Иваненков Сергей Петрович
Санкт-Петербургский государственный институт психологии и социальной работы,
Доктор философских наук
Ivanenkov Sergey Petrovich
St. Petersburg State Institute of Psychology and Social Work
Doctor of science in philosophy
Кусжанова Ажар Жалелевна
Северо-Западный институт управления – филиал РАНХиГС (Санкт-Петербург)
Доктор философских наук
Kuszhanova Azhar Jalelevna
North-West Institute of Management – branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (St. Petersburg)
Doctor of science in philosophy
pola2@mail.ru
УДК :53(09)
Методологические вопросы исследования научных революций. Концепция Александра Койре
Аннотация. В статье дается реконструкция и критический анализ концепции научной революции, разработанной на материале Коперниканской революции французским историком науки Александром Койре.
Ключевые слова: развитие науки, методология научного познания, научная революция, коперниканская революция.
Methodological problems of researching of scientific revolutions. The concept of Alexander Koyre.
Abstract: The article deals with a critical analysis and reconstruction of the concept of scientific revolution based on materials of Copernican revolution, developed by Alexander Koyre, a French historian of science.
Key words: development of science, methodology of scientific knowledge, scientific revolution, Copernican revolution.
Методологические вопросы исследования научных революций. Концепция Александра Койре
Неуклонное внимание к методологическим проблемам развития науки, наблюдаемое на протяжении всего ХХ века, связано с масштабом и степенью влияния науки на всю современную цивилизацию и общественный прогресс. Изучение закономерностей и перспектив развития науки тесно связано со стремлением не только глубже познать окружающий мир, но и с прагматическими вопросами управления этим развитием, прогнозирования дальнейших коллизий взаимосвязи науки и общества, предвидения возможных качественных изменений человеческой деятельности вследствие того или иного использования результатов научных исследований и разработок.
Большой интерес для специалистов, изучающих науку, представляет осмысление закономерностей развития теоретического знания, среди которых пристальное внимание обращают на себя особые переломные моменты, зачастую изменяющие весь ход развития науки и даже общества, выводящие человеческую мысль и познание на неизведанные ранее горизонты. Они получили название научных революций, встав по значимости в один ряд с промышленной и научно-технической революциями. Интерес к ним не случаен. В этих точках бифуркации сконцентрированы многие факторы, определяющие весь предшествующий и последующий процессы развития науки. Глубокое понимание их природы тесно связано с вопросом о путях дальнейшего развития как науки, так и современной научно-технической цивилизации, в том числе и с перспективами взаимодействия государств на планете.
Проблема научной революции – очень широко разрабатываемая проблема. Мы не станем здесь рисовать обширную картину дискуссий по поводу нескольких известных научных революций и всех затрагиваемых при их изучении проблем. Чтобы сделать разговор предметным, выберем из истории науки один пример, на материале которого попытаемся ответить на ряд вопросов, раскрывающих природу исследуемого феномена.
Наиболее признанным и показательным примером научной революции, известным в истории, многие исследователи считают грандиозный переворот в науке ХVI-XVII веков, названный Коперниканской революцией. Она носит имя великого реформатора науки, создателя новой астрономии, астронома и мыслителя Николая Коперника, «остановившего солнце, сдвинувшего Землю», как гласит надпись на его памятнике в Варшаве. Его имя открывает галерею великих имен деятелей науки, заложивших основы современного естествознания. Основное произведение Н.Коперника «О вращениях небесных сфер», в котором было разработано его гелиоцентрическое учение, увидело свет 24 мая 1543 года. Появление этого труда ознаменовало начало крупнейшей в истории научной революции.
Этот феномен нередко становился объектом исследований, будучи примечателен тем, что хорошо «иллюстрирует процесс, в понимании которого мы сегодня очень нуждаемся».[1] По нашему мнению, эта революция представляет собой чрезвычайно интересный, можно сказать, классический образец для анализа научных революций еще и потому, что – скажем, несколько забегая вперед в развитии своего научно–методологического подхода – здесь мы имеем полный цикл, или период, развития естественнонаучной революции. Но об этом – несколько позже.
