Банщиков Александр Витальевич. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ПОНИМАЮ СОЗНАНИЯ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Банщиков Александр Витальевич

Санкт-Петербургский Государственный Университет,

студент 2-го курса магистратуры факультета психологии

 

Banshchikov A. V.

Saint Petersburg State University

2-year master’s student at the Faculty of Psychology

E-mail: alex_banhs00@gmail.com

         

УДК 159.9

КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ПОНИМАЮ СОЗНАНИЯ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Аннотация:   Советская психологическая школа обогатила мировую психологическую мысль эвристичными и революционными идеями. В данной статье представлен краткий обзор основных идей относительно материалистического понимания сознания с точки зрения культурно-исторического подхода и теории деятельности: связь деятельности, языка и воспитания на формирование сознания.. Особый исследовательский интерес представляет то, что современные исследования в психологии и нейрофизиологии удивительным образом отсылают нас к наработкам советских авторов, иной раз делая это чуть ли ни случайным образом.

Ключевые слова: сознание, культурно-историческая психология, теория деятельности, культурная нейрофизиология

 

CULTURAL PSYCHOLOGY APPROACH TO UNDERSTANDING CONSCIOUSNESS: HISTORY AND MODERNITY

Abstract: The Soviet school of psychology enriched worldwide psychological thought with heuristic and revolutionary ideas. This article presents a brief overview of the main ideas regarding the materialistic understanding of consciousness from the cultural-historical approach point of view and the activity theory: connection of activity, language and education to a shaping consciousness. The fact that modern research in psychology and neurophysiology surprisingly refers us to the achievements of Soviet authors, sometimes, doing it almost randomly, is of particular research interest.

Keywords: consciousness, cultural psychology, activity theory, cultural neurophysiology

Введение

Вопросы о соотношении животного и божественно, духовного и материального в человеческой природе будоражили умы философов, богословов и ученых с тех пор, как впервые вектор внимания обратился с окружающей действительности на самого человека, на человека как субъекта познания.

Часто отличительной особенностью человека от остальных биологических видов выделяют наличие у него сознания. Однако наука еще не выработала общеупотребимого определения «сознания» как такового: «в философии оно часто трактуется как идеальное в противоположность материальному; в психологии — как осознанное в противоположность бессознательному (которое, тем не менее, понимается как нечто идеальное); в физиологии — как бодрствование в противоположность сну (хотя во сне мы видим сновидения на экране сознания); в лингвистике — как вербализуемое в противоположность невербальному (хотя многое в невербальном осознается); в социологии — как рациональное в противоположность стихийному (хотя основания для рационального поведения, как известно и психологам и логикам, не всегда рационально выбираются)… В мире нет ни одного явления, соответствующего сразу всем этим интерпретациям» [1, c. 3]. Драматичность ситуации усугубляется тем, что «сознание» согласно опросу психологов-исследователей, является наиболее важным понятием для психологической науки [5]. Проблема сознания является междисциплинарной и наибольшую ценность имеет для философии, психологии и нейрофизиологии.

Вопросы о человеческой природе и природе сознания неизбежно взаимосвязаны друг с другом. Пытаясь охарактеризовать человека с сугубо биологических позиций и обозначая, что «человек есть представитель вида homo sapiens, носитель человеческого генома», мы в очередной раз попадаем в ловушку редукционизма, доходя до конечной точки дробления вещества, но не находя там сущности, теряя при этом сам объект исследования. Сущность же человека заключается в социальной действительности, ибо только человеческий вид создал для своего обитания (и становление) искусственную антропогенную среду. Накопление и передача духовной культуры делает человека человеком. Обособленное изучение человека и сознания друг от друга, в отрыве от объективной реальности и социального контекста, не способно в полной мере охарактеризовать сознание.

Отечественная психологическая школа предоставила весьма интересный подход к изучению сознания, который, как мы попытаемся показать, не утратил своей актуальности до сих пор. Но для начала обратимся к истокам.

