Троицкий Виктор Петрович
Библиотека-музей «Дом А.Ф. Лосева»
Старший научный сотрудник
Troitskii Victor Petrovich
Library-museum “House of A.F. Losev”
Senior Researcher
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В ДЕКАРТОВОЙ СИСТЕМЕ КООРДИНАТ
Петр Васильевич Палиевский (1.05.1932–8.10.2019), многолетний собеседник А.Ф. Лосева, крупнейший отечественный литературовед и литературный критик, основатель значительного направления русской консервативной мысли был большим другом «Дома А.Ф. Лосева». Ему принадлежит одна весьма лестная и, одновременно, очень обязывающая оценка нашего труда: «Дом растущей мысли». Петр Васильевич неоднократно выступал у нас, активно участвовал во многих дискуссиях. А последняя наша встреча была посвящена подробному и всестороннему обсуждению его итоговой работы «Развитие русской литературы ХIХ – начала ХХ века. Панорама». Тогда мне, как историку философии, довелось развернуто высказаться о ключевой и, казалось бы, самой спорной идее данной работы, – о попытке П.В. Палиевского представить весь ход большого литературного процесса в виде очень конкретного графика в системе координат, которую в точных науках давно принято называть декартовой. Здесь по горизонтальной оси откладывалось время (1780-е – 1940-е годы, «историческая действительность»), а по вертикальной оси выстраивалась особая шкала качеств или ценностей (предполагается движение оценок снизу вверх):
национальные ценности
мировой уровень
художественные ценности мирового уровня
вечные ценности.
В этих координатах и выстраивались многоцветные диаграммы, наглядно представляющие творческий путь многих отечественных мыслителей – поэтов, писателей, литературных критиков. Мой скромный и, уж во всяком случае, весьма частный историко-философский анализ очень понравился Петру Васильевичу, и он настоятельно просил, при случае, опубликовать эти материалы. Исполняю его просьбу.
- Для начала прочту надпись, сделанную рукой Петра Васильевича на книжке-брошюре «Движение русской литературы» (1998), которая в свое время явила первое издание интересующей нас Панорамы, или, точнее, Диаграммы, или, еще точнее, Полиграммы: «Рад подать эту скромную идею хранителю идей Лосева». Стало быть, мне теперь почти поневоле приходится выразить свое отношение к таковой скромной идее, пусть со дня «подачи» и прошло два десятилетия. С тех пор «картинка» только улучшилась и, заметим, чуть усложнилась. Скажу сразу: в целом ее, эту идею изобразить общее движение русской литературы (периода «золотого» и, отчасти «серебряного» века) в особой системе координат – хочется с энтузиазмом приветствовать. Придираться или сомневаться можно только по малостям и в деталировках, о каковых сейчас нет нам резона говорить. Не предвосхищая также суждений других, из числа присутствующих на вечере, философов и филологов, затрону только вопрос о самом методе исследования – о той своеобразной графической визуализации, к которой прибег П.В. Палиевский. Уже самый шаг к такому методу – вовсе не тривиален. И еще о плодотворности и содержательности его тоже хотелось бы судить, причем изнутри самого метода. Наш взгляд будет, по преимуществу, историко-философским, много меньше – историко-математическим.
- Автор «Панорамы», как мы знаем, изначально отталкивался от записки Л.Н. Толстого с довольно невнятным графиком, она и он приведены в «Приложении» книги. Автограф 1872 года хранится в Отделе рукописных фондов Государственного музея Л.Н. Толстого в Москве. Воспроизводим его фрагмент.
(Тут, замечу в скобках, упомянута не парабола, по Л. Толстому, но фрагмент синусоиды; и еще, обратим особое внимание, в диаграмме Толстого нет второй, вертикальной оси, – и этот зародышевый сюжет еще нам сгодится). Автор вдохновился примером классика, но также вполне имел право апеллировать, смело можно сказать, к общим – восходящим еще к воспитанию строгости мысли в средней школе, – навыкам употребления системы координат, именно, декартовой системы координат. И тут вопрос, сразу перед нами возникающий: почему П.В. Палиевский, давний борец с формалистикой и столь же давний критик структурализма, вдруг берет на вооружение вроде бы формальный прием, чтобы с его помощью выявлять что-то новое во вполне неформальной, сугубо качественной области?! Ответ, к которому мне хочется вас (и себя) подвести, таков: в данной «формализации» изначально, от веку было заложено и до сих пор содержится неожиданно много запасов содержательного, качественного, смыслового, неформально-глубокого.
