Иваненков Сергей Петрович. Кусжанова Ажар Жалелевна. Методологические вопросы исследования научных революций. Концепция Томаса Куна

Иваненков Сергей Петрович

Санкт-Петербургский государственный институт психологии и социальной работы,

Доктор философских наук

Ivanenkov Sergey Petrovich

St. Petersburg State Institute of Psychology and Social Work

Doctor of science in philosophy

E-Mail: credonew@yandex.ru

Кусжанова Ажар Жалелевна

Северо-Западный институт управления – филиал РАНХиГС (Санкт-Петербург)

Доктор философских наук

Kuszhanova Azhar Zhalelevna

North-West Institute of Management – branch of the  Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (St. Petersburg)

Doctor of science in philosophy

E-Mail: pola2@mail.ru

УДК :53(09)

Методологические вопросы исследования научных революций. Концепция Томаса Куна

Аннотация. В статье дается реконструкция и критический анализ концепции научной революции, разработанной на материале Коперниканской революции американским философом, историком  и методологом науки Томасом Куном.

Ключевые слова: развитие науки, методология научного познания, научная революция, коперниканская революция.

Methodological problems of researching of scientific revolutions. The concept of Thomas Kuhn.

Abstract: The article deals with a critical analysis and reconstruction of the concept of scientific revolution based on materials of Copernican revolution, developed by Thomas Kuhn, an American philosopher, historian and methodologist of science.

Key words: development of science, methodology of scientific knowledge, scientific revolution, Copernican revolution.

Методологические вопросы исследования научных революций. Концепция Томаса Куна

Методологическое осмысление чрезвычайно популярной проблемы научных революций отличается многообразием философских школ и течений, занимающихся ее разработкой, а также различием методологических позиций, с которых ведутся исследования. Однако для многих работ по этой проблеме характерны либо некая абстрактность, переполнение общелогическими рассуждениями, без достаточной опоры на проработанный конкретный исторический материал, либо, наоборот, среди них доминируют историко-научные исследования, без должного методологического обоснования и обобщения.  Поэтому задача синтеза результатов, полученных в историко-научных и философско-методологических исследованиях, сохраняет свою актуальность на протяжении многих десятилетий  до сегодняшнего дня.

Однако в мировой исследовательской литературе есть весьма удачные примеры сочетания добротных исторических исследований конкретных научных феноменов с философско-методологической рефлексией и гносеологической концептуализацией этой проблематики. По проблеме научной революции одной из таких работ является широко известная на Западе, хотя и менее распространенная у нас в стране, книга авторитетного американского философа, историка и методолога науки Томаса Куна «Коперниканская революция (планетарная астрономия в развитии  западной мысли»[1]. Это очень добротное и глубокое историческое исследование было по достоинству оценено западной научной общественностью, но у нас в стране его славу затмила вышедшая следом и написанная на его материале книга научно-методологического содержания, принесшая автору всемирное признание  и – что немаловажно – переведенная на русский язык,  «Структура научных революций».

В своем исследовании мы решили не то чтобы восстановить справедливость и вернуть «Коперниканской революции» долю отнятого у нее внимания, но попытаться понять истоки будущей знаменитой концепции структуры научных революций, коренящиеся в истории именно этого исторического феномена, исследованного именно в данной работе. Вместе с тем, предворяя наш анализ Коперниканской революции в трактовке, предложенной Т.Куном в этой одноименной книге, сразу сделаем оговорку, что позицию автора мы попытаемся реконструировать, не затрагивая – по мере возможности – его позднейшие работы, в частности, упомянутую уже «Структуру научных революций». Многие черты его концепции получили отражение и развитие в других его работах, но они уже разбирались различными авторами и получили соответствующую критическую оценку. Нас же будет интересовать процесс исторического исследования конкретной революции в науке XVI-XVII века и порождаемые им методологические экспликации, формирующиеся затем в философско-методологическую  концепцию научной революции.

Сущность позиции Т.Куна по рассматриваемой проблеме в методологическом аспекте составляют вопросы,  что такое наука, теория, почему одна научная традиция сменяет другую, почему происходит изменение направления исследований. Много подобных вопросов поставлено им в книге. Поскольку сам он впрямую ответил не на все свои вопросы, постольку мы попытаемся восполнить эти пробелы и  все же выявить суть их понимания автором.

Концепцию Т.Куна относят к так называемому историческому направлению в исследовании Коперниканской революции. Астрономическая революция явилась для него математической реформой, и собственно астрономических факторов для ее объяснения он не нашел. Поэтому особую роль в трактовке этого  феномена у него играют факторы неастрономического порядка.

