Мясников Андрей Геннадьевич. Избыточная духовность как проблема современной практической философии

Мясников Андрей Геннадьевич

Пензенский государственный университет

доктор философских наук, профессор кафедры

методологии науки, социальных теорий и технологий

Myasnikov Andrej Gennadjevich

Penza State University

PhD, of the professor of chair

methodologies of science, social theories and technologies

E-Mail: myasnikov-g@mail.ru

УДК – 177+172.3

Избыточная духовность как проблема современной практической философии

 

Аннотация: В статье представлена новая формулировка и трактовка актуальной российской темы − необходимости осмысления устаревших, догматичных верований и мировоззренческих установок в контексте теорий социального капитала и матрицы традиционного сознания. Эта тема имеет провокативное название «избыточной духовности»,  и включает  рационально-критический анализ содержательной стороны нравственно-религиозных представлений наших современников. В результате философского анализа разоблачается идеологема «Русского мира» как мировоззренческая основа современной «избыточной духовности».

Ключевые слова: духовность, социальный капитал, Россия, традиционная культура, буржуазно-демократические отношения

 

EXCESS SPIRITUALITY AS PROBLEM OF MODERN PRACTICAL PHILOSOPHY

 

Summary: The article deals with a new wording and interpretation of a topical Russian issue – necessity of rethinking outdated, dogmatic beliefs and world outlook attitudes in the context of а social capital theory and matrix traditional consciousness. This topic has a provocative title “excess spirituality” and includes the rational-critical content analysis of current peoples’ representations about ethics and religion. As a result, the philosophical analysis exposes the ideologem of “The Russian world” as a world outlook basis of modern “excess spirituality”.

Key words: spirituality, social capital, Russia, traditional culture, the bourgeois-democratic relations

 

 

 

Постановка проблемы  избыточной духовности в контексте

теории социального капитала

 

На протяжении всего постсоветского времени (с 1991 года) в публичном пространстве много говорят  о духовном кризисе, о необходимости духовного возрождения России, а с 2012 года общество направляют на активный поиск «духовных скреп». И мы как-то начали привыкать к тому, что у нас не хватает духовности, и её нужно искать, взращивать в себе, где-то обретать и т.п.

И вот недавно мне попалась в интернете книга уральских философов и политологов под названием «Россия в поисках идеологий…», в которой была высказана неожиданная и оригинальная мысль о том, что в нынешней России духовность стала избыточной [9]. Непривычное понятие «избыточной духовности» стало для меня настоящей философской провокацией, и своего рода встряской устоявшегося языкового стереотипа.

После этого я решил эмпирически проверить значимость понятия «избыточной духовности» у студентов 1 курса историко-филологического факультета ПГУ. Попросил их ответить на вопрос: может ли духовность быть избыточной? Результаты оказались очень интересными:  в каждой студенческой группе мнения разделялись (30% на 70%, 50% на 50% и  по др.),  в итоге (всего 95 студентов)  получилось примерно пополам. Этот результат подтвердил значимость понятия «избыточной духовности» для современной молодёжи. А, следовательно, к нему нужно отнестись со всей серьёзностью.

Попробую разобраться: что же такое «избыточная духовность»?

Если говорить кратко, то «избыточная духовность»  − это духовность, которая препятствует социально-экономическому и политическому развитию общества, т.е. это совокупность устаревших верований, архаичных ценностей и мировоззренческих установок, которые не соответствуют современному демократическому, постиндустриальному этапу развития общества. По мнению многих экономистов и других обществоведов, переизбыток такой «духовности» ведёт общество к отставанию и деградации  [1; 8; 16]. При этом многие студенты отметили близость «избыточной духовности» к фанатизму, экстремизму и потере разумности[1].

После такого шокирующего  вывода необходимо сделать пояснение. Дело в том, что в русском языковом сознании  понятие духовности имеет устойчивый положительный смысл, и обычно связывается с религиозностью человека, высокой нравственностью и неким аскетическим образом жизни. За последние 25 лет религиозного подъёма большинство россиян укрепилось в сознании положительного смысла духовности. Но мы попробуем подойти к этому понятию прагматично, вернее, технократично, опираясь на знания и экспериментальные проверки, как того требует современная мировая капиталистическая экономика.

