуть «смысл» каждому определению и понятию, а моя теоретическая монография только из них и состояла, ими дышала и жонглировала ими, как мультяшный Лошарик, что любил мир и Солнце больше себя (под «солнцем» я полагаю еще и «Знание»). Я оборачивала слова в кавычки (разные), облекала в курсив, меняла абрисы и размеры шрифтов[33] – как бы вводила нюансировку, или иначе: проводила тонировку каждому звучащему слову в моей композиции о «Мифе-сопромате», каждому вспархивающему вдруг из терминологических соцветий Смыслу, подчеркивала обертона, фокусировала штрихи, обозначала коды, ставила акценты – все, чтобы читатель не потерялся в море сложных «понятий», и при этом не утратил интерес к «познанию», но был вовлечен в работу «постижения», чтобы сложно-сочиненный терминологический материал не пролетел мимо носа читателя, ибо усилиями тех самых ‘отщепнцев’ 90-х, что  с конца 90 гг. стали вытеснять старую профессуру с каждой кафедры, демагогически крича о либерализме и глобализме, ласково кляузничая, – с подачи Живого Журнала и прочих разрушителей русского языка, относящихся к нему как нервной дамочке – одним словом, вздорной и пустой, не стоящей ни усилий, ни уважения, стало модным и возможным не соблюдать не только правила синтаксические, но и орфографические – никакие правила! Долой! Был объявлен Праздник Непослушания «Русскому языку» – за примерами и ходить далеко не нужно – они ‘кавернами’ кричат с каждой вывески, с каждой новостной строки. И да, кавычки стали не нужны, точнее так: они остались обязательными только при «цитировании», которое с воцарения Хирша-оборванца было объявлено единственным и неоспоримым критерием «научности».  Можете процитировать хоть меню из ресторана «Пушкин» – главное, правильно оформленное, и чтобы непременно были перечислены все критики, коучи, шеф-редакторы, все -маны: от гурмана до и книгомана, что совсем не знают Манна, но ценят Саган за показное безразличие к деньгам,  – звание «академика» вам обеспечено. Ах, мы могли бы продолжить балагурство, но к нам взывает искусство – и долг наш уложить страницу в срок, наполнив смыслами «контент», и уследить момент, когда за тенью вдруг скользнет плетень, иль Гамлет выйдет у другой строки с кастетом, а не кистенем, и боже мой! – из-за пурги Атлант плеч не расправит, но подставит плечо Никитич и на печи до весны проспит Илья, а Тиль, проснувшись, «Шпигель» не читая, вновь к гезам убежит – наводить мосты, а саксы замостят Ламанш, промчится мрачно Ричард чахлый, меняя коня «Леопардом», а лист задрожавшей Офелии в партитуру подхватит Лист и «даром» вручит Набокову – тот тронет Троцкого за чуб и станет Емеля «метелей», и «шахидов» потянет к медведям – полярный меняя курс, а «шерханов» бригадных выбросят к Нилу, поближе к Отелло, оберегая проливы, и встанут стеной Посторонние, образуя талибов в стан, и тогда птицелов-Талеб раскидает ‘яйцом шоколадным’ своих «черных котят» – от Гудзона до Горна, от Сайгона до Бреста – и загудит Земля, и зашумит суровый брянский лес (а с ним и бразильская сельва) от песчаной бури «нестабильности», и загудят стволы почерневшие, стволы каменны, многоствольный сумрак победит рассудок – и выйдет Джек-Воробей, ствол поглаживая, и ястребом взметнется Дух Че Гевары, и только Зулейха, потупив долу очи, встанет за соху, сменив богатыря, поле вспашет-засеет, войдет в избу горящую и, пламя оседлав, пронесется раскаленной птицей-тройкой над пылающей бескультурьем Русью! Ни-ни, ни зги – и хлад, и морось, и тоска – все мраки и хворобы набежали в гости – нежданными татарами! – тьма надвинулась, тьма болотная. И не узреть смысл происходящего от этого вулканического ‘расподобления’ Культуры, которую выставляют дворовой девкой на мороз и принуждают – нет, не каяться – учить английский, чтобы ‘просветляться’, и петь тюремный шансон, чтобы тремя аккордами «проверять Гармонию».

От этих шмыгающих отщепенцев, неопрятно одетых, мы не ждали «прозрений» – не верили и посмеивались, но они такую ‘круговерть’ «лесов, полей и рек» организовали, что не всякий Вакула совладает с этой околообразовательной бесовщиной!  Судя по саркастическому накалу наших струн, в жанр (обозначенный заголовком) мы попадаем, даже не зная нот. Но ударим по гуслям песенным! Ай да, ударим «карусельным дедом» (по-ИванСмирновски) – искренне: пока мы ‘музыцировали’ и чахли над чашей мудрости, постигая алхимию Сознания и Мифа, над страной и миром нависла Тьма и Стужа – Облаком, циклопическим, отчего застыли сердца и затуманился разум – страшно, и страшно от не-ведения, от не-умения ориентироваться на местности, что обратилась топью, от глухоты Сознания, что брошено в турбулентной зоне перемешанных смыслов, брошено кислым яблоком – понадкушенным…

Напомню, сатирический дифирамб – это форма художественного высказывания, что предшествовала даже Трагедии (см. Аристотеля), цель которой дать осмеяние и осмысление «происходящего» и происходящего с героем и вокруг него. А моя задача: давать «определения» феноменам и явлениям, вычленяя «проблему» из мусора и видя ее за блеском зеркал, и под осколками надежд находить «смысл» – как хвост упавшей кометы, уметь седлать Пегаса и вышивать звездами, а в оставшееся время копьем Смеха низать, словно на шампур, всех бесенят, что морщат море-Океан, пугая океанид невежеством желаний.