Это во многом объясняет первое, что бросается в глаза  при чтении данной книги, – это обилие технического материала, который автор анализирует, подобно многим другим исследователям (А.Койре, Н.Идельсону, Е.Гребенникову и др.). И надо отдать должное, изученный и изложенный им историко-научный материал обширен, разнообразен, представляет большой интерес, обнаруживает чрезвычайную эрудицию автора в исследуемой области, а также свидетельствует о скрупулезном прилежании и исследовательской добросовестности автора.

Кун справедливо отмечает факт, что наука развивается вместе с развитием общества. Поэтому он рассматривает ее возникновение, рост, упадок и всевозможные повороты на фоне известных исторических событий. Им упоминаются древние цивилизации и империя Александра Македонского, эллинистическая Греция и арабский средневековый мир, европейское Возрождение и современность. В анализе процесса развития науки он использует влияние на него экономического уровня христианской Европы, ускорение темпов европейской жизни в Возрождение, захваты арабов, перемены экономической жизни, географические открытия и реформу календаря.

Что, однако, нельзя не отметить, так это впечатление о некоторой несвязанности исторического материала с теми выводами, которые он делает. Социально-историческое обусловливание науки у него большей частью сводится к хронологическим и географическим факторам, а история общества составляет при анализе просто фон, на котором разворачивается путь науки. Процессы развития общества и науки оказались большей частью сосуществующими, рядоположенными. Поэтому многие его заключения, похожи больше не на выводы, а приводят к мысли, что это просто сама по себе развивающая концепция автора (возможно, уже готовая), для которой в качестве базисной иллюстрации избран материал Коперниканской революции. Перегружая текст техникой, он будто следует за Коперником, который скрыл свою систему за математическим аппаратом.

         Изначально в формулировке цели своего труда, Кун намерен «показать значимость множественности»[2] Коперниканской революции. Суть последней, по его мнению, выразилась в том, что «хотя ее ядром было преобразование математической астрономии, она охватила также концептуальные изменения в космологии, физике, философии и религии»[3]. Таким образом,  автор претендует на определенное синтетическое, всестороннее рассмотрение изучаемого объекта как на некоторый общий результат множества специализированных исследований, ранее осуществивших анализ  какой-то одной из многих сторон данного феномена. Без этого синтеза невозможно адекватное понимание этого явления. С этой целью он предпринял здесь новый, на его взгляд, методологический шаг – соединение науки и  «интеллектуальный истории».

         Т.Кун рассматривает Коперниканскую революцию в трех аспектах – астрономическом, научном и философском, соответственно выделяя и три ее значения. Первым ее значением он считает реформу фундаментальных понятий астрономии, и собственно, революция, утверждает он,  «сосредоточилась вокруг наиболее неясных и трудных для понимания деталей астрономического познания».[4]

Второе ее значение он видит в том, что, благодаря нововведениям в астрономии, возникла необходимость согласования астрономических понятий с понятиями других наук, в частности, физики. Коперник поставил вопросы в астрономии, которые сам не решил, а о части из них даже не догадывался. Но в силу связи астрономии с другими науками и компонентами мировоззрения, он, сам того не подозревая, затронул многие концептуальные понятия, увязывание которых в единую ткань науки и мировоззрения потребовало изменений в содержании последних, обусловив более широкую интеллектуальную революцию, чем просто революцию в астрономии. Согласование научных понятий вызвало подъем научных изысканий, всеобщее интеллектуальное брожение, выработку новых целей и идеалов научного знания, в результате чего наука завоевала великую новую роль в обществе, которую продолжила играть впоследствии.

Третьим ее значением, заключает он, является то, что возникшие споры в религии, философии и иных отраслях знания привели к изменению мировоззрения, системы ценностей, т.е. к переходу от средневекового общества к современному.

         По Куну, наукой занята определенная группа людей в определенное время, которая использует в своей познавательной деятельности определенные инструменты познания. Поэтому развитие научных представлений в известной мере зависит от условий жизни людей. Так, в силу того, что место обитания греков отличалось от вытянутого вдоль Нила мира египтян, вытянутая тарелка египетского небесного свода в космологических системах греков заменяется сферическим куполом.