Если подходить технократично, т.е. с точки зрения науки и будущей общей пользы, то «духовность» должна быть важнейшей частью «социального капитала» современного общества. «Духовность» как совокупность верований, ценностей и мировоззренческих установок должна способствовать приумножению совокупного капитала современного общества, его ВВП. От количества и качества социального капитала будет зависеть динамика экономического и политического развития современного капиталистического общества [15; 18; 19]. Конечно, для ресурсоориентированной экономики (какой является Россия) социальный капитал является не очень важным в ближайшей перспективе, но непредсказуемая внешняя конъюнктура на энергоносители заставляет российскую власть, крупный бизнес и учёных думать о социальном капитале, хотя бы для предупреждения угроз государственной безопасности и собственного самосохранения. Итак, если рассматривать «духовность» как необходимую часть социального капитала российского общества, то каковы её основные характеристики? Как она определяет наш социальный капитал?

Для рационально-критического анализа основных характеристик традиционной российской духовности-религиозности мы будем опираться на известных религиозных мыслителей, таких как Владимир Соловьёв, Фёдор Достоевский, Павел Новгородцев, Иван Ильин и др. При этом  акцентируем внимание на позднем религиозно-философском творчестве Павла Ивановича Новгородцева, который во многом обобщил характерные черты русской духовности. За основу возьмём статью П. И. Новгородцева под названием «Существо русского православного сознания» (1923 г.), в которой систематизированы важнейшие признаки русской религиозной духовности.

 

Павел Новгородцев о русской духовности

 

Сравнивая между собой католицизм, протестантизм и православие, Новгородцев выявляет их отличительные, характерные черты и подчёркивает, что русское православие кажется западным соседям отсталым, дремучим, полуязыческим, но за этой кажимостью скрывается подлинное существо христианской религии, которое открывается только в мистическом озарении любви к Богу и самозабвенном подвиге веры  [14]. Русский мыслитель признаётся, что в русском православии нет католической дисциплины и строгой организации жизни, нет протестантской свободы и моральной автономии, но всё это заменяется религиозно-мистическим пониманием «взаимной любви всех во Христе». Православная любовь должна сознаваться как чудо, как дар Божией милости. По его словам, «… любовь во Христе, носит в себе силу бесконечного расширения: в своем внутреннем идеальном существе и проявлении это любовь взаимная и всеобщая, связующая человека невидимой связью со всем человечеством» [14: 9]. В своих рассуждениях Новгородцев подчёркивает мистический, иррациональный характер русской православной духовности, и это обстоятельство вызывает у нас большой научно-критический интерес, ведь если религиозная вера отказывается от здравого смысла и научного опыта, то она становится очень проблематичной для разумной жизни людей, и прежде всего для экономических и правовых отношений.

Итак, в статье русского мыслителя мы обнаруживаем ряд существенных черт русской духовности, которые представляют собой очень спорные теоретические допущения. Рассмотрим их в порядке логического следования.

1) Новгородцев вместе со многими другими представителями русской религиозной философии полагает, что именно православие «чище всего сохранило дух Христова учения» [14: 7]., а католицизм и протестантизм удалились от первоисточника, т.е. исказили учение Христа. С помощью этого допущения русское православие  претендует на абсолютную истину, а все иные трактовки христианства считает не подлинными, неправильными.

С научно-философской точки зрения такая позиция является ошибочной, так как религиозная вера представляет собой вид человеческих убеждений, которые, в отличие от знания, не могут претендовать на всеобщий и необходимый характер, т.е. на обладание истиной [2]. Поэтому ни одно религиозное вероучение не имеет разумного права претендовать на абсолютную истинность, или на единственно правильное толкование того или иного священного учения, например, Христа, Мухаммеда, Будды, Кришны и др. Упорствование в абсолютной правильности своей веры, в превосходстве своих убеждений ведёт к разжиганию межрелигиозной розни и межконфессиональным конфликтам, тем самым подрывает взаимоуважительные отношения между разными людьми и народами, а главное − противоречит идее всеобщей любви, которую провозглашает само учение Христа.