Фашитизация ‘культурой’ – процесс формирования чужеродных убеждений в ментальной «среде» отдельно взятого вовлекаемого человека, использующий комплексный подход и системность «расподобления», процесс умаления «человеческого» в Человеке. И «человеческое» в этом контексте рассуждений следует принять как ‘способность человека к ментальной деятельности’, что позволяет ему развивать собственное Сознание до размеров вселенной, создав письменность, и помогает сформировать «Культуру» как ‘сферу познания и отражения мира’ и пространство своего обитания. А теперь кратко: отдельными штрихами – «что» является этим самым ‘расподоблением’:

  • функциональное замещение «разума» – инстинктами;
  • снижение аналитических способностей Сознания – взамен «потрафления» суевериям, слухам, сплетням, ‘болтовне’ (пустой и никчемной) – той легковесной «мазурке-болтовне»[34], но не в зале Дворянского собрания, а на квартирнике – в тесноте обыденного;
  • вульгарность словоизвержений, блатной речитатив;
  • отсутствие способности оформлять свои мысли в письменной – связной и художественно выраженной литературным языком – форме изложения;
  • снижение способности читать долгий связный текст, то есть многостраничное повествование (на бумаге) не только в художественной форме, но и научно-популярной;
  • безразличие и неразличение жанрового и стилевого своеобразия произведений литературы;
  • отсутствие метафоричности «мышления» – нет образного восприятия предмета/явления;
  • ничтожный лексический запас – неначитанность;
  • неумение ‘писать от руки’;
  • неспособность к мелкому ручному труду – неразвитая моторика с детства;
  • отсутствие способности выстраивать логические и ассоциативные связи явлениям, событиям и поступкам (своим и других);
  • псевдоаналитика – доморощенность рассуждений на глобальные темы: «ни о чем обо всем» – «кухонная» аналитика, построенная на чужих мнениях, из разрозненных цитат – обрезанных, вырванных из «контекста» и вне-контекстных – сопутствующих «для весу»;
  • тяга к высказыванию «устному», причем без «письменного» варианта – подстрочника, – та самая порочная страсть «говорения по Хлестакову».

Соберем «штрихи» в пучок – в fascis[35] – и горько заключим: без письменного «оформления», то есть не прошедшие горнило собственного Сознания – ментально не укорененные и не закаленные собственным «осмыслением», суждения, созданные ради «говорения» – те, что не закреплены стилом, – то звук пустой, и замечу, ныне ложный. И пока современный человек, человек здравомыслящий, не утратил интерес к познанию, включая ‘квантовую теорию поля’ динамику полей литосферы, пока влечет ‘архитектоника’ этногенеза и биогенез Мирового океана, мы должны уметь сохранять наши «границы» и границы наших убеждений, и нам  важно, чтобы убеждения были, и не абы какие, а верные – непреложные – проверенные временем и судьбами других – подвижников, схимников, ломоносовых, ньютонов-невтонов, гумилевых, мечниковых – их опытом и подвигом сердечного Ума.

Замечу, владение «русским литературным»  – умелое и бойкое (Глуховский/Быков), как и показное обличительство (при плохом «русском литературном», однако) – неистовое, пафосное – как у Солженицина, не делает вас «русским писателем» – «сказителем земли русской», но нужно то малое – оно же великое, что называется просто: любовь к земле русской – родине. Вот почему она была у Пушкина – полукровки с абиссинскими корнями, полубоярина с гонором мавра, со школьной кличкой «француз» за безупречное владение французским, но влюбленного в русский народный речитатив песен и сказок? Она была у Лермонтова – полушотландца, надменного и мрачного эстета, певца равнин и гор и провозвестника «русского самосознания». Она была у малоросса Гоголя, жившего у подножия Везувия, перешедшего на спагетти за неимением вареников, но не изменившем Слову русскому живя среди иностранцев – сохранил живость «русского литературного»: образность и насыщенность, думая по-русски, веря в русское «предназначение». Она была у Тургенева, что хранил «русский», оберегая, живя во Франции по причине сердечной спутанности отношений, но каждой строкой объясняясь в любви к Родине – русской земле.  Они – великие русские писатели – Словом и сердцем – они создатели «русского самосознания»: умели бойко обращаться с ‘русским языком’, и также бойко нажимать на клавиши ментальных клавикордов других, извлекая мелодии душ – ‘музыку философствования’, напевы «русскости», ту особую образность «размышлений», что так выделяет русского человека и так привлекает к нему других. Образ понятия – вот что  несли эти «великие русские» – несли собой, несли «в себе», передавая другим, – именно за это бился Ломоносов, отстаивая как Право, обосновывал Татищев, оберегал Пушкин, сохранял Даль.

Фашитизация ‘культурой’ ставит своей целью – «нелюбовь к родному» – через презрение к нему, что при систематическом использовании (частом), и без надлежащего погружения в область Знания (объективного и универсального) вселяет ненависть – сначала в умах, а потом в сердцах, ожесточая и обесточивая Разум, подавляя Сознания других сознательно, намеренно размещая в ‘области Тьмы’ невежеством, принуждая к инстинктам – инстинктами оглупляя, исключая ‘самостоятельное осмысление’ – тотально. Готовые конструкции ‘помышления’ – клише, приучающие к «формальности» осмысления всякого «понятия», объясняющего то или иное событие/явление, существо «предмета» или суть происходящего/произошедшего, создают привычку к «привыканию» и «безумному поглощению» – безудержному и пассивному – постороннего «контента»[36], вбираемого внутрь, словно спагетти – залпом, на кластерах – рваных курсах, призванных повысить не столько образование, сколько «самооценку», составленных по краденным шпаргалкам чужих монографий, – дают только временный эффект ‘довольства’ жизнью и собою – и вскоре «жадное накопление», троглодитное, приводит к ‘несварению’, что выливается (каламбур так «каламбур») оскудением не только ума, но и физическим нездоровьем: анимией, апатией, паникой, меланхолией, отчаянием, что, в свою очередь, плодят страхи – инкубами и «капричос» Гойя, а уж из них какие только «гангрены» не выползают! Ненависть – та Медуза-Горгона, что сжирает вас изнутри, причем при полном вашем согласии.

