Кочеров Сергей Николаевич. ПРОБЛЕМА ИДЕОЛОГИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Кочеров Сергей Николаевич

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»,

профессор департамента социальных наук

Kocherov Sergey Nikolayevich

National research university «Higher school of Economics»,

professor of the Department of Social Sciences

E-mail: kocherov@yandex.ru

УДК 316.75

ПРОБЛЕМА ИДЕОЛОГИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

 

Аннотация: В статье рассматривается положение дел с идеологией в современной России. Выделяются основные условия успешной идеологии, апробированные в истории. Исходя из данных критериев, анализируются и оцениваются идеологические направления, распространенные сегодня в российском политическом классе. Исследуются возможные варианты развития отдельных аспектов идеологии с  целью повышения солидарности в российском обществе и укрепления «мягкой силы» России в мире.

Ключевые слова: миссия России, ценности культуры, коммунизм, либерализм, религиозное возрождение, русский мир, евразийство, идеология будущего.

THE PROBLEM OF IDEOLOGY IN MODERN RUSSIA

 

Abstract: The article examines the state of ideology in contemporary Russia. The main conditions for successful ideology, as tested in history, are highlighted. On the basis of these criteria, ideological trends prevalent in the Russian political class today are analyzed and evaluated. The possible variants of the development of certain aspects of ideology in order to increase solidarity in Russian society and strengthen the «soft power» of Russia in the world are investigated.

Keywords: Russia’s mission, cultural values, communism, liberalism, religious revival, Russian world, Eurasianism, ideology of the future.

 

Специальная военная операция в Украине, вызвавшая самое острое с начала XXI века противостояние России с Западом, с новой силой поставила вопрос об идеологии, которой следуют российское государство и общество. С одной стороны, сложившаяся геополитическая конфигурация возвращает стране привычную в XX веке «роль России в истории – служить лидером в общемировом движении сопротивления общемировой современной агрессии Запада» [1, с. 221]. С другой стороны, в это переломное для россиян время становится особенно важным понимание того, что нас объединяет, чем мы отличны от бывших партнеров и как можем привлечь новых союзников в мире. Ответы на эти вопросы выходят за рамки геополитических задач, например, по демилитаризации и денацификации нашего западного соседа. Их можно решить лишь на основе принятия или выработки идеологии – сверх-идеи или системы идей, которые отражают ценностные архетипы общности людей, генерализируют их жизненные интересы и направляют их усилия на достижение объединяющей всех цели.

Такое определение не претендует на полноту охвата предмета, но позволяет, на мой взгляд, выявить условия пригодности идеологии для нужд общества. Иначе можно принять за «живую воду», придающую социуму разумное целеполагание и волю к развитию, «мертвую воду», соединяющую его части лишь в органическое тело. Каковы же данные условия, или критерии? Во-первых, это основные ценности, инвариантные для общества на протяжении его истории, которые находят самое адекватное воплощение в его культуре. «В культурных благах, – отмечал Г. Риккерт, – как бы осела, выкристаллизовалась множественность ценностей. Историческое развитие и есть процесс такой кристаллизации» [2, с. 27]. Во-вторых, в идеологии предстает, в едином и цельном виде, общность коренных интересов разных групп людей. Прежде всего, она состоит в том, что, как утверждал Э. Фромм, «выживание любого общества с его собственной социальной структурой и противоречиями должно быть высшей целью для всех членов его и, следовательно, нормы, способствующие выживанию данного общества, – это высшие ценности и обязательны для каждого индивида» [3, с. 286].

Однако, и это, в-третьих, бытие общества, не сводится к выживанию, оно стремится к полноценной жизни, что предполагает понимание цели его развития, его миссии, которую оно выполняет в истории. «Патриотизм великого народа,  – заявлял Н.А. Бердяев, – должен быть верой в великую и мировую миссию этого народа, иначе это будет национализм провинциальный, замкнутый и лишенный мировых перспектив» [4, с. 120]. В-четвертых, будучи изначально выражением интересов одной социальной группы, прививающей их своему обществу, сильная идеология должна быть заманчива и для других обществ, находящих в ней нечто близкое и ценное для себя. «Одно дело, –  писал В.М. Межуев, – защищать свой национальный интерес, другое – иметь идею, обращенную к мировому сообществу. …Интерес – это то, что мы желаем для себя, идея – то, что полагаем важным, существенным для всех» [5, 5]. Этот универсализм присущ всем идеологиям, вышедшим за пределы локальной общности, чтобы «завоевать весь мир».