- Обращаясь к истории вопроса, напомню, что первое использование метода координат, как общепринято считать, произошло в «Геометрии» Рене Декарта (1637). История сохранила даже самый момент, когда идея сия впервые блеснула в некой отдельно взятой голове, – это 11 ноября 1620 года, как подлинная дата рождения scientia mirabilis, по выражению Декарта, или «день рождения современной математики», как определено позднее в одном суждении у П. Лапласа. На самом-то деле, в координатном методе произошло соединение трудно соединимого – когда человеческая мысль дерзнула рассматривать «на одной доске» арифметику, геометрию и ново-создаваемую алгебру. Именно, произошла встреча и даже сращивание сугубо разнородных (иноприродных) областей смысла, образующих базис математики. Причем достигалась эта гранд-встреча весьма элементарными средствами: Декарт догадался изображать арифметические величины, а также пропорциональные отношения между ними с помощью отрезков геометрической прямой и их отношений. – И это все! Даже самого-то наименования «координаты» (тем более «декартовые координаты») им не вводилось, как и родо-видовой, собственно «декартовой», т.е. вертикальной второй оси у Декарта еще не было. Вторая, сугубо вспомогательная прямая, появляющаяся у него по ходу реализации алгоритма вычисления пропорций отрезков, была наклонена по отношению к горизонтальной оси, и потому первая система координат была, как теперь правильно говорят, косоугольной. И вроде бы сразу понятно, почему и для чего наклон и косо: базовую пропорцию отрезков 1:1 удобнее передать на прямой, проведенной под углом 45° к горизонтали.
- Понадобилось еще полвека плюс гений Лейбница (1676), чтобы с должной уверенностью рисовать и вторую, и третью (для передачи в объеме) координаты, и тогда же родилось ключевое (содержательно – богатейшее) наименование самого метода, произведенное от сочетания латинского «вместе», «совместно» (co-) и «упорядоченный», «по порядку расположенный» (-ordinatus). Удивительно, но факт, – и он, между прочим, аккуратно отмечен в справочниках по истории математической нотации: только еще через двести лет, только со второй половины ХIХ века (так поздно!) вошло в обычай регулярно использовать в математике две координаты, с обязательной для искомой координации вертикалью. Столь долго, что называется, «привыкали» – и тут нам видится подлинная, пусть и маленькая, интеллектуальная драма. Или комедия (если не ошибок, то) формализации.
- Трудности, которые неизбежны при любых попытках соединить иноприродное, становятся почти очевидными, если мы обратимся, далее, к более раннему истоку координатного метода. Исток обнаруживается у далекого предшественника Декарта и Лейбница, у Николя Орема (около 1371), в его латинском трактате – для нас, заметим, чрезвычайно поучительно название оного, – «De configurationibus qualitatum et motum», О конфигурации качеств и движений [П.В. Палиевский, напомним, как раз и стремится, и ставит перво-задачу описывать качество и движение русской литературы. Совпадение ключевых понятий здесь чрезвычайно симптоматично]. Французский схоласт изыскивал прием удобного представления «широты форм» (latitudo formarum), т.е. графического описания любых качеств любых объектов, будь то скорости их движения (velocitatum – с них-то Орем и начинал), или состояния людских добродетелей и грехов, будь то физические характеристики вроде теплоты или электричества, будь то музыкальные высоты и тональности на примерах фуг и ораторий, и прочее и прочее. Он изображал «экстенсию» качества при помощи горизонтальной прямой линии, на которой с определенным шагом выстраивался ряд перпендикуляров, переменные длины которых пропорциональны интенсивности такового качества. Огибающая, т.е. некая кривая поверх перпендикуляров описывала эволюцию качества, а площадь под кривой давала… да, количество качества (quantitas qualitatis), вполне прямую оценку его.
И снова, и важно: в представлении Николя Орема, как и у Рене Декарта, тоже еще вполне отсутствует вертикальная координата, – поскольку качество «живет» не здесь, не на ней, но в самой «огибающей», каковую поддерживают перпендикуляры, – точно так же, как набор вспомогательных подпорок или шестов, на которых раскидывается полог, столь необходимый для жизненных нужд, не есть еще сам этот полог.