Та самая «русскость» – то, что Пушкин подарил нам в сказовой форме – русской элегической эпиграмме и русским речитативом – нашим эпическим кредо: «где русский дух и Русью пахнет», – именно она подвергается сомнению, обоснованности, осмеивается, оспаривается как «право» и как «право быть», именно на нее нацелен процесс «фашитизации ‘культурой’», нацеленный сворой борзых, именно она подлежит «уничтожению», подвергаясь насмешкам и тычкам пустословия, ехидным инвективам, и просто лжи, стремясь истребить, словно сорную траву. Однако, то взгляд неофита, смотрящего на ваш огород с другой стороны забора – ваша луговая трава с незабудками и одуванами видится ему «сором», сорняками, чушью, блажью, излишеством, но вы не поддавайтесь чужому влиянию! Вспомните, как ссорились меж собою гоголевские помещики, – не зря же он, словно неутомимый русский Андерсен, строчил нам миргородские сказки и байки – все в копилку Сознания! – и поступайте сообразно формуле нашего АСа: «где Русью пахнет» – там дом, там – Я! Растите свой огород самостоятельно! И помните, не всяк сорняк – «сорняк».

Диву даешься! Но на федеральном канале «Культура» ‘бывшие министры культуры’ (числом два), каждый сообразно своему темпераменту и характеру, продолжают проводить свою «культурную политику»! Уже без «портфелей», но при «делах». Кто ж нанял? Каждый рекрутирует своей «культурной повесткой» – стратегически вредной, как «вредные советы» Остера (особенно про велосипед и папу), отличной от текущей ‘повестки дня’, стратегии, что проводилась десятилетиями, и что остается (для многих) в фарватере ‘казуса потребления’ – установленном раз и навсегда курсом доллара, офшором и капиталом. Эти бывшие «министерские» опять у руля?! Как вальяжно располагаются они в кадре, как снисходительны и самодовольны, и вместе с тем непринужденно безразличны к зрителю! Это систематическое (вставленное в программную сетку вещания) зримое присутствие на экране превращает вас в глупцов и невежд, опрокидывая на лопатки простым вопросом: как? как такое возможно? кто позволил? Толерантность, отвечаем. Вы-с, вы-с и позволили-с… А действительно, отчего иным дозволено все? Неужели  кровь голубее?..

На голубом глазу «экрана» кто только и как только ловко не вкладывает в ваши головы свой контент – убеждения, что выставляются суждениями, причем как бы рожденными вот-вот двумя часами ранее, или сложились буквально «здесь и сейчас» – технология проверенная: так лжец работает веками – вырабатывая искренность, работая на доверие. Итак, к нам под абажур «зеленой лампы» попались двое – два не оставленных «отставных» министра, что предпочитают «переговоры» и «разговоры» любым другим видам деятельности. Поскольку нас за полы до сих пор держат формат и время, то предпочтем лаконизм штрихов.

