Марков Александр Викторович. МАШИНЫ ВОЙНЫ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ: К ТРАНСФОРМАЦИИ ТЕМПОРАЛЬНОЙ МЕТАФОРИКИ

Марков Александр Викторович

ФГБОУ ВО Российский государственный гуманитарный университет

профессор

доктор филологических наук

Alexander V. Markov

Russian State University for the Humanities

Full Professor

Dr. Hab. in Literature,

E-mail: markovius@gmail.com

УДК 130.2

 

МАШИНЫ ВОЙНЫ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ: К ТРАНСФОРМАЦИИ ТЕМПОРАЛЬНОЙ МЕТАФОРИКИ

 

Аннотация: С опорой на идеи ведущих специалистов по войнам виртуальной эпохи, как Грегуар Шамаю, Мануэль Де Ланда и Ник Ланд, становится возможно различить режимы нападения и обороны как различные по качеству состояния. В таком случае война против пандемии, соединяя оборону и наступление, пытается стать качественно новой войной, иначе распределяющей ресурсы, чем все прежние войны. Метафора войны здесь является попыткой ответить на те трудности логистики и принятия решений, которые возникли во всем мире в начале пандемии. В статье было введено понятие пандемической машины, не просто обладающей неограниченным ресурсом, но ослабляющей коды управления и выделяющей из себя сильный ресурс атаки.

Ключевые слова: пандемия, наступательная стратегия, оборонительная стратегия, дрон, тактика, метафора в науке, маневр, фазовый переход, конфигурация, коллективное действие.

 

PANDEMIC WAR MACHINES: TRANSFORMING TEMPORALITY OF METAPHORS

 

 

Abstract: Based on the ideas of leading experts on the wars of the virtual age, such as Grégoire Chamayou, Manuel De Landa and Nick Land, it becomes possible to distinguish between the modes of attack and defense as different in quality states. The war against pandemic, then, by combining defense and offensive, attempts to become a qualitatively new war, distributing resources differently from all previous wars. The metaphor of war here is an attempt to respond to the logistical and decision-making difficulties that arose around the world at the beginning of the pandemic. The article introduced the notion of a pandemic machine, not just possessing unlimited resources, but weakening control codes and allocating a strong attack resource from itself.

Keywords: pandemic, offensive strategy, defensive strategy, drone, tactics, metaphor in science, maneuver, phase transition, configuration, collective action.

 

 

Введение: границы метафоры войны

Метафора войны для обозначения совместного противостояния пандемии COVID-19 со стороны профессионалов и населения представляет собой попытку наделить период пандемии собственным политическим содержанием. При этом санитарная мобилизация не подразумевает локализации начала войны, и тогда объявление войны вирусу учреждает начало большой войны и подразумевает контроль дальнейшего хода войны. Эта война оказывается оборонительной и наступательной, и современные методы изучения войны как социально-экономического и информационного явления позволяют уточнить границы применения этой метафоры.

За осмыслением пандемии как войны стоит несколько не оговариваемых предпосылок. Во-первых, накоплен опыт совместного ведения войн, и различные стратегические и тактические приемы — часть этого общего опыта. Во-вторых, война требует не просто напряжения сил, но некоторой логистики, которая и способна сгладить проблемные места, места напряжения, и как бы всех вернуть на свои позиции, так что война будет скорее выиграна. Наконец, хотя это как будто оборонительная война, с самого начала ее параметры, например, длительность, бюрократическое обеспечение, взвешенность принимаемых решений, определяются не характером атаки, а мудростью ведения войн, общей для оборонительных и наступательных операций.

В данной статье мы и выясняем, каким образом возникли эти разделяемые неоговариваемые предпосылки. В первой части статьи мы, на примере философии войн, показываем, как возможна та система понятий и предпосылок, которая делает метафору пандемии как войны содержательной. Во второй части статьи мы вводим понятие пандемических машин, благодаря которому и возможна систематизация этого содержания, а значит, выработка философского и антропологического ответа на вопрос, как сопротивляться последующим пандемиям. Ответ и рекомендации приводятся в заключении статьи.

 

  1. Машины войны и их эпидемия

 

Понятие «машина войны» представляет собой сложную метафору: можно сказать, что война механизирована с тех пор, как в ней применено первое орудие. Но в современной философии войны это выражение приобрело собственный смысл, связывающий логистические и экономические аспекты войны с порядком действий в войне. Можно сказать, что машина войны появляется везде, где невозможен до конца расчет, где либо оказывается рядом много случайных событий, либо конфигурация войны, исходящая даже из простого обеспечения ее продолжения, не есть конфигурация расчета, но определенных переломов, прорывов, например, внезапного изменения логистики, которые и позволяют воевать дальше. Таким образом, о машинах войны становится возможно говорить независимо от географии войны, где как раз расчет уместен, и рассматривая темпоральность войны только в связи с более сложными конфигурациями обеспечения военного действия.