И, в-пятых, идеология должна быть близка и понятна не только элите, но и народу, отражать его сокровенные помыслы и насущные стремления. Так, Борис Савенков видел одну из причин победы «красных» над «белыми» в Гражданской войне в России в том, «что идею нельзя победить штыками, что идее нужно противопоставить тоже идею, и идею, не вычитанную из книг и не взращенную на традициях Карамзина, а живую, жизненную, понятную каждому безграмотному солдату и близкую его сердцу» [6, 18-19]. Это следует помнить проектировщикам «новой идеологии» для России, признающим, что идеологию нельзя выдумать, и тут же предлагающим свои теоретические или публицистические конструкции, которые вызывают одобрение или критику собратьев по перу, но оставляют равнодушными подавляющее большинство россиян, даже если они читают подобные опусы.

Посмотрим и оценим теперь, насколько удовлетворяют выделенным факторам известные идеологии, предлагаемые в качестве мировоззрения, способного не только объединить и вдохновить россиян, но и превратить Россию в реального претендента на роль духовного лидера мира в XXI веке.

 

Коммунистическая идеология

Хотя коммунистическая идеология в нашей стране давно перестала быть государственной и являться паттерном для воспитания нового человека и общества, преждевременно думать, что она уже канула в Лету. Не случайно звание крупнейшей оппозиционной силы России многие годы удерживает партия, в которой верность коммунистической идее заявлена в ее названии. Относительные успехи КПРФ на выборах говорят о том, что ее призывы находят отклик в душах немалой части россиян, особенно старшего и среднего поколения. Причину такой поддержки следует искать не только в ностальгии по советскому прошлому, но и в опоре данной идеологии на ценности российской культуры. Коммунистическая идея в России была изначально принята и усвоена как синтез теоретического марксизма «сверху» и народнического хилиазма «снизу». В ней в новой форме проявились такие народные приоритеты, как «справедливость (уничтожение эксплуатации человека человеком), всеединство («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»), нестяжательство («каждому – по труду»), возврат к истокам, к братству в общине (коммунизм), построение светлого Царства счастья и воли (прогресс, неисчерпаемые силы науки, ликвидация государства)» [7, с. 173].

Конечно, не все обеты «русского коммунизма» сбылись на практике. Одни из них были нарушены (например, государство не только не ослабло, но усилилось, как никогда прежде), другие, как «братство в изобилии», – перенесены в туманное будущее. Пламенный порыв строителей светлого будущего со временем угас под спудом трудовых и военных буден, но идея коммунизма сохранялась как «символ веры». «Конечно, мало кто верил в возможность коммунистического земного рая, – признавал А.А. Зиновьев. – Но ведь и в христианский рай вера была не такой уж всеобъемлющей и безусловной» [8, с. 47]. Идея коммунизма была признаком идентичности советских людей, ибо его построение воспринималось как их историческая миссия, имеющая всемирное значение. Поэтому фактический отказ от строительства коммунизма в новой редакции 3-й программы КПСС лишил советское государство идеологического основания. Но в России, по меткому замечанию А.С. Панарина, «как только государство оказывалось отлученным от большой мироспасательной идеи – православной, затем – коммунистической, его становилось некому защищать» [9, с. 444].

Может ли коммунистическая идеология в настоящее время или в ближайшем будущем выступить интегрирующей и целеполагающей силой, способной объединить наше общество и повести за собой, указав высокую миссию России? Надо признать, что в начале XXI века идея коммунизма не обладает притягательной новизной, находится не в тренде общественных ожиданий и воспринимается многими как утопия, каких было немало в истории общественной мысли. К тому же идеи, как и люди, не прощают тех, кто их бросил. Если в прошлом веке СССР имел все основания считаться первой в мире страной, которая выбрала коммунистический путь развития, то в наше время мировым лидером по строительству социализма «с национальной спецификой» стал Китай, а по стандартам «реального социализма» – скандинавские страны под управлением социал-демократов. Да и российские коммунисты в попытках донести свои идеи до людей далеко не так искусны, как большевики с их лозунгами «Мир – народам!», «Власть – советам!», «Земля – крестьянам!», «Заводы – рабочим!».

 

Либеральная идеология     

Либеральная идея, овладевшая умами советской интеллигенции в период перестройки, одолевшая коммунистическую идею в 1990-е годы и поддерживаемая властями в период потепления отношений с Западом, сдала все позиции в современной России. В 2010-е гг. либералов практически перестали избирать в Госдуму, а сегодня они уходят во внешнюю или внутреннюю эмиграцию. Причину столь быстрого взлета и скорого падения обычно видят в том, что плоды либерализации, сладкие на вид по картинам из заграничной жизни, оказались горькими на вкус для большинства россиян, переживших переход от «реального социализма» к «дикому капитализму». Вина за это во многом лежит на либеральных реформаторах, доктринерски уверовавших в то, что рынок и выборы решат все проблемы. По признанию идейно близкого к ним человека, «они думали об условиях жизни и труда для 10% россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма. А забыли – про 90%. Трагические же провалы своей политики прикрывали чаще всего обманом. … Они отделили себя от народа пропастью» [10].