Поза говорящего очень важна для восприятия – это дополнительный «посыл» зрителям, «бонус-ключик», а мы помним, что «дьявол кроется в деталях». На показе-презентации фильма  В. Гай Германики «Школа» в «Госфильмофонде» в Белых Столбах, когда режиссер, сидя по-корейски на возвышении из небольшой лестницы, эпатируя атрибутикой гота, являя собою «провокацию», указывал о совершенном «вызове» – ‘пощечине социуму’, но представлял  себя вяло: заявлял, что вклад его минимален, ничтожен, что его как бы не было – он был не нужен – актеры все делали сами, и, словно оправдываясь, заключает, что «создавал произведение для всего человечества», – добавим, фильм Германики оказался шоковым, поставленный зло и дерзко, профессионально, в традициях Догмы и монтажной техники Эйзенштейна, по лекалам жесткого натурализма, сложносочиненным «высказыванием» – тем самым сатирическим дифирамбом, толкающим к осмыслению, – был хорошо спланированной провокацией, о которой упреждала и «поза» автора.[37] Так вот поза, которой придерживается исторически ориентированный бывший министр на протяжении всей передачи, непривычна не только для «историка, культуролога, писателя», но и просто ведущего:  сидя на столе, стоящем сзади себя, чуть наискосок, расставив ноги, – и все время посмеивается. В передаче, посвященной Петру I, вместо анализа «славных дел Петровых» и честного и точного, хронологически поданной исторической справки, навязывается поверхностный комментарий, что использует домыслы и сплетни – прецедент «исторического анекдота» здесь вытесняет «исторический анализ», при этом рассказ перемежается репликами бульварного характера: «женщин у Петра I было много, связей не считано» [мелко не только для министра, но и для историка]. Эти «лубочные картинки»,  скабрезные («на потребу» ли?), в середине выходного дня на TV? Пришло бы это в голову Панченко, Лотману, Лихачеву, что, заметим, либо стояли, либо сидели «за столом» – но никогда «не седлали» свое «рабочее место», что для писателя всегда «сакрально», и не изображали из себя гусара в «дамском седле» – неужели для фигуры царя-самодержца, развернувшего страну на Запад – лично: поворотом штурвала флагманского корвета и сотнями указов, что был плотником, штурманом, полководцем, строителем, слесарем, правителем – архонтом-ремесленником, – не нашлось ракурса значительнее? Зачем это «опрощение» фигуры Петра? Отчего все «славные дела» замкнуты в альков, и создаются полутени «восприятий»? Или реплика как бы в сторону: «Это все неточно, правду мы не узнаем…» – тогда зачем этот шепоток сплетен, но обставленный так откровенно и громко, словно распыляемая пропаганда лжи? Потому что процесс «фашитизации ‘культурой’» запущен: идет этот пароход ровно – и чем больше площадь охвата, тем сильнее свист саксаула – ветром слух множится – так и сеется гнилое семя в ‘ментальные среды’ несведущих. И некоторые готовы верить – а как же, это бывший министр! Культуры ли? Историка ли? Изложение об «указах Петра I» имело только уведомление: словно префикс (приставка) без основы слова, в которой есть корень, суффикс, и не один, и окончание – предложение разлетелось на реплики в сторону и расползающиеся ужами «дополнения», к указам не относящиеся. Однако впрыснуто тихим ядом суждение: Петр I «не приветствовал духа предпринимательства» – нашему недоумению потребовался стул. Это из каких источников доктор истор. наук  черпает свое «знание»? Из чьих чашек пьет и чьими ложками ест? Или реплика-суждение о «денежной реформе»: «это дурацкая идея» – да, вот так по-простецки, имея академическую степень и статус, можно позволить себе пеленать чужие умы? Ведущему отведен академический час, но «содержание» передачи оставляет впечатление размазанной по столу манной каши – оно не познавательно, слащаво и вяло подало, жидковатое варево, но, полагаю, оно искусно исполнено, как когда-то «провокация» Гай Германики, поскольку в финале – как бы под звуки горна – прозвучат положения, что призваны возмутить, и возмутить осознанно, ввести восприятие чужеродное, к тому же носящее агитационно-провокативный характер: «По-моему, лучше когда государство основано на инициативе [??], личной свободе предпринимателей и не указывало…, все остальное – дело свободных граждан [??]»; «От авторитарного до тоталитарного – дистанция малого размера»[38]. Замечу поговоркой, к которым, как оказалось, испытывал тягу бывший министр культуры, спустивший на Культуру свору Оптимизации, что прибауткой «свары» первым снесла институт Культурологии – «смыслоопределяющую» институцию, – так вот: бог шельму метит. Нет-нет, ничего личного – только бизнес: мы следуем хронологии нашего конспекта этого «сеанса разоблачения», что случился по-Петровски:  остроумно («абы дурь всякого видна была!»). Назидательный характер фраз на фоне «белого шума» из сплетен и передергиваний явил представителя «Союза меча и орала»[39] – выступление как бы «беседующего с народом» бывшего министра: зачитывает письмо и отвечает на него – такой барин, снисходительный, расслабленный, на стол присел, шлафрок накинул, сверкает рубашкой, кофе дымится, неразрезанный журнал под ляжкой – ну, культурный же человек?! – вдруг обнаружила мелочность и начетничество, либеральный примитивизм его взглядов, а в финале выбросило призыв к ‘свободе волеизъявления’. За этой последней репликой должна была бы следовать другая: «Свободу собраний!», или, как вариант: «Свободу Юрию Деточнику!» – и  стул не понадобился – только Смех. И если бы рядом случился Остап Бендер, то он разразился бы аплодисментами. Вот такие у нас ‘подковерные’ культурные шоу! Но вопрос к господину «бывшему» все же остается: за чьи «свободы» он ратует? В какой исторический период? И как коррелируются «свободные волеизъявления» с «монаршей волей и указом»? И вообще, чье амплуа г. М. исполняет: историка или трикстера?