Библиография по проблематике научных революций и самой Коперниканской революции огромна. Однако что позволяет пройти по этому массиву своим путем, так это факт, что он заметно делится на две части: либо среди работ большей частью доминируют историко-научные исследования, оставляя поле деятельности для методологической рефлексии, либо разработка методологических проблем науки зачастую ведется в абстрактно-рациональном ключе, без существенной опоры на конкретный исторический материал.
Поэтому в своем анализе мы обратимся лишь к некоторым работам исследователей, которые дают необходимый материал для нашего понимания этого явления. Из значительного ряда исследований мы выделили две фундаментальные монографии, непосредственно посвященные Коперниканской революции. Это – известная книга американского философа и методолога науки Томаса Куна «Коперниканская революция: планетарная астрономия в развитии Западной мысли» и капитальная монография известного французского историка науки Александра Койре «Астрономическая революция. Коперник. Кеплер. Борелли».[2] И хотя эти работы тоже носят скорее не философский, а историко-научный характер, особенно это касается книги А.Койре, но подбор материала, логика его изложения и сделанные выводы позволяют выявить позиции авторов по ряду методологических вопросов на основе реконструкции или явных высказываний. При этом их анализ истории этого феномена настолько систематичен и обстоятелен, что позволяет говорить о целостных подходах в его исследовании и как результат – о целостных концепциях и данного феномена, и научных революций, и развития науки в целом. В свою очередь, критический анализ этих концепций позволяет противопоставить им свою точку зрения в решении тех или иных вопросов методологии научного познания.
Как изначально предполагалось, провести анализ этого примечательного явления оказалось невозможным без предварительного уточнения некоторых общих вопросов. Таковыми являются вопросы о качественной специфике научной революции, ее критериях, границах и некоторые другие. Они связаны необходимой связью, и тот или иной ответ на любой из них требует последовательного ответа на другие. В частности, анализ различных точек зрения на проблему научной революции показал, что ее решение существенно зависит от того, как тем или иным автором решается вопрос о сущности и закономерностях развития науки. С этого вопроса мы и начнем свой анализ.
При чтении книги А.Койре «Астрономическая революция» вначале возникает сомнение, имеется ли вообще у ее автора самостоятельная концепция, поскольку сам Койре не формулирует прямо свои методологические принципы и установки. Кроме того, изложение материала здесь таково, что создает впечатление, на первый взгляд, минимального присутствия самого иcторика, ибо везде он «как можно чаще давал слово самим авторам»[3], и обширные цитаты из многих первоисточников занимают большую часть его книги. Однако на самом деле это не так, что хорошо видно из высказывания самого Койре: «Историк, – пишет он, – проектирует в историю интересы и шкалу ценностей своего времени, и только в соответствии с идеями своего времени и своими собственными идеями он производит реконструкцию. Именно поэтому история каждый раз обновляется, и ничто не меняется более быстро, чем неподвижное прошлое.»[4]
И Койре обращается к анализу истории науки как истинный сын своего общества и своего века, определяя целью своего исследования «единственно описать «астрономическую революцию», то есть историю развития и трансформации ключевых понятий».[5] Зафиксируем его понимание сущности данной научной революции – это развитие и трансформация ключевых понятий (науки), но к ней мы вернемся позже. А начнем с цели. Думается, что ограничение своей задачи исследователя лишь описанием трансформации понятий науки и в ряде случаев отказ от изучения объективных причин революции – у историка шаг вынужденный. И в значительной степени в этом повинна его методологическая установка в понимании сущности науки. А именно обстоятельство, что он считает науку в определенном смысле автономной сферой, свободной от социальной обусловленности.
Здесь мы обнаруживаем некоторое противоречие в его позиции. С одной стороны, он, в отличие от позитивистски настроенных историков науки, рассматривает процесс научной деятельности в связи с философией, религией и другими компонентами духовной культуры. И это, на наш взгляд, выгодно отличает и его позицию, и исследование от ряда других авторов и работ.
Раскрывая суть коперниканского переворота, он постоянно акцентирует внимание читателя на общей картине всего духовного климата эпохи, утверждая, что без его учета нельзя оценить в истинном масштабе значения этой революции. При этом, может и не отдавая себе полностью отчета, подспудно, он как истинный историк преследует цель дать возможно более полную картину условий, послуживших причиной данного явления. Другими словами, обрисовать «революционную ситуацию», в которой идея Коперника о движении Земли вокруг Солнца смогла прозвучать «первым залпом» и породить лавину последовавших за ней коренных изменений в общей картине человеческого знания, которые впоследствии будут охарактеризованы как научная революция XVI –XVII веков.