Но было бы неверно объяснять кризис либерализма в России только низкой компетентностью и ответственностью либеральных реформаторов, а также тем, что они были «страшно далеки от народа». Российские либералы, когда они были во власти, пытались построить рынок и демократию без учета исторических и культурных традиций своей страны. Они не понимали, что приоритет либеральной идеологии – свобода личности – является общечеловеческой ценностью, но в разных национальных культурах имеет различные значения и смыслы. Например, в России веками складывалось представление о воле, отличное от свободы в европейском ее понимании. «Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе, – отмечал философ Г.П. Федотов, – воля – всегда для себя. …Так как воля, подобно анархии, невозможна в культурном общежитии, то русский идеал воли находит себе выражение в культуре … разбойничества, бунта и тирании» [11, с. 286]. Демократия предполагает свободу человека, неразрывно связанную с его самодисциплиной и ответственностью. Если же взглянуть на 1990-е годы в России, то во многих негативных процессах того времени можно увидеть знакомое проявление русской «воли» (своеволия, произвола, «беспредела»), представляющей негативное отражение свободы.

Исходя из опыта либеральных реформ и специфики русской воли, было бы наивно полагать, что наше общество сегодня может сплотить либеральная идеология, и более чем странно ожидать, что Россия в обозримом будущем станет «светочем» либерализма. Тем более что кризис этой идеологии в наше время имеет место и в тех странах, которые гордятся своей принадлежностью к «свободному миру». На Западе упадок либерализма состоит в понимании сути свободы в духе консюмеризма, гедонизма и толерантности к явлениям, осуждаемым религией и традиционной моралью, а демократии как «власти народа, волей народа и для народа» (А. Линкольн) – к участию в выборах, когда приходится выбирать меньшее из двух «зол». В мире все больше стран не признают либерализм как прикрытие того, что «Западный мир позволяет себе практически все, а суверенитет и национальные интересы других держав зачастую оказываются ущемленными, особенно если они противоречат интересам развитых государств» [12, 347]. Не зря некоторые авторитетные мыслители заявляют о «крахе либерализма и решительном вступлении мира в эпоху «после либерализма»» [13, 5], связывая это с тем, что либеральная идеология была порождена капитализмом, исчерпавшим свои возможности.

 

Идеология религиозного возрождения

Религия продолжает играть важную роль в мире, что обусловлено как подавляющим преобладанием верующих над агностиками и атеистами, так и стремлению разных конфессий к экспансии на другие территории. Подобно любой идеологии, религия должна отвечать на самые важные вопросы, поэтому как мировые (христианство, ислам, в меньшей мере буддизм), так и национальные (индуизм, иудаизм, синтоизм) религии участвуют в решении экономических, политических, культурных проблем своего общества. Силу религии в наше время придает и ее роль в защите моральных ценностей, которые все более «вымываются» из экономики, политики, права, науки и искусства под предлогом, что в них следует исходить из профессиональных, а не «узко-моральных» критериев.

За время, прошедшее после периода государственного атеизма в нашей стране, традиционные религии смогли отчасти вернуть былое влияние, став духовной опорой для многих россиян, утративших советскую идентичность и ее ценности. С восстановлением разрушенных храмов возникли надежды, что именно религия (прежде всего, православие) как основа культуры станет идеологией возрождения России. Так, А.В. Гулыга уверял, что «истинно русский человек, даже атеист (двум поколениям русских людей прививали безбожие), тянется к национальным святыням, а, следовательно, и к православию» [14, 306]. Но сведение национальных святынь к православию может не объединить, а отделить русский народ от других народов России, для которых традиционными религиями являются ислам или буддизм. Кроме того восстановление законных прав религии в государстве не означает еще духовного и культурного возрождения общества. Помимо ярких и сильных идей для победы идеологии нужны еще яркие и сильные люди, которые несут эти идеи в общество. Если бы ныне в нашей стране были святые уровня Сергия Радонежского или Серафима Саровского, то пример их служения мог бы вдохновить народ. Но фигур такого масштаба в современной России нет.

О грядущем религиозном возрождении России писали еще Н.В. Гоголь и Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев и В.С. Соловьев. Но даже в XIX веке, вопреки званию третьего Рима, Москва была политической, а не духовной столицей православного мира, и в 1917 г. русский народ пошел не за оптинскими старцами, а за большевиками. Хотя ожидание «света с Востока», причем, из России, одно время было сильно даже у интеллектуалов Европы. Так, в 1938 г. немецкий философ В. Шубарт утверждал, что со временем в России появится «иоаннический человек» будущего, идущий на смену «прометеевскому человеку» Запада, и определял нашу национальную идею как «спасение человечества русскими» [15, 194]. Без сильного религиозного движения, основанного на идее нового морального миропорядка, Россия не станет центром притяжения православного мира, не говоря о христианстве в целом. Тем более, сложно представить ситуацию, в которой она могла бы претендовать на роль хранительницы чистоты ислама или буддизма.