И если первый увлекается «историей» (скорее бытованием) и исторической реконструкцией, то второй – искусством, поскольку, будучи «у дел», много занимался куплей-продажей предметов/объектов этого искусства: родного – такого модного, такого концептуального, конструктивистки конверсионного «запаса» – харизматично валового продукта (Что только стоила афера продажи коллекции «Союз-мультфильма»! И сколько стоила? И государству ли? И не из-за этого ли русские детки подсели на «Южный парк» и «Симпсонов» как на иглу?), а в последнее время опекает «новые технологии», а с ними и искусственный интеллект, также удачно конвертируемый в рубли/доллары/йены/франки/фунты. Искусственный Интеллект подобен джинну из бутылки – он знает практически все, и как те «Двое из ларца, одинаковы с лица», готов заменить человека, сделав всякую работу, освобождая от всякого действия, – но в народной культуре этот образ высмеивается, а в современной культуре он – сакрализуется, и скоро на него будет рекомендовано молится – не случайно, быть может, и начертание  – с заглавных – приучают. На передаче «Агора» явно финансирование шире – бесстрашие перед вызовами и Судьбой – вот, что объединяет ведущего и участников. Идут умные разговоры про ИИ, и особенно о связанном с ним брачными узами страхе: о потере работы, замены человека алгоритмом (по сути, логарифмической линейкой), вытеснение функционально: набором цифр – и вместе они обозначают важные «этические проблемы» для человека: его Смерть среди машин, резюмируем мы первые получаса.  Вопросы подаются артистично: интонированием, намеками, пафосно – все, как учили в театральном (насколько помню, бывший министр, театровед). Но почему же возникает ощущение пустоты? Ведь все так предельно ясно, все разложено по полочкам – каждый высказывается грамотно, с прямодушием специалиста увлеченного и своим «знанием» и делом. Технологии вошли в плоть и кровь современной жизни, ими пропитано все, они витают, как незримые эльфы, готовы помочь, услужить, понять и простить, и заменить, и отменить – кого? – человека. Словно «сказка, рассказанная на ночь» страшным голосом действует безотказно – магически. Ведущий усиливает эффект: прямо указкой ментора, с Мартовским накалом, но без мартовской капели, вбивается «должное»: на языке ИИ проводятся банковские операции, он управляет «платежной системой», на языке ИИ проводится все коммунальные платежи – а потому, Он необходим! – ну, а то, что в последнее время участились фейковые вбросы, созданные ИИ, – так то издержки производства – переживем! Возможно, господин «бывший министр» и переживет, мы – вряд ли. Объявив о прецеденте как «этической проблеме», саму проблему  бросили в кусты, но предались рассуждениям в духе «околофутбола»: способы изготовления ‘фейков’, их количество, качество, появление дижитальных аватаров, похищающих деньги и судьбы, – страхи нагнетались и взбивались «марсианскими хрониками» Бредбэри. Созданные не так давно (и получившие ‘одобрение и финансирование’ на Западе) digital avatars, что эксплуатируют (систематически) создание и методику «обмана» и «фальшивок», что также без Лжи не возникают, нацелены и проводят только одно ремесло: изготовление «ложных сущностей» – подделок, но уже не как неодушевленные предметы материального мира, а наделенные «одушевленным» обликом человека ‘виртуальные куклы’ – виртуальные обманки живых людей, что потрафляют низменному и «безнравственному». Так Обман теперь печатают на принтере – как доллары при оскудевшей казне. Смешно ли? До поры до времени – пока включен компьютер. И что больше ничего нельзя было предложить нейронной сети в качестве экзаменационного задания? Неужели только картирование «фальшивок» волнует выпускников Гарварда и Стэнфорда? Одни игроманы? К истории игр человека с куклами предлагаю вернуться в другой работе – замечу, что она долгая, и напомним только мифологических Дедала и Пигмалиона.

А между тем никто в студии не задался простым вопросом: почему «лгать» нехорошо? Почему бы не поднять на вилы рассудка, вонзая копье между глаз, дилемму: Обман безнравственен, он – вне закона, судить  его! Отчего на этой дискуссионной площадке, имитирующую древнегреческую «арену» для интеллектуальных битв и сомнений, отчего здесь не смотреть Правде  в глаза, а не запугивать, кошмаря Сознание, смотрящих эту лоснящуюся лоском участников постановку, «неэтичностью» машин? Машина остается «машиной» – априори, она изобретена как «функция», вспомогательная (секретаря, референта), – точка, а все остальное – игра в пользу бедных, уход от ответственности (читай, налогов), либо игра на публику ради …вы не поверите, утехи самолюбия. «Программы» – пишет человек, и наполнение ее зависит от сути самого человека, его мировоззрения, нравственных устоев и норм поведения, что определяет этос человека, представления о Прекрасном, ‘ужасном’, гармоничном, должном, ‘возможном’, ‘запретном’. Когда ‘ложь’ будет объявлена  «вне закона» и на законных основаниях, то технические работники – те самые составители «программ ИИ» – должны будут это обстоятельство (юридическое наказание) заложить в алгоритмы ИИ, что, повторяем, должен восприниматься как «функция», и при этом (фантазирую) ввести «назидательную памятку», допустим, громом Перуна или Марса – вот развернутся хляби небесные, и коснется Лжеца копье Громовержца, и, словно исполняя пожелание поэта, «будет вырван грешный мой язык, и празднословный, и лукавый». И не стоит стращать, и нагнетать искусственно созданный прецедент – считаю, что все «умные» разговоры о ‘субъектности’ ИИ носят спекулятивный характер – льют воду на мельницу чужой игры – на пустом месте организуют «белый шум» – ни о чем – но как дымовую завесу. Но для чего? Зачем уводят в сторону от «важного» для всего общества в целом? Не пора ли о противотанковой «завесе» подумать? Ведь по-прежнему, основным вопросом для человечества  остается «вопрос о Человеке» – его возможностях, долженствовании и совершенствовании в деяниях – действиях, преображающих действительность.

 

Один из современных «говорящих» политологов, причем патриот – но не козьмыпрудковский, а искренний и честный, бескомпромиссный своей «железной логикой», разразился очередным «постом» с призывом о «необходимости философского переосмысления» действительности, как когда-то Ленин о неминуемости Революции и скоротечности момента. Одно глубинное и глубоководное «но»! Без письменного оформления этого «нью-эмпириокритицизма»[40], даже тезисами, необходимого миллионам и ощущаемого восприятием ‘катастрофичности’ действительного исторического момента, ‘философского обоснования’ не дать. Не получится цветок каменный! Нужно усердие – нужна письменная ментальная вязь – «ментальное ковроткачество». Где взять? Иные спросят: где купить? Почем? И пока ее ищут, к народу пробиваются все по-старинке: пляшущими говорунами, – мы же выдвигаем два пункта из наших «апрельских тезисов» [41]:

  • Россия – «интернациональное государство», изначально собранное как межнациональное пространство на основе равенства племен и народов («Повесть временных лет», «Былины»), отвечает за охрану границ и народов, входящих в нее, развивает и преображает народы и территории, ставших «Россией» – страной культур и «русской культуры». Это иной тип «государства»;
  • Помимо национально-ориентированной экономики, России необходима «национально-ориентированная культура» – духоподъемная, осмысляющая ‘бытие-в-мире’.