         И общество, и наука, существующая в нем, по признанию автора, эволюционируют во времени. История общества, согласно его мнению, дает пример смены одной цивилизации другой: Восток – Запад, Античная – Современная. На появление  революций  в науке влияет не только научной, но и более широкий социальный климат. Однако утверждая, что причины научной революции следует искать принципиально вне науки, он не связывает их и с развитием общества. Для решения этой задачи он обращается к анализу интеллектуальной среды, в которой жили и работали астрономы-профессионалы. На эти вопросы должна ответить именно интеллектуальная история, считает он.

А значение бурных, революционных периодов в самом обществе ученый видит в том что: «Так как стереотипы с наибольшей готовностью отбрасываются во времена периодов общего брожения, бурность Европы в эпоху Ренессанса и Реформации сама по себе облегчила Копернику нововведение. Изменение в одной области ослабляло хватку стереотипов в другой. Радикальные нововведения в науке неоднократно происходили  во времена национальных и интернациональных потрясений, и коперниковское время было таким периодом».[5]

         Следовательно, Кун, в отличие от Койре, видит гораздо более тесную связь науки с другими сферами жизнедеятельности общества. В одном он примыкает к позиции Койре – в некотором преувеличении роли науки в жизни общества. В частности, он считает, что малозаметные, сугубо внутринаучные факторы «по случаю» могут коренным образом трансформировать не только всю науку, но и  изменить мировоззрение и всю цивилизацию.

В науке мы имеем, по Куну, смену одной научной традиции другой, характеризующуюся изменением направления развития науки. Смена традиции, собственно, и выступает у него революцией.  В основе смены традиции лежит смена концептуальной схемы. Понятие концептуальной схемы выступает одним из основных понятий его концепции научной революции. Концептуальная схема – это теория, являющаяся исключительно продуктом воображения ученых. Примером концептуальной схемы может служить античная схема двусферной вселенной, которая была опрокинута Коперником.

Концептуальная схема происходит из наблюдений, однако к ним не сводится. Она имеет ряд характеристик, главными из которых являются ее логическая и психологическая функции. Чисто логической функцией схемы является концептуальная экономия, чисто психологической – доставляемое ею удовлетворение. Так, экономия схемы двусферной вселенной выразилась в том, что в ней в довольно экономичную и простую систему сведены многочисленные и сложные наблюдения небесных и земных явлений. Длинный список этих наблюдений трудно удержать в памяти, а модель заменяет список, и многие наблюдения  просто логически вытекают из модели, снимая необходимость непосредственного их получения. Модель двусферной вселенной была первой, где в связанное целое были сведены все имеющиеся на тот момент наблюдения.          Критерий простоты лежит в основе объяснения популярности и живучести этой модели.

Логическая функция независима от веры ученого. От этой веры зависит вторая основная характеристика концептуальной схемы – психологическая функция. Психологическая привлекательность модели – это ее способность «внушить веру». Так, психологическая функция схемы двусферной вселенной позволяла объяснить человеку его место в мире, помогала почувствовать себя в нем уютно, столетиями обеспечивала людей мировоззрением.  В ней, отмечает Кун, непротиворечивым образом нашли место и человек, и его боги.

         Логическая и психологическая функции очерчивают границы, внутри которых лежит целый спектр других функций концептуальной схемы, таких, как объяснение, понимание и др., являющихся частично логическими, частично психологическими. По мнению автора, приняв определенную концептуальную схему, ученый с того момента безрассудно и горячо ей доверяется, веря в ее единственность  в качестве истинной и действительной. Путей же доказательства, что концептуальная схема является окончательной и оправдывает эту безрассудную веру, нет.

         И еще одной важной функцией наделяет Кун концептуальную схему – функцией предвидения. Концептуальная схема всеобъемлюща, она не только удовлетворительно объясняет всю совокупность фактов, известных ученому, приводя  ее в единую простую систему. Но для ученого теория будет превосходить известное, служа инструментом  исследования неизвестного.

         Преувеличивая значение научных теорий, Кун отводит концептуальным схемам особую роль в развитии общества, делая их фактически движущим фактором социального прогресса. Так, он считает, что магеллановы путешествия были обязаны своим происхождением именно теории двусферной вселенной. И  путешествия Колумба  – тоже «пример  плодотворности концептуальной схемы. Они показывают, как теории могут вести ученого в неизвестное, подсказывая, где искать и что он может найти».[6]