Новое противостояние нашей страны с Западным миром повысило интерес к цивилизационному выбору России. Истоки этой нерешенной до сих пор проблемы восходят к далекому прошлому. Начиная с эпохи царства Московского, в русской общественной мысли периодически обострялась борьба между сторонниками европейского и самобытного развития России. Несмотря на антизападный тренд в общественном мнении, в идеологической сфере ведется она и сегодня. Поскольку европейский выбор в наше время подразумевает принятие либеральных идей и ценностей, следование которым Запад преподносит как свой образ жизни, перспективы такого выбора для России были оценены выше, когда рассматривалась либеральная идеология. Перейдем к тем идеологическим течениям, которые отражают взгляды современных сторонников самобытного развития России.

 

Идеология Русского мира

До настоящего времени в трудах российских философов, политологов и культурологов нет единства мнений в отношении понятия «русский мир», дефиниции которого предлагаются с разных позиций [См.: 16]. Общим для его сторонников является убеждение, что Россия – это особая общность людей и этносов с уникальной культурой, имеющей мировое значение. Атрибутами «русского мира» считают русский язык, общую историю, культурные нормы, традиции, иногда единство территории, православие. Например, философ Н.Г. Козин утверждает, что «Россия – это огромный, целостный и уникальный мир со своим генетическим кодом истории, системой архетипов социальности, культуры, духовности, особым способом их проживания в истории и самой истории, со своим типом локально-цивилизационного бытия и развития» [17, 523]. А политолог О.Н. Батанова видит в Русском мире «глобальный культурно-цивилизационный феномен, состоящий из России как материнского государства и русского зарубежья, объединяющий людей, которые независимо от национальности ощущают себя русскими, являются носителями русской культуры и русского языка, духовно связаны с Россией и неравнодушны к ее делам и судьбе» [18, 83-84].

В ходе обсуждения концепта «русский мир» делаются попытки анализа  присущих ему ценностей, но по данному вопросу каждый автор занимает особую позицию. «Какова триада основополагающих ценностей Русского мира, – пишет историк и политолог А.А. Громыко. – Вопрос, безусловно, спорный и дискуссионный. Патриарх Кирилл на III Ассамблее Русского мира в ноябре 2009 года предложил: «Православие, русская культура и язык, общая историческая память и русская традиция». Я предложил бы иной ряд: «справедливость, духовность, солидарность»» [19, 21]. Можно соглашаться или спорить с таким набором ценностей, однако, на мой взгляд, они выглядят менее обоснованными и убедительными, чем либеральные «свобода, равенство, братство» или даже имперские «православие, самодержавие, народность». Но именно ценности во многом определяют жизнеспособность идеологии, тем более претендующей на духовное кормление своего «мира».

Насколько идеология Русского мира в ее современном виде выражает общие интересы всех его представителей и в чем данные интересы, согласно ей, состоят? Если понимать под «русским миром» близкие по языку, родству и культуре этносы, живущие на сопредельных территориях, то пока что его идеология не объединяет их ничем кроме призыва к единству ввиду угрозы со стороны Запада. Этот призыв не встречает всеобщей поддержки, так как среди украинцев и белорусов наряду с приверженцами союза с Россией, существуют, хотя и в разной пропорции, сторонники вхождения их стран в Европу. Такое единство с «материнским государством» вряд ли вдохновит и миллионы русских, живущих ныне за границей, несмотря на приступ русофобии на Западе. Должна быть указана более высокая и великая цель, чем проживание в рамках союзного государства, чтобы единство Русского мира обрело судьбоносный смысл. Поэтому, в свете идущей специальной военной операции в Украине, вновь актуальным становится вопрос В.С. Соловьева, который был задан патриотам России, предвкушавшим скорую победу в войне 1877-1878 годов: «Но самое важное было бы знать, с чем, во имя чего можем мы вступить в Константинополь?» [20, 226].

Это важно и потому, что концепция Русского мира предполагает существование аналогичных миров – Американского (Англо-саксонского), Европейского, Китайского, Арабского и т.д., каждый из которых уже имеет или может создать свою идеологию. Поэтому решающее значение приобретает вопрос: что нового и важного способен предложить Русский мир в конкуренции идей, когда обостряется борьба между сторонниками сохранения существующего миропорядка и его преобразования на новых условиях? Пока что его идеологи не дают на это предельно ясного и четкого ответа. «Лидерство в мире будущего, – пишет В.А. Никонов, – окажется у тех, кто будет располагать не только преобладающей экономической и военной силой… Перевес обеспечат качество лидерства, мораль, мотивация населения, государственные стратегии, политическая воля, способность предложить человечеству новую мечту» [21, 878]. В чем состоит мечта Русского мира, что является его целью и миссией, как он может помочь решить глобальные проблемы человечества, понять из выступлений адептов его идеологии, за редким исключением, пока весьма сложно.