2) Внимательно рассмотрим сам источник претензии русского православия на абсолютную правильность. Этим источником является особое понимание любви. Итак, вторым допущением будет религиозно-мистическое понимание любви как взаимного и всеобщего чувства, которое связывает человека «невидимой связью со всем человечеством». Такое определение  любви является внутренне противоречивым, и по существу такая любовь будет невозможной. Почему?

Во-первых, человеческая любовь – это избирательное чувство, которое не может связать всех людей, так как оно предназначено выбирать только то, что подходит именно конкретному лицу. Во-вторых,  провозглашаемая «взаимная и всеобщая любовь» также невозможна, потому что никто не может гарантировать взаимность этого чувства, и о нём можно только мечтать. Даже если я полюбил всё человечество, то это не значит, что все люди полюбят меня. В-третьих, так как любовь  является чувством, то его проявления могут быть разными, а это значит, что последствия всеобщей любви могут быть неприятными для многих людей, нарушающими их частную жизнь, личную свободу и другие права. Например, желание неограниченной половой любви может переходить в преступные деяния.  И, в-четвёртых, к «взаимной и всеобщей любви» невозможно обязать или принудить, а религиозная вера обычно ориентирует чувства человека на явную симпатию к единоверцам. При  этом попытка объяснить особенный характер православного понимания любви как чуда божественной благодати приводит нас к третьему проблемному допущению.

3) Допущение «взаимной и всеобщей любви» как чуда предполагает необходимое чудесное преображение человеческой природы. Согласно Новгородцеву, со всеми людьми должна произойти некая метаморфоза, которая, по сути, превратит их в подобие ангелов, в неких бестелесных, духовных существ. По этому поводу мы можем пофантазировать, помечтать, но к реальной земной человеческой жизни это не имеет отношения. Это лишь частное религиозно-мистическое убеждение, которое не может претендовать на всеобщий и обоснованный характер. Таким образом, ориентация православной духовности именно на чудо, на мистическое отношение к жизни приводит к сознательному отказу, и даже отречению от реальной земной жизни, от технико-прагматических способов мышления и поведения, необходимых для активной, созидательной деятельности.

4) Если мы можем стать бестелесными ангелами, то зачем думать о сегодняшней жизни? Зачем серьёзно заботиться о бренном земном существовании, если религия обещает нам вечное блаженство, которое зависит не от наших усилий и стараний, а от чудесного, т.е. необъяснимого благоволения Бога? Сам Новгородцев признаётся, что  для русского православия характерно «невнимание к земным человеческим задачам» [14: 10][2]. Мистическая интуиция нацеливает верующего человека на потустороннее, идеальное бытие, и отвлекает от тягостного, часто бесправного и безрадостного земного существования. Эта мистическая интуиция также ведёт к следующему теоретическому следствию, которое опирается на первое допущение  – абсолютную правильность православной веры.

5) П. Новгородцев утверждает: «Христианская православная церковь имеет значение вселенской не потому, что у нее есть церковная организация и миссионеры, а потому что она носит в себе свойства всемирной и всепокоряющей истины» [14:11]. Понятие «всемирной и всепокоряющей истины» сразу же напоминает о средневековой идее «Москва – третий Рим», и недавней  идее «мирового коммунистического пожара», а потому вызывает большие опасения, так как выражение «всепокоряющая истина» содержит в себе стремление к мировому господству, к мировой диктатуре. Это явно выраженная воля к абсолютной власти, предполагает покорение других народов с помощью безграничной мистической любви. Даже если этим народам не будет нравиться такая религиозная навязчивость, то безграничная мистическая любовь (во благо Божие) сможет оправдать всё, включая возможное насилие. Ведь чудесное не может быть рационально понято, и то, что может представляться человеческому разуму обманом и насилием, для религиозно-мистического озарения может казаться спасительным, чудодействительным событием. Не случайно, Новгородцев мечтает о единоверии, единомыслии и единообразии жизни, которые смогут исключить необходимость насильственного покорения инаковерующих, инакомыслящих и живущих по-своему.

Мистическая вера в чудеса ведёт к созерцательности, бездеятельности и непрактичности [12]. Об этом говорит сам Новгородцев, и более того  − подводит нас к главному мировоззренческому следствию этой мистической веры, к тому, что от нас ничего не зависит в этой жизни: человек ничтожен в своих силах, а потому должен смиренно признать над собой вышестоящего Господа-Господина, безропотно покориться и ожидать от него благодати.  Здесь явно прослеживаются феодально-крепостные установки и отношения, которые на протяжении многих веков обосновывались и поддерживались русской православной церковью.