Стереотипы деятельности поколения людей, руководствующихся в науке одной концептуальной схемой, выступают у  Куна традицией. Традиция, по его мысли, меняется после того, как происходит смена концептуальной схемы, а смена традиции составляет суть научной революции. Однако  автор не специфицирует, какое именно изменение можно считать революционным, что можно сказать о механизме этого изменения. Логически это как будто выглядит так, что несоответствие наблюдений – или даже одного наблюдения – и концептуальной схемы приводит к отбрасыванию теории и принятию ученым новой схемы. Так,  он пишет, что ученый, выбирая ту или иную теорию, верит, что выбранная им теория наиболее близко к оригиналу представляет реальность. Но за эту веру он может и поплатиться. «Единственное наблюдение, несовместимое с его теорией, продемонстрирует, что он все время использовал неверную теорию. Его концептуальная схема тогда должна быть отброшена и заменена. Концептуальная схема, в которую верят из-за того, что она экономична, плодотворна и космологически удовлетворительна, в конечном итоге приводит к результатам, несовместимым с наблюдениями. Вера тогда должна быть предана и принята новая теория. После этого процесс начинается сначала… Несовместимость теории и наблюдения является конечной причиной каждой научной революции».[7] Таков, считает Кун, механизм научных революций, их логическая структура.

Но реальная научная практика показывает, что теории так легко не отбрасываются учеными. Чтобы объяснить это обстоятельство, Кун добавляет, что исторически процесс складывается очень не просто и продолжителен во времени. Чтобы концептуальная схема была отброшена, надо, чтобы она  пришла в «непримиримый конфликт» с наблюдениями. Но в таком случае, если несоответствие наблюдений и теории приводит к отбрасыванию последней и принятию новой, то и коперниканскую революцию должно было вызвать такое несоответствие?  Однако Кун пишет, что еще и через пятьдесят лет после смерти Коперника никаких новых наблюдений не было. То есть, если следовать этой логике, получается, что, с одной стороны, как будто революция и началась, а с другой – как будто и нет. Поскольку сам автор не показывает, как в конкретном случае наблюдения привели к необходимости отбросить прежнюю схему, то его мнение о столь значительной роли наблюдения в смене традиции, т.е. революции, в определенном смысле  «повисает в воздухе».

Характерно, что хотя революция в его понимании и имеет характер определенного скачка, но в самом процессе развития познания скачок связан с психологической стороной познания. В процессе развития знания Кун большей частью видит лишь микроколичественные изменения. Но накопление этих изменений может привести при определенных условиях к переключению «гештальта», к смене видения учеными проблемы. Иначе, качественный скачок присущ не объективному процессу познания, где есть лишь количественный, следовательно, постепенный процесс накопления знания, а субъективному переключению ученых на новое видение сущности и решения проблем. И это «гештальт-переключение» обусловлено утратой учеными веры в удовлетворительность прежней теории.

Так, давая свое понимание причин Коперниканской революции, Кун утверждает, что породившая революцию проблема планет во времена Коперника стала «количественной проблемой, описанной в длинных таблицах», что именно детальная, количественная, сугубо математическая, «техническая» проблема привела к революции. Все более уточняющиеся данные наблюдений лишили прежнюю астрономическую теорию ее простоты и точности. И  Коперник посягнул не на космологию и философию, не на системообразующую идею двусферной вселенной, а предпринял  реформу только математической астрономии, ее математического аппарата, решив сугубо математическую, узкоспециальную задачу. Он «первым разработал детальное описание последствий движения Земли. Его математика выделяет его из числа его предшественников».[8]

Что это не так, доказывали еще друзья Коперника, возмущенные предисловием Осиандера к труду «О вращениях», где шаг великого астронома представлен как очередная математическая гипотеза, введенная для упрощения вычислений. С позиции такой логики, когда революционный переворот выступает как маленькое техническое усовершенствование в расчетах, не понятно, почему эта незначительная новация имела такие масштабные последствия для всей системы  общественного сознания, почему у нее нашлось столько приверженцев и последователей.

          В качестве логики развития концептуальной схемы Кун предлагает естественный, подобный человеческой жизни, процесс рождения, старения и затухания концептуальных схем.  Вместе с тем, он утверждает, что эти схемы не умирают, пока находится хоть один некто, может даже и не ученый, кто будет продолжать им следовать, например, заявит, что Земля покоится,  этого будет достаточно для бессмертия схемы. Нам представляется, что для научной теории такое основание недостаточно.