 

Идеология евразийства

Резкое охлаждение отношений России с Западом и поиск новых союзников на Востоке усилили позиции и влияние российских евразийцев, верных идеям основателей этой идеологии (П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Г.В. Флоровский и др.), которые еще в начале 1920-х гг. выступили за «исход к Востоку». Современная геополитическая ситуация внешне подтверждает их убеждение, что пора «восполнить и закончить дело, начатое Петром, т.е. вслед за тактически необходимым поворотом к Европе совершить органический поворот к Азии» [22, 260]. Но далеко не все взгляды «старых» евразийцев столь удачно подходят к современным реалиям. Так, полагая, что в основе идеологии евразийства должно лежать православие, они верили в утопию, будто это позволит России ожидать от Европы покаяния за ее отход от учения Христа, а от Азии – преобразования местного «язычества», т.е. буддизма, индуизма, ислама и конфуцианства, в христианство, к которому их якобы ведет «саморазвитие».

«Старые» евразийцы призывали «не забывать, что в случае возможной борьбы Азии с Европой нам благоразумнее предпочесть наше евразийское самодавление превращению равнин Евразии в поля сражений» [22, 280]. Они считали, что в войне Запада и Востока России разумнее быть силой, стоящей над схваткой, нежели начинать ее, выступая за одну из сторон. Современные евразийцы понимают место и роль России в «столкновении цивилизаций» совсем иначе. Так, один из их российских лидеров видит суть этой борьбы в том, что лишь Россия соединяет в себе Труд, Восток (Сушу), русских (истинных «евразийцев») и Православие и поэтому противостоит Капиталу, Западу (Морю), англосаксам (истинным «романо-германцам») и Западному христианству [23, 66]. Его не смущает, что по производительности труда и восточной идентичности Западу сегодня более успешно противостоит Китай, чья конфуцианская этика защищает китайцев от соблазнов западной «бездуховности» ничуть не менее эффективно, чем православие – русских.

Какие же ценности предлагают евразийцы в качестве приоритетов, соответствующих сути России как Евразии? Если «старшие» евразийцы отождествляли их с ценностями русского православия, то «неоевразийцы» выступают за традиционные ценности, подчеркивая, но не абсолютизируя их православную специфику. Так, недавно А.Г. Дугин одобрил предложенный министерством культуры РФ проект указа президента России, в котором дан список традиционных российских духовно-нравственных ценностей. В него были включены жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству  и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России [24]. По мнению А.Г. Дугина, этот перечень «был весьма продуманным и точным (быть может, за исключением совершенно нетрадиционной идеи прав человека…)», а в качестве главной из указанных ценностей он выделил «провозглашение превосходства духа над материей» [25].

При знакомстве с указанными духовно-нравственными ценностями, с одной стороны, нельзя не согласиться, что все они освещены традициями и важны как для человека, так и для общества в целом. С другой стороны, в них нет исключительной российско-евразийской специфики. Предложите их американскому республиканцу, английскому лейбористу или польскому консерватору, и они охотно согласятся с большинством из них, точно так же приписав их к традициям своей нации. Тем более странно, что А.Г. Дугин не заметил отсутствия в перечне таких значимых для российской культуры и важных для «старых» евразийцев ценностей, как правда, которая относится к справедливости как цель к средству, и соборность, понимаемая как гармония интересов личности и общества, синтез индивидуализма и коллективизма. Что касается горячо поддержанного им «превосходства духа над материей», то данную ценность можно превозносить с трибуны или проповедовать с амвона, но наивно ожидать от нее широкого распространения в обществе, где имущественное и социальное расслоение вступает в острое противоречие с народным пониманием справедливости. Это понимали большевики, которые, несмотря на то, что были людьми идеи, поступили искушеннее, предложив свой идеал как сочетание братской общины с всеобщим изобилием.

Как мыслят современные евразийцы историческую миссию России в настоящем и будущем? Представление о борьбе России с Западом как о проявлении извечного противостояния «теллурократии» и «талассократии», конечно, может удовлетворить умы, склонные к метафорическому описанию геополитических процессов, но любая война ведется не ради себя самой, а для достижения целей, к которым стремится каждый из ее участников. Причем, как мы знаем из истории, порой главный приз достается не тому, кто понес основное бремя расходов и вложил больше сил в победу, а тому, кто сумел присвоить ее плоды. Так, А.С. Панарин понимал, что не всякая победа Востока над Западом будет для России благом: «Мудрые скептики заранее знают, что конец американской, атлантической гегемонии в мире в конечном счете означает не торжество справедливости, а начало азиатской (вероятнее всего, тихоокеанской, во главе с Китаем) мировой гегемонии» [9, 435]. Каким должен стать будущий мировой порядок, настолько желанный для России, что ради него она в одиночку начала борьбу с «миром зла»? Прямой и четкий ответ на этот вопрос у наших неоевразийцев, одержимых  противостоянием с Западом и не предлагающих ничего, кроме совместной борьбы, Востоку, т.е. странам Азии, Латинской Америки, Африки, найти мудрено. Точно так же сложно понять, чем воодушевит и как укрепит патриотизм народов России открытие им того, что они не только россияне, но и евразийцы.