Лишь в тех довольно редких случаях, когда некоторое качество начинается с ненулевых значений, роль вертикальной оси в старинной графике Орема, как бы в потенции, эмбрионально, выполняет первый по порядку (если отсчет вести слева направо) перпендикуляр его построений.
- «Трактат о конфигурации качеств и движений» достаточно хорошо известен отечественным историкам науки и даже, кажется, усвоен в широкой культуре – в свое время его блестяще перевел и прокомментировал Василий Павлович Зубов. Работа эта была опубликована в «Историко-математических исследованиях» еще в 1958 году (вып. 11). Мы, в свою очередь, приведем некоторое изображение показательного выступления координатного метода, воспользовавшись еще одним трактатом Орема, пока не слишком знакомым нашему культурному сообществу – «De latitudinibus formarum», О широте [протяжении] форм. Нужный нам блистательный парад «конфигураций качеств» или «широт форм» предстает на второй странице трактата, по изданию 1482 года, счастливо хранимого в Национальной библиотеке Флоренции.
- Итак, долгая коллективная память европейских ученых, причем даже с некоторой оторопью (отсчет, стало быть, ведем от второй половины ХIV до второй половины ХIХ века, целых пятьсот лет) знала о значительном качественном скачке, лежащем в недрах координатного метода, и утрата таковой памяти, как и оторопи полное изгнание далее, ближе к нашим дням – вот необходимая констатация. Далее, как мы знаем, пришел школьный автоматизм применения, для которого что провести ось X, что пристроить к ней ось Y – все едино, все привычно. Забытую качественность пришлось «открывать» или, если угодно, заново припоминать. Мне известны, по крайней мере, два примера «похожего» на метод Палиевского «припоминания» – возьмем их из истории отечественной культуры первой трети ХХ века.
- Первый пример – «Автобиографическая схема» или «Линия жизни» Андрея Белого (1927), где изображена, можно сказать, траектория единственной писательской судьбы. Эту картинку, при желании и с недавних пор, можно было видеть на одной из стен Музея поэта на Арбате, а в 2010 году она во всех подробностях была опубликована и прокомментирована в роскошном отдельном издании. Сам автор пояснял «линию» так: «Рельеф ее (высоты и низины) построены из пристального и реального осознания себя <,> ощущения в данный период (подъем и упадок энергии жизни); вместе с тем снизу отмечены те из людей, которые становились особенно близко в тот или иной период (или – дружба, или – борьба, или – работа вместе); сверху я попытался определить культурные влияния; совсем внизу: эпоха работы над тою или другой книгой».
- Статья П.А. Флоренского «О типах возрастания» (1905: «писано во время разгара бомб и забастовок») – второй пример современного «припоминания». Студент Московской духовной академии и недавний выпускник отделения чистой математики физико-математического факультета Московского университета (в той же alma mater, заметим, взращивался энтузиазм Белого–Бугаева с его «рельефами», о которых мы только что говорили) стремился применить математику к задачам нравственного богословия. Возрастающие (как и убывающие) функции нужны мыслителю для наглядного представления духовного роста личности (изобразить «растучесть духа») и ее устремлений к идеалу, вплоть до идеала святости. При этом Флоренским говорится о типах возрастания и даже резервируется тема для следующего шага исследования – о возрастании типов. И еще выпускник физмат-отделения точно указывается гранд-метод для подобного рода «математического богословия», им предпринятого: «Прием этот (“метод координат”) слишком хорошо известен из всевозможных статистических и метеорологических диаграмм, чтобы стоило на нем останавливаться».
- Покидая область истории координатного метода или, что то же, истории попыток перехода от количеств к качествам (от одной «природы» – к другой, от одного «типа реальности» – к другому), мы снова помянем имя Павла Флоренского. Он остро чуял специфику такого перехода не только на пути от одного измерения (от прямой) к двум измерениям (к плоскости), но и на следующем шаге в шкале размерностей пространства. Таковым нам представляется содержательный пафос его открытия «обратной стороны плоскости» и рассуждений о «четно-сторонних» и «нечетно-сторонних» поверхностях в знаменитой книге 1922 года «Мнимости в геометрии».
- Нам остается вкратце подытожить: рассматриваемая «панорама Палиевского» вполне вписывается в очень почтенную и трудную философскую традицию. И воскликнуть, обращаясь к оппонентам Петра Васильевича на лирической волне:
гуманитарий,
выполняй по мысли норму,
поскольку всяк процесс имеет смысл
и, значит, форму!