Среди отеческих равнин витает Дух срединных мнений, и замечу: переосмысливают, крепнут характером, «переобуваются», что называется прямо на ходу, иные  – не спешат, видимо, радикулит. Осторожно так, но бодрым голосом рапортуют о патриотических чувствах (своих, в коллективе), пардон, любви к отеческим закромам. Слушаешь таких вот, и опять диву даешься: могут же!  И еще как! – новыми словами да о старом, о прежнем укладе-обряде – о цитировании (но в русских журналах), о программах – наших уже, жизнестойких, – но, простите, а писать будет кто и как долго? А преподавать, курс вести? – все те же, проиндексированные Хиршем-попрошайкой, меченные запрещенным ныне Скопусом? Ага, отвечаем раздвоенным голосом куражищихся двойняшек из ларца, одинаковых с лица. Все те же – все теми же мозгами, и которые  если и займутся «философским переосмыслением действительности» по просьбе дельного политолога, то получится у них не скоро – год, другой – они так привыкли. Но ответ будет не полным без одного замечания: Сознание (вместе с корзинкой Эйдосов – что ваши подснежники!) так просто не дается, невозможно приказать или заставить, если оно у вас не приручено, если его не прикармливали размышлениями, не лакомили метафорами, – быстро «мышцы» не растут (спросите у «качков»), а потому «обучение» будет продолжено ‘соросятами’ – отщепенцами, что оседлали образовательные структуры. Так и наш анализ ‘переобувания’ бывших министров «на скорую руку» – на наш «соколиный глаз», что «змеиное жало», – позволяет видеть в господах «бывших» тех самых «патриот из патриотов» – из сатиры Козьмы Прудкова, или следуя ‘оговорке по Фрейду’, «бывших русских». И это только капля всеобщей Беды – две передачи на канале «Культура».  На основных федеральных и прочих развлекательных – культуры нет, точнее это ‘культура отщепенцев’ (подробности – как будут силы). И в этой ситуации следует поступать по формуле: «спасение утопающих» – правильно, далее знаете, как дважды два.[42]

Философия народа «схлопывается», когда отказывается течь и звучать на родном языке! Это просто. Аристотель закончил свое учение «систематическим учетом ценностей» – аналогом современной «цифровизации» – составлением «периодической системы» Науки – в момент, когда его родину «распяли» македонцы. Греков (классических) уже не было – характеры мельчали, практицизм брал нахрапом интеллект и воображение – они оказались в сачке насмешек дискредитированными и околпаченными, оказались над натиском солдатских легионов армии Македонского – ученика, что «учение» воспринял «иначе», чем мог предположить Учитель. Да, Стратег из него получился отличный – великий, отважный, но – не мыслитель –  державу собрал, но не соткал ментальных узоров на ее географической карте (возможно, не успел, возможно.. Арриан умолчал)[43] – и держава распалась, а с нею и «мировоззрение» древних греков, что было доступно и принимаемо многими, но вдруг стало растворяться, растерзанное дисперсным душем чужих ‘установок’ – «восприятий», «суждений», что опирались на иной язык, предпочитали не Образ понятия, но «образ действия», вводясь штатно и нагло: ‘мечом и огнем’ – глаголами ‘направленного действия’ чужого языка, подавляя навыками убийства «молча», угнетая страхом и паникой, расподобляя безверием и не-знанием, лишая языка, порой буквально. Философы ‘родной язык’ забыли  – и возникла … социо-культурная яма.

А вы заметили, как по всей планете вытравляется искусство? Словно сорную траву обливают купоросом. Или травят криогеном. Литературу практически извели! Музыка? –  эксплуатируют пока классиков, а современники? Все ли они живы? – те, кто в XX веке сопротивлялся ‘площадному жанру’? Увы, пока побеждает «площадное искусство», даже в музеях (в наших также) – сплошь инсталяции «мусора». (Помню, как в 2017 г. в музее археологии и антропологии г. Сан-Диего, обнаружив рядом (буквально в пяти метрах) с каменными изваяниями, плитами, исписанных сложными рисунками и иероглифами,  осколками монолитов и даже храмом (целиком – в полную высоту своего непостижимого и далекого величия) ацтекского племени – огромный стенд с пивными (!) банками, то была обескуражена: зачем? Я долго не могла понять связи, и, пожалуй, даже поняв, не приму – я из другой «культуры».) И это «проделки» отнюдь не конструктивистов – куда хуже – это вновь проснувшиеся «дадаисты» – осквернители Прекрасного и Смысла! Замечу, с конца 2 в. до н.э. так было осквернено классическое греческое искусство: была утрачена великолепная живопись, фресковая, сочная, романтичная, обрушили Великую Трагедию – ее не стало, подрезали сухожилия Элегии, музыка … – только по отрывкам и фрагментам рукописных источников, все греческое  вытаптывалось и заменялось площадной сатирой, которой еще предстояло вырасти до Римской Сатиры. Мы переживаем период ‘осквернения’ и, может быть, – точных данных нет (как бы сказал загадочный персонаж из к/ф Бондарчука «Притяжение»), но возможно цивилизация майя погибла вот также: вывернув себя наизнанку – свой этос предав и расчленив устои предков, изменив своему «видению» и «пониманию». Возможно. Возможно это «испытание» посылает сама Ноосфера, но этногенез, в целом по планете (думаю, достопочтенный Л. Гумилев не возражал бы моему неожиданному оппонированию), подхватил глобальную инфекцию – бесстыдства и ‘скорбного бесчувствия’.