Деятельность и сознание

Один из крупнейших отечественных психологов и без преувеличения – философов, С.Л. Рубинштейн, полагал, что сознание является уникальной человеческой характеристикой и напрямую связано со становлением «новой формы бытия – бытия человеческого – новой формы жизни, субъект которой способен, выходя за пределы своего собственного одиночного существования, отдавать себе отчет в своем отношении к миру, к другим людям, подчинять свою жизнь обязанностям, нести ответственность за все содеянное и все упущенное, ставить перед собою задачи и, не ограничиваясь приспособлением к наличным условиям жизни, изменять мир – словом, жизни, как живет человек и никто другой» [11, c. 243]. Тем самым Рубинштейн дает ряд характеристик присущих сознанию и показывает общественную природу его возникновения. Особое внимание Рубинштейн уделяет общественной организации труда, полагая что «труд требует осознания результата труда как его цели, и в процессе труда сознание и формируется» [11, c. 244].

Интерес вызывает отношение человека с объектами, посредством которых труд реализуется. Обращая внимание на объект, человек посредством сознания и мышления открывает новые свойства взятого объекта. Такие объекты, впоследствии, становятся «орудиями».

Использование орудий в трудовой деятельности является также и процессом познания: «В процессе трудовой деятельности, воздействуя на одни вещи посредством других, посредством орудий – вещей, специально предназначенных для воздействия на другие вещи, – вообще, приводя вещи во взаимодействие друг с другом, человек все глубже вскрывает их объективные свойства» [11, c. 244]. Орудие приобретает уже не индивидуальное, а общественное значение, т.к. его производство и применение постепенно вписывается в человеческую культуру, формирует одну из главных особенностей человека – способность к творчеству и, соответственно, творческое отношение к миру. Советский философ П.Ф. Протасеня, перефразируя К. Маркса, отмечал, что «труд, прежде чем стать главным фактором прогресса человеческой истории, являлся творческой силой, формирующей самого человека» [10, c. 83].

Труд, совершаемый человеком, и результаты этого труда не исчезали бесследно, а накапливались и постепенно формировали культуру, усложняя специфическое бытие человека, что лишь способствовало развитию когнитивных функций. Протасеня пишет: «Благодаря труду возникает преемственность человеческой истории, возникает сама человеческая культура, сначала материальная, а потом и духовная. Само производство орудий труда и их усовершенствование порождало социальную и сознательную жизнь человека» [10, c. 87]. Философ полагал, что труд обладает самовоспроизводящей силой и раз возникнув, «он порождает не только производство, но перерождает и самого труженика, изменяя его природу» [Там же].

Особенность человеческого бытия заключается в специфических отношениях между человеком и бытием. Наличие сознания позволяет эти отношения осознать и, проявляя творческую активность, познавать и преобразовывать действительность, приспосабливая ее под человеческие нужды и потребности.

Другой классик отечественной психологии, Б.Г. Ананьев, так же как и С.Л. Рубинштейн, выделял как важнейший фактор материальной детерминации сознания общественно-исторические условия существования человека. «Само собой разумеется, в этой цепи особое место занимает созданная обществом искусственная среда как совокупность материальных и культурных условий жизни человека. Социальная детерминация сознания осуществляется путем взаимодействия человека с этими, жизненно необходимыми условиями, и в этом смысле человек с его сознанием есть продукт конкретно-исторической социальной среды» [3, c. 152]. Ананьев также отмечает характеристику субъекта, присущую человеку, его созидательные возможности: «Однако человек является не только <…> сложным организмом, поставленным в социальную среду и реагирующим на ее воздействия. Эта среда сама создается и изменяется людьми в процессе развития материального производства, культуры и цивилизации в широком смысле этого слова. Поэтому социальная среда неразрывно связана с общественной сущностью самого человека, с внутренними закономерностями развития человека как общественного существа» [Там же].