6) Итак, шестое допущение, характеризующее русскую духовность, по Новгородцеву оказывается основополагающим – это несвобода человека, его абсолютная зависимость от всемогущего Господа-Господина. Это допущение также является противоречивым, ибо своё несвободное положение человек осознаёт в качестве телесного, материального существа, зависящего от законов природы, социальных норм и обстоятельств. При этом религия видит в человеке, прежде всего, нематериальное существо, которое должно быть свободно от телесных, внешних условий жизни, иначе человек не будет способен делать осознанный выбор между добром и злом. Значит, с религиозной точки зрения человек должен мыслиться как свободное существо, подобное своему Творцу. Если же настаивать на ничтожности человека и его абсолютной зависимости от  Господа-Господина, то смиренное послушание может переходить в раболепие, превращаться в холопскую безропотность, которая унижает человеческое достоинство и превращает  человека в орудие чьей-то воли, в средство для реализации чьих-то интересов. В феодальном обществе – это вполне нормальное отношение к большинству людей, но в современных цивилизованных обществах такое отношение является не просто аморальным, но и преступлением против личности.

7) Очень опасным мировоззренческим допущением П. Новгородцева, вытекающим из человеческой несвободы, является дискредитация понятия человеческой гордости. Каким-то непонятным, мистическим образом гордость смешивается с гордыней и оценивается только в негативном моральном плане как высокомерие, превосходство над другими и самодовольство. Такая подмена человеческой гордости гордыней является ошибочным и очень опасным интеллектуальным действием, которое до сих пор используется в православной церкви[3].

Как отмечает современный этик Е.В. Золотухина-Аболина, без гордости человек не имеет уважения к собственной личности, т.е. не имеет достоинства, самоценности, и рассматривается как безвольный раб, орудие чужой воли, винтик социальной системы и т.п. [6]. Человек теряет своё собственное назначение, теряет своё Я и почти растворяется в некоем коллективном сознании и коллективной воле. Поэтому не гордого, уступчивого человека легко использовать для разных «общих целей», в том числе легко подчинить любой социально-политической системе.

Подводя итог нашему рассмотрению мировоззренческих оснований русской духовности, представленных в позднем мировоззрении Павла Новгородцева, можно сделать вывод, что эти основания или религиозно-мистические допущения представляют собой консервативно-догматическое умонастроение, препятствующее демократизации российского социума и его переходу к рациональному способу организации жизни [5].

Теперь вернёмся в 21 век к современным трактовкам русской духовности, которые  предстают в виде идеологического проекта «Русского мира».

 

Постулаты современного «Русского мира»

 

В 2010 году Алексей Громыко – внук известного советского политического деятеля, историк, доктор политических наук сформулировал комплекс базовых понятий,  который описывает идеологему «Русского мира». Будучи очень осторожным политическим историком, Громыко не даёт никак оценок  «Русскому миру»; он пытается описать историко-цивилизационный феномен «Русского мира» с помощью ряда «ценностей», как бы признавая, что все характерные черты этого мира являются ценными, важными и полезными для современной жизни в России. Например, «сакральность власти», «мессианство», «фатализм», «жертвенность», «смиренность» и др. [4].

Попробуем смоделировать общество, в котором будут воплощены все ценности «Русского мира», представленные в концепции А. Громыко. Это было бы идеальное «русское государство» по аналогии с платоновским идеальным государством.