Но, с другой стороны, временами его исходные установки, в свете которых он пытается выделить и вписать в общий контекст «значимые» факты и отношения, ограничивают возможность дать более широкую картину всех процессов, связанных с Коперниканской революцией. И Койре обращается только к интеллектуальной сфере, рисуя историческую обстановку достаточно подробно и интересно, но моментами не полно и однобоко.
Причиной тому служит то, что концепция научной революции органично вплетается у Койре в более общую концепцию развития науки. Однако в его понимании наука – это такая сфера общественной жизни, которая развивается по собственным имманентным законам. Поэтому поиск им внутренних законов развития науки, не зависящих от общего развития общества, приводит его к проблеме источника развития науки, а также тесно связанной с ней проблеме преемственности в развитии научного знания. Он дает свою трактовку этого источника, и на этом получает весьма своеобразное решение и других связанных с ним вопросов. Его решение – это фигура гения как ключевого фактора в развитии науки.
Понятие гения, на наш взгляд, является ключом ко всей концепции развития науки А.Койре. Гений – это особый деятель-одиночка, чей труд невозможно объяснить ни наследственными, ни общественными характеристиками, равно как средой или историческим моментом.[6] Гений является субъектом науки, главной движущей силой ее и единицей. Связь науки с философией и религией осуществляется тоже в лице гения – носителя всех достижений общества в области духовной культуры.
Весь процесс развития науки, по Койре, обусловлен лишь движением мысли гениев. Последняя же в своем развитии может руководствоваться мотивами самого различного свойства, которые частично поддаются объяснению и пониманию, частично оказываются экстравагантными уловками живого ищущего ума, а частично подлежат не пониманию, а принятию без объяснений. С такой позиции Койре дает ответы на многие вопросы. Так, он пишет: «Но никто, кроме Коперника, не открыл гелиоцентрическую астрономию. Почему? Потому что никто до Коперника не обладал его гением».[7] На вопрос, почему Кеплер первым потребовал физического объяснения движения планет, Койре отвечает: «Здесь мы переходим к самой структуре кеплеровского гения, структуре, которую можно попытаться понять, но тщетно желать объяснить».[8]
Таким образом, выделение науки в автономный от общества процесс обусловило узость исходных методологических принципов, что порой не позволяет автору глубже вникнуть в суть исследуемого явления. Поэтому он ищет новые решения, находя иногда факты, по-своему объясняющие те или иные явления, закономерности развития науки или деятельности ее субъекта, а порой – когда из его исходных установок это оказывается сделать невозможно – отказываясь от постановки вопросов или их рационального объяснения.
Что же тогда представляет собой процесс развития науки? Он представляет собой, считает Койре, эстафету гениев. Более того, процесс науки потому и является процессом, в какой-то мере единым и направленным, что его осуществляют гении – выдающиеся ученые, лучше, чем кто-либо другой, способные понять положение вещей и найти единственно возможный путь в сложившейся ситуации, что не под силу простым людям. Так, Борелли, по убеждению Койре, остановился на полпути к гениальному открытию – теории тяготения – потому, что «именно интеллектуальная отвага Ньютона – так же, как и его гений, – позволила ему преодолеть препятствия, которые остановили Борелли»[9], а «Борелли не был очень большим гением. Это не был Коперник или Кеплер, Галилей или Декарт».[10]
Эта позиция фактически является воспроизведением «робинзонады» – известного, в том числе и своей ограниченностью, методологического приема изучения общества.
Весь процесс познания при таком подходе оказывается составленным из мелких целостностей – продуктов деятельности ума отдельных гениев. Отсюда логически следует понимание процесса науки как прерывного, а его поступательного движения – как совершаемого всякий раз определенным разрушением предшествующего этапа. Как же тогда быть с целостностью и преемственностью в науке? Рациональный ответ не очевиден. Поэтому историк находит его в собственной логике. Для него вполне приемлемо, что никто и ничто иное, а лишь «провидение в лице Ньютона породило Кеплеру достойного преемника»[11]. Ибо преемственность может обеспечить только дух, а так как конечный дух отдельного гения замкнут на самого себя, то обеспечить связь может только вечный духовный источник. Им может быть хоть Провидение, хоть Бог, а фактически не объясняемая автором причина преемственности и сохранения целостности процесса развития науки.