Ананьев справедливо замечает, что на возникновение сознания влияет не только уникальная человеческая среда, но и сама индивидуальная активность человека. То есть, человек сам принимает активное участие в формировании пригодной социальной среды для возникновения человека. В этом смысле, человек сам себя порождает, в полной мере реализует свои созидательные интенции.

Язык и сознание

Возникшие объективные условия труда и жизнедеятельности человека также способствовали и развитию языка, как уникального для человека способа коммуникации. Рубинштейн также выделял язык как важнейший фактор возникновения сознания: «Связь сознания и языка, таким образом, – теснейшая, необходимая. Без языка нет сознания. Язык – общественная форма сознания человека как общественного индивида» [11, c. 244].

Данное положение подтверждается  исследованиями отечественного психолога, внёсшего огромный вклад в мировую психологическую науку, в детскую психологию, когнитивную психологию и психолингвистику, Л. С.  Выготского. Выготский обнаружил «зависимость развития мышления от речи, от средств мышления и от социально-культурного опыта ребенка. <…> Мышление ребенка – так можно было бы формулировать это предложение – развивается в зависимости от овладения социальными средствами мышления, т.е. в зависимости от речи» [6, c. 138]. Выготский тонко отмечает социальную значимость языка, называя его «социальным средством мышления». Именно посредством речи «осуществляется процесс усвоения ребёнком исторически сложившихся знаний, т.е. процесс становления его логического мышления и других опосредствованных форм познавательной деятельности» [3, c. 164].

Задаваясь вопросом о тождественности мышления и речи, Выготский приходит к отрицательному выводу: «Генетические корни и пути развития мышления и речи оказываются до известного пункта различными. Новым является пересечение обоих путей развития» [6, c. 137].С данным выводом соглашается и Рубинштейн, утверждая что «неверно попросту отождествлять сознание с языком, сводить его к функционированию языка» [11, c. 244]. Согласно Рубинштейну, «не слово само по себе, а общественно накопленные знания, объективированные в слове, являются содержанием сознания» [11, c. 245].

Язык, равно как мышление и сознание, возникает не «внезапно», а вследствие объективных исторических причин. Вписываясь в сложную систему человеческого бытия и постепенно познавая ее, приспосабливаясь к меняющемуся миру, человек приобретает сущностные человеческие характеристики. Общественное бытие является первичным, по отношению к языку. К такому же выводу пришел Выготский в своих исследованиях: «речевое мышление представляет собой не природную, натуральную форму поведения, а форму общественно-историческую и потому отличающуюся в основном целым рядом специфических свойств и закономерностей, которые не могут быть открыты в натуральных формах мышления и речи» [6, c. 138-139].

О дифференцированности когнитивных процессов и языка также свидетельствует исследование Г. Фурта, который занимался изучением когнитивных процессов слабослышащих и глухих людей. Фурт пришел к выводу, что влияние языка может ускорять умственное развитие человека, создавая новые условия для получения опыта, обмена новой информации и идеями, однако это значит лишь то, что люди с недостаточным языковым опытом могут временно отставать на каком-либо этапе развития, но не являются «отсталыми» вообще [13].

Результаты Фурта показывают, что язык в отрыве от сложной социальной действительности не способствует развитию мышления и интеллектуальному росту. Именно окружающая человеческая среда развивает когнитивные способности, предоставляя возможности для познания.