 

Контуры российской идеологии будущего

После анализа идеологий, которые имеют хождение в российском политикуме, подведем некоторые итоги. Исходя из выделенных критериев (опора на основные ценности, выражение общих интересов, понимание главной цели и своей миссии, притягательность для союзников, ясность и близость для народа), ни одна из них, на мой взгляд, не способна овладеть широкими народными массами. В своем нынешнем виде они также не могут принести нашей стране признаваемого большинством народов морального превосходства над ее идеологическими противниками, во многом лишая Россию той «мягкой силы», которая помогает не только победить в войне, но и выиграть мир. Конечно, важно, чтобы российское общество было сплочено убеждением в то, что «наше дело правое». Но желательно, чтобы эту веру разделяли и наши потенциальные союзники, которые под давлением общественного мнения в своих странах занимали бы не сочувственно-выжидательную позицию, а оказывали бы России всестороннюю поддержку.

Какая же идеология, будучи близкой для исторических и культурных традиций России, могла бы, с одной стороны, объединить наше общество, а с другой стороны, выступить наступательной и победительной силой в борьбе основных идеологических направлений в современном мире? Автор не столь самонадеян, чтобы, начав с критики «конструкторов» российской идеологии, закончить предложением «новой идеологии» для России. Он ставил перед собой более скромную задачу: нанести контуры мировоззрения, которое, по его мнению, могло бы стать убедительным для «своих» и конкурентным «для чужих» в этом мире. Очерк этого мировоззрения будет сделан в соответствии с критериями сильной идеологии, которые указаны выше.

Начнем с основных ценностей, ключевых для российского общества и специфичных для его культуры. Было бы заблуждением думать, что чем больше заявлено ценностей, тем прочнее мировоззренческий базис. Опыт успешных идеологий в истории показывает, что в их основе лежат немного ценностей, как правило, не более трех. Так, христианское мировоззрение, согласно апостолу Павлу, фундировано на вере, надежде и любви. Томас Джефферсон в «Декларации независимости США» выразил суть того, что позднее назовут американской мечтой, признанием за всеми людьми прав на жизнь, свободу и стремление к счастью. А либеральная идеология  получила широкое признание в мире после постулирования ценностей свободы, равенства и братства, провозглашенных Великой Французской революцией. При анализе этих ценностных триад заслуживает внимания, что заявленные в них приоритеты не выбраны рандомным способом, а находятся в системном единстве, выражающем характер данного мировоззрения в целом. Можно ли найти такие системообразующие ценности в российской культуре?

На мой взгляд, среди многих ценностей, которыми богата культура многонациональной России, можно выделить приоритеты, соответствующие указанным требованиям. Это – правда как основополагающая ценность, соборность как интегративная ценность и спасение как целеполагающая ценность нашей культуры (не случайно В. Шубарт определял русскую идею как «спасение человечества русскими») [26, 249-269]. Данные ценности предполагают и дополняют друг друга, ибо убедиться в обретении «всеобщей правды» можно лишь тогда, когда ее добровольно принимают все, а ничто не способствует соборному единству так, как стремление спастись от великой угрозы. При таком понимании становится понятной важность неустанного поиска правды, причем, не локальной, а универсальной. Вячеслав Иванов, первым из русских философов заговоривший о Русском мире, полагал, что он должен объединить тех, кто живет по правилу: «вселенская правда – твоя правда; и если ты хочешь сохранить свою душу, не бойся ее потерять»  [27, 364]. Это объясняет и присущую российской культуре проникнутость как более или менее ясно выраженным предчувствием беды, так и надеждой на то, что когда мы сообща встанем за правое дело, ни один враг не сможет нас одолеть. Вот почему, не отрицая существования других значимых ценностей нашего общества, именно триаду правды, соборности и спасения можно принять за ценностную основу российского мировоззрения и идеологии.

Что касается общих интересов, то здесь народ российский мало чем отличается от других народов. Все мы хотим жить в стране, сильной не только в военном, но и в экономическом отношении, в которой власти не самодержавные хозяева, а наемные менеджеры, и уважение к человеку определяется не деньгами и связями, а его трудом и талантом. Где старшее поколение может достойно прожить на одну пенсию, а молодежь не имеет недостатка в интересной и хорошо оплачиваемой работе, чтобы не искать ее заграницей. В обществе, которое гордится не прошлыми, а настоящими достижениями в науке, технике, искусстве. Где нормой жизни становятся доброта, сочувствие и милосердие, а злоба, наглость и грубость выходят из обращения. В государстве, уважаемом другими странами, которые не следует отождествлять лишь с «золотым миллиардом», тем более с его правящими элитами. Чтобы достигнуть такого состояния, современной России, конечно, предстоит еще проделать гигантскую работу по устранению собственных недостатков. Но для этого ей также следует найти для себя в меняющемся мире такое место, которое бы не отвлекало ее от решения внутренних проблем, а способствовало бы их оптимальному преодолению.