Целостность на микроуровне он объясняет преимущественно психологическими характеристиками гениев. Не случайно в его описании Коперник был «человеком, глубоко пропитанным богатством и культурной полнотой его эпохи, художником, ученым эрудитом, человеком действия: гуманистом в лучшем смысле этого слова,… одним из просвещеннейших мыслителей своего времени».[12] Что же касается Кеплера, то он «является не только гением самого первого порядка, но это еще и ум, сыгравший в развитии науки решающую роль: без Кеплера прогресс астрономии был бы отсрочен на век, без Кеплера не было бы Ньютона.»[13]
Представляется, что эти психологические характеристики – в принципе верные – относятся и могут выступать характеристиками индивидуального познания, но они не вскрывают причины реальной целостности процесса научного познания в целом, не объясняют, а скорее, затемняют причины перехода знания от одного уровня к другому.
Как упоминалось выше, научная революция для Койре – это преобразование одних научных понятий в другие, она вызывается к жизни совокупными (и обособленными, автономными) усилиями плеяды великих умов. Поэтому деятельность каждого обособленного гения фактически является у него микрореволюцией. Весь же процесс развития науки – это последовательность постоянно сменяющих друг друга микрореволюций, каждая из которых связана с именем какого-то гения. А потому на этом фоне и действительная революция – Коперниканская – ничем, похоже, качественно не отличается от явлений, обычных в науке: она выступает у него революцией лишь «условно».
Следует отметить, что безусловным достижением его концепции, на наш взгляд, является то, что он уловил одну из действительно сущностных черт Коперниканской революции – это переход от одного уровня познания к другому, к формулировке новых теоретических понятий. Это и по нашему мнению составляет одну из самых значимых сторон и черт гносеологической сущности этой революции.
Также имеющим значение нам представляется то, что Койре верно выделил для иллюстрации своей концепции процесс, который действительно неизбежно приводит к революции в области развития понятий. При изучении процесса движения это выделение моментов перехода от статики через кинематику к динамике, что является сквозной темой анализа в работе «Астрономическая революция» и где он дает немало ценного конкретного материала, в том числе характеризующего и Коперниканскую революцию.
Несомненно, богатство приводимого историко-научного материала, довольно строгая логика, правильность и ценность результатов, полученных им в процессе анализа в первую очередь текстов, – эти достоинства его труда неоспоримы и безусловны. Вместе с тем, с методологической точки зрения в его концепции имеются и слабые моменты, о некоторых из них мы сказали выше.
Периодически, на каких-то сравнительно коротких этапах научное познание действительно развивается в силу собственной внутренней логики. Однако в целом наука – такой феномен культуры, который не может развиваться в отрыве от других сфер общественной жизни. И предпринимая попытку понять и объяснить процесс ее развития без учета этого обстоятельства, автор рискует обречь себя и на узость трактовки ее явлений и закономерностей, а порой и на бессилие объяснения. Кроме того, в силу этих причин за пределами его рассмотрения часто остаются многие существенные факторы, которые при другом подходе, возможно, сыграли бы не последнюю роль в формировании его концепции.
[1] Kuhn T. Copernican revolution: Planetary astronomy in the development of Western thought. – Cambridge, 1957. P.VII.
[2] Kuhn T. Copernican revolution: Planetary astronomy in the development of Western thought. – Cambridge, 1957; Koyre A. La revolution astronomique. Copernic. Kepler. Borelli. P.,1961.
[3] Koyre A. La revolution astronomique. Copernic. Kepler. Borelli. P.,1961. P.5.
[4] Цит. по:Черняк В.С. Концепция истории науки А.Койре. – В кн: В поисках теории развития науки. – М., 1982, с.119.
[5] Koyre A. Ibid. P. 4.
[6] Koyre A. Ibid., P. 19.
[7] Koyre A. Ibid., P. 123.
[8] Koyre A Ibid., P. 206.
[9] Koyre A Ibid., P. 365.
[10] Koyre A Ibid., P. 341.
[11] Koyre A Ibid., P.329.
[12] Koyre A Ibid., P. 37.
[13] Koyre A Ibid., P. 214.