  1. Экономическая основа этого государства не ясна (о ней обычно умалчивают из-за ограниченности ресурсов), так как в традиционных обществах экономика зависит от политических оснований, а именно от сакральной, патерналистской власти, которая опирается на религиозно-мистическое мировоззрение, полагая примат духовного над материальным, мистическую идею Третьего Рима, и необходимость религиозной смиренности всех подданных.
  2. Морально-правовая основа такого идеального «русского государства» будет вытекать из народно-православного мировоззрения, предполагающего так называемую «уравнительную справедливость» для всех богобоязненных подданных, фаталистическое принятие всех земных тягот и жизненных обстоятельств, а также беззаветно-жертвенное служение своему государству (Отечеству).
  3. Социальные отношения в «русском государстве» должны быть добрососедскими, дружелюбными как в сказочной крестьянской общине; в повседневных отношениях граждан должна преобладать открытость и терпимость, все должны помогать друг другу, быть щедрыми, не злыми, и особо не заботиться о материальной стороне земной жизни, ведь впереди − вечная загробная жизнь…

Представленная реконструкция позволяет ясно видеть архаичность и даже утопичность идеального «русского государства», его явное несоответствие действующей Конституции РФ, и условиям современного буржуазно-демократического общества. Спрашивается тогда: зачем нужна вся эта затея с «Русским миром»?

Основатель идеологического проекта «Русский мир» – историк, политолог Вячеслав Никонов (доктор исторических наук, внук известного советского политического деятеля Вячеслава Молотова) объясняет необходимость этого проекта защитой национально-государственных интересов нынешней России. По его мнению, Россия представляет собой особую человеческую цивилизацию с уникальной культурно-исторической Матрицей или «историческим генетическим кодом» [13]. Эта самобытность России определяется двумя главными факторами и вытекающими из них следствиями.

Первый фактор – природно-климатический: Россия – это самая холодная и протяжённая страна в мире.

Второй фактор – геополитический: для обеспечения обороноспособности огромной страны и выживания бедного населения  в экстремальных условиях нужна сверхцентрализация власти, патерналистско-ручное управление, тотальный верховный контроль за всеми политическими и экономическими субъектами с помощью мощной репрессивной системы.  Указанные признаки характерны для феодально-крепостного общества.

Из этих основных факторов вытекает ряд следствий:

  • Разделение российской социо-культурной жизни на столичную и деревенскую;
  • Доминирование традиционных ценностей выживания (примат общего над частным, личная несвобода, победа любой ценой, жертвенность и др.);
  • Отсутствие института частной собственности;
  • Общинная уравнительность;
  • Единство самодержавной власти и церкви (РПЦ): «союзно общество гнетут» (А. Радищев)
  • Идейно-мировоззренческое противостояние интеллигенции и власти

По мнению Вячеслава Никонова, эти характерные признаки историко-цивилизационного развития России составляют так называемый «культурный генетический код», который отличает нашу страну от всех других стран, определяет её самобытность и суверенность. При этом Никонов также избегает оценочных суждений по поводу признаков «культурного кода». Будут ли они хорошими, достойными, полезными для современной жизни? Это наши достоинства, которыми следует гордиться, или это наши недостатки, от которых нужно избавляться, целенаправленно преодолевать? «Покладистые историки» опасаются отвечать на такие вопросы без указания свыше, и обычно умалчивают, хотя как разумные, самостоятельные люди и свободные граждане, а главное как специалисты − должны дать свой ответ.

Как философ, представлю свою оценку. С точки зрения историко-формационного подхода, перечисленные признаки «культурного кода» России являются явными пережитками прошлого, устаревшими социальными формами, которые соответствовали феодально-крепостным условиям российской жизни, а потому они не могут способствовать современной буржуазно-демократическому развитию России [10].

Таким образом, сохранение и культивирование этих устаревших ментальных и институциональных форм в виде проекта «Русского мира» будет ориентировано на реставрацию постфеодальной системы в современной России, что, конечно же, не позволит конкурировать с ведущими странами мира, и сделает страну аутсайдером.

 

Дальнейшее разъяснение «избыточной духовности»

с помощью матрицы традиционного сознания

 

Мы рассмотрели наиболее существенные признаки русской духовности, и, исходя из этого, можем утверждать, что наша традиционная религиозная духовность не будет содействовать увеличению социального капитала, так как ориентирует человека не на рационально-критическое отношение к действительности, а на иррационально-мистическое принятие жизни как случайного дара, и на подготовку к вечному потустороннему бытию. В представленных трактовках традиционной русской духовности мы видим переизбыток воображаемого, фантастического и иллюзорного, которое должно компенсировать реальный недостаток рациональности, справедливости, честности и других необходимых условий достойной человеческой жизни. Поэтому «избыточную духовность» мы можем теперь характеризовать как «избыток воображения», с помощью которого субъективно преодолеваются многие недостатки и ограничения реальной человеческой жизни. Для суровой, жестокой и очень опасной жизни такой «избыток воображения» был и остаётся одним из распространённых способов субъективной адаптации человека к экстремальным условиям жизни.