Здесь нужно перейти к исторической миссии России в современном мире, которую она может на себя возложить и отчасти уже выполняет. Страна, начавшая борьбу за изменение мироустройства, основанного на гегемонии США, должна иметь ясное представление о том будущем, к которому она стремится. Речь идет не просто о создании такой системы международных отношений, в которой с интересами России считались бы в большей степени, чем в настоящем, но о построении нового миропорядка, исключающего возможность как гегемонии одной из мировых держав, так и биполярного устройства мира, расколотого на два враждующих блока. Содействие организации мирового сообщества на принципах справедливости и солидарности, без деления стран и народов на «избранных» и «заурядных», могло бы стать целью, достойной России в мире. Об этом писали еще выдающиеся русские мыслители прошлого. Так, П.Я. Чаадаев, начавший с отрицания позитивной роли России в истории, впоследствии заявил, что «мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество» [28, 534]. А Н.А. Бердяев, несмотря на неприятие коммунизма, утверждал что «миссия русского народа сознается как осуществление социальной правды в человеческом обществе, не только в России, но и во всем мире»  [29, 120-121]. Залогом того, что наша страна может справиться с такой задачей является в целом успешный опыт мирного существования и взаимной поддержки более 190 народов, живущих в России.

Как будет воспринята эта миссия в мире, если российское государство заявит о ней? Косвенный ответ на этот вопрос дает международная реакция на события в Украине. Если Запад и его союзники, представляющие не более четверти мирового сообщества, выступают с резким осуждением действий России и стремятся, даже во вред себе, усилить санкционное давление на нее, то остальные страны занимают умеренно-лояльную позицию, экономически поддерживая нашу страну, конечно, прежде всего, из своих интересов. Они понимают, что ведется борьба не столько за Украину, сколько за сохранение или изменение действующего мироустройства, порядок в котором наводит страна, видящая свою роль как «мирового шерифа». Отстоят ли США свое доминирующее влияние, выберет ли большинство стран «полицейского» с Востока, или мировое сообщество перейдет к созданию другого порядка – вот что, с геополитической точки зрения, должно определиться в ближайшем будущем. Поэтому три четверти мира выжидают, глядя на Россию как страну, бросившую вызов американскому миропорядку, выстоит ли она в этой борьбе и, если победит, что предложит взамен.

Сегодня в мире налицо все признаки кризиса глобализма. В экономике началась «война санкций», когда даже самые взаимовыгодные торговые связи разрываются с легкостью необыкновенной. Не существует никаких общих правил во внешней политике: одни и те же действия, исходя из интересов оценивающих их сторон, объявляются «освобождением» или «оккупацией», «борьбой с терроризмом» или «террором». Международное право парализовано противоречием между гарантией суверенитета и целостности территории государств и правом народов на самоопределение. Пандемия показала, что даже ведущие страны вместо того, чтобы объединить свои силы, предпочли спасаться в одиночку, делясь с другими масками и вакцинами по остаточному принципу. Очевидно, что с таким подходом нельзя решить ни одну из глобальных проблем человечества.

Для гарантий его выживания необходимо достижение консенсуса по важнейшим вопросам между всеми странами, что предполагает учет общих интересов. Этого можно добиться только путем перехода от неэффективного однополярного мира через проблематичный многополярный мир, где все определяют отношения ведущих держав, к многостороннему, или, лучше сказать, всестороннему миру, в котором решения принимаются «соборно», на основе общих ценностей, принципов и правил. Конечно, такой переход займет десятилетия, а, может быть, и столетие, потребовав много усилий и нервов, прежде чем мировое сообщество станет «концертом народов». Тем не менее, Россия, чье руководство неоднократно заявляло о приверженности идее многополярного мира, могла бы выступить с еще более смелой идеей построения всестороннего мира.

Эти заметки к российской идеологии будущего, бесспорно, нуждаются в дополнении и уточнении, конкретизации и систематизации. Если данные идеи будут востребованы, следует придать им образную и яркую форму, что невозможно без трансляции философских терминов на язык повседневного общения между людьми. Наибольшие трудности, вероятно, возникнут с понятием «соборность», которое, по мнению Н.А. Бердяева, непереводимо на иностранные языки и обретает подлинный смысл только в православно-церковном контексте. В самом деле, такие слова, как «общинность» и «коллективизм» (как и латинский consensus или арабская idjma) неточно и неполно передают содержание соборности, которая «означает сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям» [30, 42]. Но, поскольку философия и идеология оперируют идеями, удачный перевод с одного языка на другой не исключен, чему немало примеров в истории социальной мысли. Конечно, можно отказаться от этой работы, уповая на то, что политическая конъюнктура сама подскажет, какую идеологию выбрать завтра. Однако не следует забывать, что святое место пусто не бывает, а пустое место не бывает свято.