Аналогичные результаты были получены советскими философами, психологами и педагогами при работе со слепоглухими людьми. А.В. Апраушев описывает эксперимент зарубежных ученых, которые решили исследовать возможность контактов слепоглухонемых с обычными людьми. Для этой цели группу слепых пожилых людей, находящихся в инвалидном доме обучили жестовому языку и объединили с группой слепоглухонемых. Примечательно, что все участники были добровольцами, т.е. изначально настроены на коммуникацию, однако вскоре обнаружили, что говорить им было попросту не о чем, и слепоглухонемые стали изгоями. Эксперимент пришлось прервать, дабы избежать деградации слепоглухонемых людей оказавшихся в изоляции. Апраушев комментирует ситуацию следующим образом: «Почему свободные от забот люди не захотели общаться со слепоглухонемыми? Делать-то им всё равно было нечего! Да в том-то и дело, что забот не было, не было и предметной базы для общения, отсутствовал совместный труд. … обеспеченная жизнь престарелых, отсутствие совместных трудовых процессов, а потому и общей заинтересованности в контактах препятствовали организации развивающей среды» [4, с. 29]. Апраушев приводит примеры, как насыщенная социальная и трудовая среда способствовала полноценному развитию слепых и слепоглухих детей даже без помощи специальных педагогов. Собственно, именно деятельностный подход и был заложен в их методику обучения и воспитания. Обеспечение достаточного двигательного и сенсорного опыта взаимодействия с окружающим миром, развитие понятийно-категориального аппарата посредством знаковой системы позволяло сформировать полноценных, развитых личностей.

Воспитание и сознание

Интериоризируя полученные знания из внешней среды, делая эти знания своими, развиваются когнитивные функции человека. Б.Г. Ананьев утверждал, что «человек – продукт воспитания не в меньшей, а, возможно, в большей степени, чем продукт социальной среды в узком смысле слова – непосредственных условий жизни человека в ближайшем социальном окружении» [3, c. 154]. Советский психолог А.В. Петровский, указывал на диалектический процесс усвоения и присваивания личностью некоторых поведенческих моделей, культурных норм и пр., и последующее их транслирование в социальном взаимодействии, т.е. как бы возвращая их во внешнюю среду, «стирая» тем самым границы между внешним и внутренним: «Индивидуально-психологическое в личности выступает как социально-психологический феномен межличностных отношений, а межличностные отношения, оказывая влияние на свойства личности, обнаруживают устойчивость, относительно независимость от непосредственного окружения» [9, c. 178].

Для исследователей человека должно иметь принципиальное значение, с какими частями действительности, с какой социальной группой и какими проблемами соприкасается человек в процессе своего становления, какие ценности он усваивает и как это скажется на его дальнейшем жизненном пути. Сформированные под воздействием социальной среды ценностные ориентации Петровский метафорически называл «внутренним манометром», с показателями которого сверяется человек, организуя свои контакты, вступая в общение, активно действует. «Его конструктор, инженер и наладчик – социальная группа, его механизм – интериоризированный механизм социальных контактов, ориентации и ценности. Эта сверка происходит преимущественно бессознательно, и личность автоматически подстраивается к режимам поведения, определяемым этими индикаторами» [9, c. 123].

Отечественным психологам удалось вскрыть социальную сущность человеческой природы, показать глубокую взаимосвязь между объективно существующей реальностью, социальными условиями жизни, и психическим, когнитивным и личностным развитием индивида, давая тем самым фундамент для материалистического понимания психики и сознания, не впадая при этом в биологизаторсво.

Культурно-историческая школа и современность

Стоит обратить внимание, на некоторые пересечения отечественной и западной психологической мысли. Формированию культурно-исторической школы на западе препятствовали как экономические, так и политические причины. Тем не менее, иностранным коллегам удалось разработать концепции, которые, как мы считаем, не просто соотносятся, но и прекрасно дополняют позицию советских классиков.

Все большую популярность приобретает теория о коэволюции человеческого генотипа и человеческой культуры – теория двойной наследственности (dual inheritance theory). Согласно этой теории, люди формируют определенный тип культуры, которая является самостоятельным эволюционным фактором и непосредственно влияет на человека и его дальнейшее развитие [7]. Более того, как показали исследования в области нейрофизиологии, профессиональная деятельность непосредственным образом влияет на морфологическую архитектуру головного мозга (Э. Магуайр [15] спровоцировала целый шквал аналогичных исследований в разных областях). Также известно, что культурная специфика оказывает существенное влияние на формирование внимания [16], навыка счета [14], общие познавательные способности [8] и мн. др. Все это в совокупности вылилось в относительно новую научную дисциплину – культурную нейронауку [12].