Переходя на современный экономический и технократический язык, можно сделать вывод, что   русская религиозно-мистическая духовность действительно является избыточной, т.е.  является препятствием для развития современного буржуазно-демократического общества, порождая множество разных «ловушек» для разума (проблемных ситуаций).

Одну из таких «ловушек» недавно обнаружили социологи «Левада-центра» в ходе изучения потребности россиян в переменах. Большинство россиян хотят улучшения своей жизни, но примерно по такому сценарию: «изменить все, ничего не меняя, ничем не жертвуя и ничем не рискуя, не прилагая никаких усилий. Власть изменится сама! Проблема лишь в том, что это все никак не происходит» [3]. Вроде бы это детская, наивная надежда на чудо (типа, «по щучьему веленью…»), на доброго и справедливого царя-батюшку, вождя, государство, и вместе с тем глубоко-расчётливое нежелание чем-то рисковать, опасаясь  ухудшения своего благополучия, потери имеющихся способов получения жизненных благ. По сути, это традиционный способ выживания в условиях очень высокой неопределённости жизни, рискованности любых личных начинаний, и просто физиологического страха умереть от войны, холода и голода. А этот страх до сих пор преследует старшие поколения россиян.

Таким образом, традиционная религиозно-мистическая духовность, которую мы назвали «избыточной», соответствует именно потребностям так называемого «общества выживания», которое способно производить минимум материальных благ, необходимых  для физиологического выживания своих членов, в котором права и свободы личности второстепенны, и в котором господствует принудительный (казарменно-распределительный) коллективизм. Обычно она преобладает в бедных, аграрных обществах с низкой производительностью труда, с характерным культом еды, где каждое поколение переживает голод и очень опасается голодной смерти.

В «обществе выживания» необходимы принудительные коллективистские ценности и нормы, во многом обусловленные суровыми природно-климатическими условиями или постоянной борьбой с агрессивными соседями. Как показывают обществоведческие исследования, в том числе и мои собственные, в большинстве таких обществ могут быть выявлены 3 уровня «Матрицы традиционного сознания», представляющие собой строгую иерархическую структуру  [11].

  1.  Религиозно—метафизическийуровень
  2. Властно—политическийуровень
  3.  Социально—родовойуровень

Эти уровни вертикально подчинены друг другу: от первого – высшего,  к среднему, а затем к низшему. Первый уровень представляет собой  совокупность высших, религиозно-метафизических смыслов. На этом высшем уровне определено жизненное назначение человека и всего общества, а также выражено основное отношение к жизни. В «обществе выживания» таким отношением будет  зависимость жизни от неких высших сил, высшей воли или судьбы, т.е. состояние несвободы.  Эта установка позволяет человеку спокойно принимать любые жизненные невзгоды, материальные лишения и надеяться на справедливое воздаяние в ином мире, ведь на всё воля свыше. «Мы не свободны, потому что всегда от чего-то зависим» – это первый и главный мировоззренческий принцип «общества выживания», который будет определять все нижестоящие, подчинённые ему принципы.

На втором уровне Матрицы традиционного сознания – властно-политическом –  мы обнаруживаем принцип «Цель оправдывает средства», который точно выражает общую задачу этого общества – выжить при любых условиях, любыми доступными средствами. Поэтому вся властно-политическая организация такого общества будет подчинена этому технико-прагматическому принципу. С учётом того, что жизненные блага ограничены, то обычно используются механизмы властной мобилизации и централизации всех материальных ресурсов общества для их последующего перераспределения. Этот принцип соответствует экстремальным условиям выживания конкретного индивида и всего общества, и является наиболее подходящим для военного времени. Из него прямо вытекают такие известные установки: «Победа любой ценой!», «Лес рубят – щепки летят!», «Война всё спишет», «Не обманешь − не проживёшь» и др.  Этот принцип  позволяет легко разделять людей на «своих» и «чужих»,  на полезных и бесполезных для «общего дела», а также позволяет спокойно приводить в исполнение смертные приговоры так называемым «врагам народа», а потом долго скрывать факты и документы о совершённых преступлениях.