 

Литература:

 

  1. Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории: Сборник / Пер. А.Д. Харитоновича // А. Дж. Тойнби. М.: Рольф, 2002. – 592 с.
  2. Риккерт Г. О понятии философии / Пер. с нем. // Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика. 1998. – С. 13-42.
  3. Фромм Э. Революция надежды / Пер. Т.В. Панфиловой // Э. Фромм. Психоанализ и этика. М.: Республика, 1993. – С. 217-343.
  4. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма // Н.А. Бердяев. М.: Наука, 1990. – 224 с.
  5. Межуев В.М. О национальной идее // В.М. Межуев. Вопросы философии. 1997. № 12. – С. 3-14.
  6. Цит. по: Деникин А.И. Очерки русской смуты. М.: Мысль, 1991. – 205 с.
  7. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация: В 2 кн. Кн. 1 / С.Г. Кара-Мурза. М.: Алгоритм, 2002. – 528 с.
  8. Зиновьев, А.А. Гибель русского коммунизма // А.А. Зиновьев. М.: Центрполиграф, 2001. – 431 с.
  9. Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире // А.С. Панарин. М.: Эксмо, 2003. – 544 с.
  10. Ходорковский М.Б. Кризис либерализма в России // М.Б. Ходорковский. Ведомости № 52 (1092) за 29.03.2004.
  11. Федотов Г.П. Россия и свобода // Г.П. Федотов Судьба и грехи России: В 2 т. Т. 2. СПб.: София, 1991. С. 276-303.
  12. Рыжков В. Либеральный подход к кризису глобального миропорядка // Либерализм в XXI веке. Современные вызовы свободе и новые либеральные ответы. М.: Мысль, 2019. – С. 339-365.
  13. Валлерстайн И. После либерализма/ Пер. М. М. Гурвица, П. М. Кудюкина, П. В. Феденко // И. Валлерстайн. М.: Едиториал УРСС, 2003. – 256 с.
  14. Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М.: Соратник, 1995. – 310 с.
  15. Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: Альманах «Русская идея» (вып. 3), 1997. – 448 с.
  16. Кочеров С.Н. Русский мир: проблема определения // С.Н. Кочеров. Вестник Нижегородского государственного университета. 2014, № 5. – С. 163-167.
  17. Козин Н.Г. Россия. Что это? / Н. Г. Козин. М.: Альма Матер: Акад. проект, 2012. – 526 с.
  18. Батанова О.Н. Концепция русского мира: зарождение и развитие // О.Н. Батанова. Вестник Национального института бизнеса. М., 2008. Вып. 6. – С. 83–91.
  19. Громыко А. Русский мир: понятие принципы, ценности, структура // Смыслы и ценности Русского мира. Сборник статей и материалов круглых столов, организованных фондом «Русский мир» / Под ред. Вяч. Никонова. Москва: Русский Мир, 2010. – С. 20-23.
  20. Соловьев В.С. Русская идея // В.С. Соловьев. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Правда, 1989. – С. 219–246
  21. Никонов В.А. Современный мир и его истоки // В.А. Никонов. М.: Изд-во МГУ, 2015. – 880 с.
  22. Евразийство (опыт систематического изложения) // Мир России – Евразия: Антология / Сост.: Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская. М.: Высш. шк., 1995. – С. 233-290.
  23. Дугин А. Философия войны // А. Дугин. М.: Яуза, Эксмо, 2004. – 256 с.
  24. Проект: Указ Президента Российской Федерации «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // URL: https://regulation.gov.ru/projects#npa=123967 (дата обращения: 05.08.2022).
  25. Александр Дугин на тему традиционных ценностей // URL: https://rnk-concept.ru/78496 (дата обращения: 05.08.2022).
  26. Кочеров С.Н., Парилов О.В., Кондратьев В.Ю. Философия русской идеи // С.Н. Кочеров, О.В. Парилов, В.Ю. Кондратьев. Н. Новгород: Мининский ун-т, 2018. – 288 с.
  27. Иванов В.И. О русской идее // В.И. Иванов. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. – С. 360-372.
  28. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего (1837) // П.Я. Чаадаев. Полн. собр. соч. и избр. письма: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1991. – С. 523-538.
  29. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н.А. Бердяев. М.: Наука, 1990. – 224 с.
  30. Лосский Н.О. История русской философии // Н.О. Лосский. М.: Советский писатель, 1991. – 476 с.

Loading