Заключение

Можно предположить, что реальным носителем сознания является именно среда, т.е. цивилизация и культура, а следовательно, желая продолжить дальнейшее изучение сознания, необходимо сместить вектор внимания психологической науки с «сознания в себе» и «человека вообще», на окружающую человека культуру, систему социально-общественных отношений, что способствовали формированию психики, сознания и личности. Если истинным носителем сознания является не мозг и даже не тело, а культура и цивилизация, то это снимает проблему отделения сознания от тела, при создании цифрового сознания, т.к. в теле сознания никогда и не было. Ведь объективная действительность, включающая в себя социально-экономические условия, оказывает столь ошеломительное влияние на развитие не только личности, что является субъектом общественных отношений, но и сознания, и когнитивных функций. Более того, согласно принципу гносеологической редукции, «психическая деятельность не потому такова, что так функционирует человеческий мозг, а  наоборот, мозг так функционирует именно потому, что он должен обеспечивать такую психическую деятельность» [2, c. 6]. Данный взгляд на проблему сознания способен уберечь нас от биологического, в том  числе физиологического редукционизма и открывает новые горизонты исследования природы и сущности сознания.

Список использованных источников:

  1. Аллахвердов В. М., Куликов Л. В. Проблемы психологии сознания // Вестник СПбГУ. Серия 12. Социология. 2008. №2. с. 3-9
  2. Аллахвердов В.М. Опыт теоретической психологии :Автореф. дис. на соиск. учен. степ. д.психол.н / С.-Петербург.гос.ун-т. – Спб, 1994. – 32 с.
  3. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания / АН СССР, Ин-т психологии. М.: Наука, 1977. 379 с.
  4. Апраушев А.В. Рукотворение «души». – М.: Знание, 1986. – 96 с.
  5. Балин В.Д. Сознание — научная категория или психическое явление? // Вестник Санкт-Петербургского университета. Социология. 2009. №4.С. 94-99
  6. Выготский, Л.С. Мышление и речь. СПб.: Питер, 2019. 432 с.
  7. Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. — М.: «Когито-Центр», Издательство «Институт психологии РАН», 1997. — 432 с.
  8. Нисбетт Р., Пенг К., Чой И., А. Норензаян Культура и системы мышления: сравнение холистического и аналитического познания // Психологический журнал. – 2011. – Т. 32. – № 1. – С. 55-86
  9. Петровский, А.В. Личность. Деятельность. Коллектив. М.: Политиздат, 1982. 255 с.
  10. Протасеня, П.Ф. Происхождение сознания и его особенности. Минск : изд-во Белгосуниверситета им. В.И. Ленина, 1959. 308 с.
  11. Рубинштейн, С.Л. Бытие и сознание. СПб.: Питер, 2017. 288 с.
  12. Фаликман М.В., Коул M. «Культурная революция» в когнитивной науке: от нейронной пластичности до генетических механизмов приобретения культурного опыта // Культурно-историческая психология. 2014. Т. 10. № 3. С. 4—18
  13. Furth, H.G. Research with the deaf: Implications for language and cognition. // Psychological Bulletin, 1964. P. 145-164
  14. Hatta T., Ikeda K. Hemispheric specialization of aba cus experts in mental calculation: evidence from the results of timesharing tasks. Neuropsychologia, 1988. Vol. 26, no. 6, pp. 877—893
  15. Maguire E. A. et al. Navigation-related structural change in the hippocampi of taxi drivers //Proceedings of the National Academy of Sciences. – 2000. – Т. 97. – №. – P. 4398-4403
  16. Polk T. A., Farah M. J. The neural development and organization of letter recognition: Evidence from functional neuroimaging, computational modeling, and behavioral studies //Proceedings of the National Academy of Sciences. – 1998. – Т. 95. – №. 3. – P. 847-852

Loading