На третьем – социально-родовом уровне Матрицы основным принципом будет «Общее важнее личного».  Для любого традиционного социума характерно принудительное подчинение всех его членов решению общих задач, поэтому жизнь конкретного человека принадлежит не ему самому, а его роду-народу, господину, государству, партии или иной общности, любого человека могут использовать как средство для достижения общих, «высших» целей.

Но как только общество перестаёт выживать, т.е. большинство достигает относительного материального благополучия-достатка (перестаёт бояться голода и войны), эти принципы становятся «якорями», «цепями», сдерживающими дальнейшее развитие общества, а вместе с этим и традиционная духовность становится именно «избыточной», чрезмерной для растущего буржуазно-демократического общества или «общества самовыражения» [7]. В ходе этого процесса не избежать мировоззренческих конфликтов между представителями разных ценностно-нормативных систем: традиционалистами и либералами, консерваторами и модернистами, сталинистами и гуманистами.

В современной России эти конфликты резко усилились с 2012 года, когда креативная часть общества продемонстрировала на Болотной площади в Москве своё недоверие думским выборам и президентской власти, а  последующее российско-украинского противостояние еще больше разделило россиян по мировоззренческим основаниям.  После этого со стороны консерваторов-государственников началась поистине титаническая борьба за «духовность», за исконную нравственность и святыни. В год 100-летия начала Гражданской войны эта борьба видится мне знаковой и очень опасной. Поэтому для современной практической философии эта идейная борьба является не просто предметом изучения, а настоящим общественным вызовом, реальной проблемой, которая требует своего научного объяснения и разрешения.

 

 

К решению вопроса об «избыточной духовности»

 

Здравый смысл и действующая Конституция РФ  как основной закон нашей общественной жизни говорят, что рассуждения и дискуссии о морально-нравственных и религиозных вопросах являются правовыми возможностями всех граждан страны. В том числе и вопросы о духовности напрямую относятся к сфере частной жизни граждан, но при этом пересекаются со сферой общественных интересов. Чем больше вопросы «духовности» будут входить в сферу общественных и государственных интересов, тем больше будет межпоколенческих, межрелигиозных, межнациональных, классовых и межличностных конфликтов, так как в ходе демократизации общественной жизни необходимо происходит индивидуализация нравственно-религиозных убеждений и ценностей, автономизация жизненного мира новых поколений. При этом активизация частнособственнических интересов будет усиливать мировоззренческую индивидуализацию.

Становление правового государства и гражданского общества в России предполагает подчинение многообразного духовно-нравственного сознания граждан общим рационально-правовым нормам, обеспечивающим возможность самореализации всех членов общества.

Так, что же делать с нашей «избыточной духовностью»? Прагматический подход предполагает продать часть избыточного продукта и заработать на этом. Можно ли продать кому-то «избыток духовности»? Кто может в этом нуждаться?

Во-первых, те общества, которые ещё не вышли из аграрно-сырьевой экономики и до сих пор находятся в состоянии выживания, могут использовать опыт российской «духовности».

Во-вторых, наш «избыток духовности» может быть интересен туристам  и учёным-исследователям из развитых стран как живое проявление  прошлого, как исторические артефакты, с которыми можно непосредственно «работать» и даже проводить эксперименты. Сфера «духовного» может стать интереснейшей экспериментальной площадкой для современной социально-гуманитарной науки.

И, в-третьих, можно ли использовать «избыточную духовность» самим россиянам? Конечно,  и это происходит уже почти 30 лет, и спрос на неё пока не уменьшается. Многие люди активно тянутся к своим «корням», к «традиционной культуре», хотят обрести надёжные убеждения-верования с опорой на многовековые традиции предков. Насколько это у кого получается? – это опять же личное дело каждого ищущего человека.

Современная практическая философия обращает внимание на то, что пока россияне будут «выживать», т.е. находиться в экстремальных условиях, им будет нужна «избыточная духовность» в качестве компенсаторного механизма нравственно-психологической и социальной саморегуляции. Но при переходе к мирной, сытой и спокойной жизни прежняя духовность будет становиться препятствием для развития общества, например, в виде ряженых казачкой с иконами и нагайками, готовыми выпороть любых критиков действующей власти.