         Известно, что на проблему понимания революций в науке выходит и проблема преемственности знания в процессе постоянной смены действующих традиций, ученых и т.п. И здесь Кун придерживается взгляда, отличного от взгляда  Койре. Если познающий субъект  у Койре – это монада, гений, то у Куна он уже представлен поколением ученых, работающих в русле одного направления. В этой  работе он еще не дошел до парадигмы и научного сообщества как основных концептов «Структуры научных революций»,  хотя уже и выработал многие основные положения своей концепции. В «Коперниканской революции» поколение астрономов решает задачи, возникающие в результате изменения направления исследований. Когда же все поставленные в начале возникновения нового направления вопросы решены и увязаны в единую концептуальную ткань, тогда завершает историю и поколение ученых, честно выполнивших свою задачу.

          У Койре фактически после смерти каждого творца происходит полный разрыв между двумя этапами познания, и поэтому творчество каждого ученого, составившее этап развития науки, есть своя микрореволюция. У  Куна с его пониманием субъекта как коллективного субъекта в виде поколения ученых разрывов в традиции практически нет, потому что поколение ученых есть сменяющие друг друга люди в их естественном пребывании в мире. Это позволяет ему избежать те  трудности, в которые попадает Койре в объяснении перехода от одного этапа развития знания к другому. Но поэтому так усилены поиски остатков и истоков, «нитей» и «прядей», которые показали бы приближение того или иного исследователя к той или иной проблеме в прошлом, до Коперника и рядом с ним.

         В числе факторов, определяющих предпочтение одной научной теории перед другой, у Куна нет критерия истинности. Выше мы уже коснулись вопроса  о роли наблюдения в возникновении революции. Следует только отметить, что признавая роль наблюдения в формировании концептуальной схемы, он особым образом понимает наблюдение. Поскольку наблюдения у него – это «объективный ключ, данный человеку природой»[9], а концептуальные схемы исключительно субъективны, постольку наблюдения, в его понимании, независимы от теории. Нам, однако, представляется, что наблюдения и теория по содержанию объективны. Но при этом нет наблюдения, совершенно свободного от теоретического угла видения, и то, что представлялось, скажем, наблюдению Коперника, – это не совсем то, что находил в наблюдении Птолемей.

Вместо вопроса о критерии истинности познания Кун вводит другие «логические» определения – веру, убеждение, экономичность, простоту и т.п. Назвать эти определения логическими категориями, на наш взгляд, было бы неточным. Они скорее являются  описанием субъективно-психологического переживания ученым познания, чем логическими категориями, отражающими объективный процесс роста и развития человеческого знания. Но поскольку в качестве  критерия истинности познания автор чаще предлагает характеристики «верил», «чувствовал» и т.п., то это позволяет ему в ряде случаев уходить от необходимости выявления объективной основы развития познания. Механизм развития знания у него приобретает черты чувственно-иррационального, а потому мало отличается от механизма у Койре.

Создание новой теории, новое видение проблемы имеет психологические причины. Формирование нового направления исследований тоже психологически обусловлено и связано с конвенциональным принятием учеными новой схемы, в процессе формирования которой формируется их убежденность в ее функциональности в качестве теории, организующей новое направление изысканий. Это, например, объясняет, почему Кун придает большое значение труду Галилея, который занимался развитием физики, а не собственно астрономической теории. Вклад Галилея  в астрономическую революцию Кун видит в пропаганде коперниканства, способствовавшей принятию и ассимиляции обществом новых идей. Таким образом, Кун стремится и ему часто удается найти объективные закономерности процесса развития познания, и в этом можно неоднократно убедиться на страницах его работы, но психологизируя процесс познания, делая акцент на психологические моменты как определяющие его развитие и изменения, он зачастую камуфлирует эти закономерности под субъективное.

         В целом же следует отметить, что позиция Куна в основном последовательна, многие оценки тех или иных явлений вполне убедительны, глубоки и интересны. Так же, как и изложение логики, которой подчинено развитие познания в астрономии и физике. Кроме того, он привлекает широкий по охвату материал из истории общественной  мысли, ярко и разнообразно рисуя картину социальных процессов, на фоне которых происходит развитие науки и Коперниканской революции. Ретроперспективный подход позволяет Куну находить в истории интересные факты, давать их нетривиальную и порой глубокую трактовку.



[1] Kuhn T. The Copernican revolution: Planetary astronomy in the development of western thought. – Cambridge, 1957.

[2]  многогранности, многозначности. – Ibid. P.5.

[3]  Ibid. P.6.

[4] Ibid. P.VIII.

[5] Ibid. P.34.

[6] Ibid. P.107.

[7] Ibid. P.16.

[8] Ibid. P.86.

[9] Ibid. P.23.

Loading