‘Мельчание’ человечества прискорбно, но все ли читали Свифта, чтобы не терять самообладания? А ведь он предупреждал: и про лилипутов, и ейху, и гуигнгнмов… Смеялись – и правильно делали. Вот и Гоголь описывал «маленького человека» – тоже смешно было – реалистично, помните: «Вы над кем смеетесь? Над собой смеетесь!..» Но «Ревизор» написан в 30 гг. XIX века, при жизни и с подачи АС Пушкина, и написан как русский «сатирический дифирамб» – для ‘осмеяния’ и ‘осмысления’ действительности. А сейчас борется кто с этой «мелко-тварностью»? С этой маниакальной «маниловщиной»? А с чичиковыми, которых пруд пруди – из каждой машины поглядывают? Литература, ау! Публицистика? Где вы? Попрятались наши зощенки с олешами, онеменли петровы и ильфами. На каких носителях плачетесь? В школах намеренно вытравили ‘сочинения’ – чтобы ни-ни, боже упаси, «пуберт» начнет правильно и ясно излагать свои мысли и чаяния, начнет мыслить самостоятельно, да так, «чтоб мыслям было тесно, а словам просторно», – от красоты слов дух захватывало! Нет – всех на прокрустово ложе тестирования!

«Фашитизация ‘культурой’» шагает по планете и, полагаю, не у всех очи слепы, но кто-то очень сильный лоббирует это полновесное стекание в овраг безграничного безумия. Как остановить?! Да, просто – Бондарчук (точнее,  полковник из  «Притяжения) по-военному вбил гвоздь: никакой сети, бумажная печать, проводной телефон и фельдъегерская служба! Смешно? Да, нет – уже нет. Covid-19 показал всему миру, что «сопротивляемость» не только инфекциям, но и вообще сопротивляемость как ‘способность и тяга к выживанию’- тот самый иммунитет (по Мечникому) катастрофически снижен по всей планете – коленные чашечки ослабли – рахитичен стал. А ведь именно «иммунитет» (по Мечникову) наделяет организм «невосприимчивостью» к инфекциям и вирусам – чужакам из биогенеза. Асклепия на вас нет! Подросшие «цветы жизни» не хотят бороться за жизнь? Не хотят воевать? А работать они хотят? Делать что-либо на благо других? Нет – Бодрийяр такому не учил, наоборот, стыдил за Труд, осквернял его силлогизмами![44] А перестать постоянно «хотеть что-либо» не пора ли? Господа, ведь это же Прорва какая-то! Вы же не с «голодного края»! Да, нет, это племя иное – троглодитное, что перестало ощущать «насыщение» как этап пищеварения органических макромолекул, а «осознать самостоятельно» – без подсказок, без тестов и мемов – не приучено  – мышцы Сознания атрофированы. Словом, разговор у нас не на одну тысячу ночей – Шахерезадой быть готова, но объем статьи ограничен, прервемся…

 

[1] В древней-древней Греции его можно было получить в два этапа: только пройдя двух-годичный курс «молодого бойца» в стане «черных охотников» и только потом женившись на гражданке полиса в восемнадцать лет (см. П. Видаль-Накэ «Черный охотник» – любое издание).

[2] Валлес Жюль. Голод в Бюзансе. Отщепенцы. – М.-Л.: ACADEMIA, 1936. С. 117.

[3] Там же. С. 448.

[4] Там же. С. 448.

[5] См. : Меньшикова Е. Р. «Миф: сопротивление материала. Троянский терроризм». –  М.; СПб.: Петроглиф, Центр гуманитарных инициатив, 2022. – 634 с. С. 375-414, либо в наших статьях о «троянском терроризме» в Credo New.

[6] После смерти Аристотеля возглавлял афинский Ликей 34 года – до самой своей смерти в 287 г. до н.э.

[7] Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Т. III. Пер. с древнегреч. Ответ. Редактор: И. Л. Маяк. – М.: Изд. дом «Рубежи XXI» . 2005. С. 240.

[8] Меньшикова Е. Р. Указ. соч. С. 127.

[9] От англ. fascist (фашист) – нарицательное определение человеконенавистника-убийцы по национальному признаку.

[10] Греческо-русский словарь, сост. А. Д. Вейсманом. – С.-Петербург, 1899. С. 105.

[11] Там же. С. 105.

[12] Аллюзия на к/ф Г. Данелия «Совсем пропащий» (Мосфильм, 1973) про сорванца Гекльберри Финна.

[13] Даль Вл. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 2. – М.: ТЕРРА, 1995. С .682.

[14] A=poroz (греч.) – ‘безвыходный’, ‘непроходимый’; ‘затруднительный’, ‘трудный’, ‘невозможный’; ‘не имеющий средств’, ‘нуждающийся’, ‘бедный’, ‘безпомощный’; ‘не знающий, как себе помочь’ (Греческо-русский словарь, сост. А. Д. Вейсманом. – С.-Петербург, 1899. С. 175).

[15] Цит. по: П. Валлес. Указ. соч. Комментарии переводчика. С. 446.

[16] П. Валлес. Указ. соч. С. 446.

[17] Там же. С. 446.

[18] Там же. С. 447.

[19] Цит. по: Ж. Валлес. Указ. соч.  Валлес и Н. В. Соколов [Послесловие переводчика]. С. 445.

[20] Цит. по: там ж. С. 445.

[21] См. нашу книгу:  Меньшикова Е. Р. «Миф: сопротивление материала. Троянский терроризм». –  М.; СПб.: Петроглиф, Центр гуманитарных инициатив, 2022. – 634 с.