Таким образом, поставленная проблема «избыточной духовности» предполагает поиск и осмысление надежных критериев подлинной, разумной духовности, которая бы соответствовала новой эпохе, новым этапам развития личной свободы, и  способствовала бы динамичному реформированию российского общества.

 

 

Список литературы:

 

  1. Аузан А. А. Национальные ценности и модернизация. М.: ОГИ; Полит.ру, 2010.
  2. Болдыгин Г.В. И.Кант о знании и видах веры // Вестник Гуманитарного университета. Екатеринбург. 2016. № 4. С. 58-68.
  3. Волков Д., Колесников А. Хотим ли мы перемен? // Ведомости. 2017. 27 декабря // https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2017/12/27/746652-hotim-peremen (дата обращения – 10.05.2018)
  4. Громыко А.  Русский мир: понятие, принципы, ценности, структура // Смыслы и ценности русского мира: сборник статей и материалов круглых столов, организованных фондом «Русский мир». Под ред. В. Никонова. М., 2010. С. 20-23.
  5. Жуков В. Н. Русская философия права: от рационализма к мистицизму: монография. Москва: Юрлитинформ, 2013. С. 270-296.
  6. Золотухина-Аболина Е.В. Современная этика: учебное пособие для студентов вузов. – 3-е изд., перераб.. и доп. – М.: ИКЦ «Март», Ростов н/Д, 2005. 315-335.
  7. Инглахрт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития. М.: Новое изд-во, 2011.
  8. 8. Лебедева Н.М., Татарко А.Н. Ценности и социальный капитал как основа социально-экономического развития // Журнал институциональных исследований. М., Т.2. № 1. 2010. С. 17-34.
  9. Россия в поисках идеологий: трансформация ценностных регуляторов современных обществ // Под ред. В. С. Мартьянова, Л. Г. Фишмана. М.: Политическая энциклопедия, 2016.
  10. Мясников А.Г. Нужно ли отказаться от гражданского общества? // Социологические исследования 2016. № 3. С. 141-148.
  11. Мясников А.Г. Современные трансформации традиционного сознания в России: распад или обновление? // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. – № 3, 2013. − С.44-56.
  12. Мясников А.Г. Современное философское осмысление сказки А.С. Пушкина «О рыбаке и рыбке» // CREDO new. Теоретический журнал. С-Петербург: СпГУ. 2017. № 3. С. 77-84.
  13. Никонов В.А. Современный мир и его истоки. М.: Издательство Московского университета, 2015. − С. 320-383.
  14. Новгородцев П.И. Существо русского православного сознания // Православие и культура. Сб. статей под ред. В.В. Зеньковского. Берлин: «Русская книга», 1923. С. 6-23.
  15. Фукуяма Ф. Социальный капитал //  Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу. М.: Московская школа политических исследований, 2002. С. 121–148.
  16. Ясин Е. Модернизация России. Доклады для 10 конференций. В 2 кн.М.: Издат.дом ГУ ВШЭ, 2009.
  17. Dayton-Johnso, J. Social cohesion and economic prosperity. – Halifax: Formac. 2001.
  18. Hofstede G. Culture’s consequences: Comparing values, behaviors, institutions, and organizations across nations (2nd ed.). — Beverly Hills CA: Sage, 2001.
  19. Offe  C. Sozialkapital. Begriffl iche Probleme und Wirkungsweise //  Kistler  E. (Ed.). Perspektiven gesellschaft lichen Zusammenhalts. Berlin: Ed. Sigma, 1999. S. 113–128.

[1] Из письменного ответа студентки: «Я училась в православной гимназии и своими глазами могла наблюдать нездоровое отношение к религии. Именно эта нездоровая религиозность мешает в полной мере развиваться России».

[2] Из этого легко объяснить такие архаичные мировоззренческие установки, как «деньги – это зло», «работа – не волк…», «больше спишь – меньше грешишь» и т.п.

[3] См.: Мясников А.Г.  Как патриарх Кирилл путал наивных россиян в 2013 году по поводу гордости // http://sofia-pnz.ru/?p=565  (дата обращения – 10.05.2018)

Loading