[22] См. выступления Грефа, например. А иные просто эпатируют своей русофобией – и им это сходит с рук!

[23] Современная ипостась такового давно оседлала Конька-Горбунка, сиречь Сбербанка, – но каждый может т свои примеры привести.

[24] Меньшикова Е. Р. «Миф: сопротивление материала». Указ. соч. С. 605-606.

[25] Вечер на канале Вл. Соловьева от 15.02.2023 г.

[26] Credo New, 2022, № 1, С. 193-224. Хотя сам материал написан в октябре 2021.

[27] Вечер на канале «Соловьев-live» от 15.02.2023 г.

[28] Одни масоны-правдорубы именно так и привлекают в свои ряды ‘платных слушателей’ – «нужно залезть на дерево, чтобы увидеть, что не так» – не «так» с вами, с вашей жизнью – то есть вам предлагают залезть на дерево за пчелами с тем, чтобы убедиться, что пчелы неправильный мед делают. Что, Заходера уже  не читают? Вообще книжки не читают? А зря… Мне кажется, что масоны за кадром испытывают сильный приступ смеха – вот просто как герой Ф. Мкртчяна: так «обхохотакиваются» – настолько они уверены, что кругом неучи, что пространство не пахано – не сеяно – напоминает «поле для дураков», что выдает в их повадках признаки былой профессии или специализации – строителей, подрядчиков и застройщиков. Может быть, кому-нибудь также следует залезть на дерево, чтобы  это осиное гнездо заметить?

[29] Суждение астрофизика Панова во время интервью – считай, «открытой лекции» – на сайте «Основа» (youtube).

[30] Credo New, 2022, № 2, С. 221-236. Поспешила сделать анонс не просто концепта, что возник и был сформулирован мною еще весной 2019 г., самой ситуации в мире – той самой «фиванской вражде»,  что разбужена вновь, и освещению которой отведен отдельный том исследований: истоки, кому это на руку, с какой целью, отчего это возможно, как это становится возможным – словом, меня волновали междисциплинарные аспекты «ненависти», и волнуют по-прежнему, ибо я приступила ко второму тому «Мифа-сопромата».

[31] Вышла из типографии 13.12.2022 г., но ее выхода я ожидала год – практически мой третий «ребенок» (по степени приложимых усилий), где первые два: дочь Анастасия (1997) и «Сингулярность Сознания» (2021).

[32]См. подробно: наши «Сполохи Смысла: сингулярность Сознания» М.; СПб.: Петроглиф, Центр гуманитарных инициатив, 2022. – 648 с.

[33] При этом  содержание, что было собрано к декабрю 2021, не менялось – до запятой, и это была нелегкая работа, поскольку пришлось читать и вычитывать весь набор заново (кто знает – тот поймет).

 

[34] Отсылка к Лотману – см. любое издание «Бесед о русской культуре» – тип разговора во время мазурки был иным, принципиально иным: легким, пустяшным, неглубоким, поверхностным – признания в любви всерьез  не принимались.

[35] Fascis, is,m (лат.) – связка, пучок; особ. fasces – пук прутьев с торчавшей из них секирой, как символ власти, как символ верховной власти, который носили ликторы (fasces praeferre: fasces habere, приказывать носить перед собою: fasces summittere, преклонять пук прутьев в знак уважения) (Латинско-русский словарь / О. А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017.  С. 248). Именно от этого денотата произошло итальянское (по праву первородства – из латыни)  слово «фашист», определявших людей, объединившихся в единый пучок националистической группировки – «фашисты», именно от «фашиста» следует искомое для слово «фашитизация» (сущ. отвлеченного понятия), означающее «процесс» как «деятельность» определенной группы людей  – «фашистов».

[36] От лат. contentio, onis – ‘напряжение’: 1) физическое, как тела так и ума, 2) умственное напряжение, усилие; ‘состязание противников’, ‘борьба’, ‘спор’: в сражении, так и в словах; грозные речи (при защите, перед судом); ‘сравнение’ (Латинско-русский словарь / О. А. Петрученко. – Репринт 9-го издания 1914 г. – М.: Эксмо, 2017. С. 139-140).

[37] Социология и культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия: Материалы междунар. Науч. конференции (1-3 апреля 2010 г., Белые Столбы) / М-во культуры РФ, Рос. ин-т культурологии и др. – М., 2010. С. 215.

[38] Передача на канале «Культура» от 23.02.2023 г. Еще присловье: «На войне дела: бумаги, переговоры и овраги – так на любой войне» – интересно, это г. Мединский свой провал на «переговорах» весны 2022 г. оправдывает?

[39] Подпольная организация авторитетных и состоятельных граждан в романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» – см. любое издание.

[40] Эмпириокритицизм (греч. emperia – ‘опыт’ плюс критицизм) – махизм – субъективно-идеалистическое философское течение конца 19 в., возглавлявшееся Э. Махом и Р. Авенариусом; эмпириокритицизм отрицает объективное существование материального мира и рассматривает вещи как явления сознания, комплексы ощущений (Словарь иностранных слов. – М.: Сирин, 1996. С. 585) .

[41] Аллюзия на «Апрельские тезисы» Ленина.

[42] Ну, а кто упустил образовательный стандарт начальной школы, в следующий раз поведаю о своем погружении с аквалангом и, подъеме, разумеется, самостоятельном.

[43] Арриан. «Поход Александра» – любое издание.

[44] См.: Меньшикова Е. Р. Указ. соч.,  наш «Миф как натуральный обмен» (Credo New, 2017, № 1-3) или Ж.-Ж. Бодрийяр «Символический обмен и смерть» (любое изд.).

Loading