Предпосылки к тематизации машин войны возникают в той экономической всеобщей истории войн, которая не отгораживает себя от антропологии и не позволяет технике быть единственной связкой между политикой, экономикой и прочими сферами человеческой жизни. Так, книга Брауэра и ван Туйля[1], хотя и представляет собой по сути ряд очерков, показывает развитие военного дела представляет собой не только политический и технический, но никак не в меньшей степени экономический вопрос. Война может, конечно, начаться исключительно для обогащения нападающей стороны, но в целом и нападающая, и обороняющаяся сторона просчитывают издержки упущенной выгоды, той выгоды, которая была бы получена, если бы войны не было.

Исходя из этого, нападающая сторона формирует театр боевых действий, где локализуются в том числе и мирные предприятия войны, связанные со снабжением или обживанием территорий; тогда как сторона защиты планирует послевоенное получение выгоды, в том числе с учетом последствий войны. Это могут быть не только контрибуции или новые союзнические отношения, но и использование достижений противника для того, чтобы получать больше выгоды дальше при любом, даже самом непредсказуемом развитии событий. Отсюда вывод этих авторов о значимости слабых сил, которые можно использовать в любое время и которые минимизируют упущенные выгоды. В конце концов, сезон простоя и есть общая упущенная выгода во всех войнах, нельзя воевать круглый год, и в этом смысле война всегда имеет в виду использование слабых сил, например, ресурсов для дополнительной подготовки армии в сезон простоя.

Согласно идейному ядру книги, ситуацию переломил Наполеон, который ввел фактор бесконечного ресурса — можно завоевывать территории и сразу же благодаря безупречной административно-бюрократической системе мобилизовывать и сильные, и слабые их ресурсы. В таком случае сопротивление не может опираться на ограниченность ресурсов противника, но только на общие свойства простоя любой системы, например, на то, что бюрократической системе тоже требуется время для принятия решений, иначе говоря, необходимо ее вхождение в ситуацию рутинизации. Но именно это вхождение и создает машину войны, которая работает как бы сама, независимо от гения полководца или оценки ситуации самими воюющими и вспомогательными силами, и само это словосочетание было бы уместно.

Как раз из постепенной рутинизации войны исходит в рассуждениях о машинах войны Мануэль Де Ланда[2]. Для любой войны нового типа первична сборка машин войны, иначе говоря, исследование тех возможностей поражения инфраструктуры противника, которые пока что не даны в опыте, но следуют из того, что машины собраны именно так, например, подвоз снарядов осуществляется с таким-то сроком, а солдат на переходах может спать столько-то времени, а остальное время бодрствовать. Но как только эта собранная машина войны пущена в ход, то уже безупречно работает машинерия военного дела, пока она не будет остановлена: механизмы работают, исходя из того, что солдаты бодрствуют больше, чем спят, а снаряды будут подвезены, несмотря на некоторые возможные перебои и привходящие неприятные обстоятельства. Примерно так же, заметим, работает и пандемия, бесперебойно, пока не достигнет износа и не будет остановлена окончательно.

Механизация войны происходит и при появлении нового типа оружия. При первом применении оно дает сокрушительный эффект, потому что вся выучка, все привычки противника исходят из прежних видов оружия, структурированы относительно прежних видов оружия; и тем самым в момент применения нового оружия армия противника оказывается минимально маневренной. Но затем происходит именно маневр, и причем маневр подвергшегося атаке оказывается более эффективным, потому что атакующий ограничен планируемыми маневрами, в том числе теми, которые планировались при обзаведении этим новым оружием, тогда как маневр подвергшегося атаке должен снести все прежние привычки и дать непосредственный отпор в точке нападения, символически вернуться к моменту нападения, хотя бы для этого потребовалась и полная мобилизация сил. Перед нами своеобразный сценарий работы вакцины.

Поэтому когда Де Ланда начинает рассматривать ситуацию исторически, он видит в стратегии агрессивной войны прежде всего приспособление чужих «естественных» качеств, использование локальных условий, иначе говоря, «номадизацию» армии, которая может перемещаться и находить сама лучшие способы действия в наличных условиях. Ответом на такую номадизацию стала турбулентность той стороны, которой угрожает войско-номад — стратегия сопротивления требует новых способов финансирования, в том числе кредитования, маркетизации ценностей, новых способов оборота ценностей, и тогда позитивная турбулентность снабжения войска и может привести к успеху. Это мы бы могли сопоставить с финансированием, разработкой и внедрением вакцин.

В таком случае нападение использует физические механизмы сингулярности, оперируя параметрами фазового перехода, например, от подготовительной к горячей стадии. Границу между действиями на первой и второй стадии провести трудно, но очевидно, что это различные фазы, каждая из которых имеет свое качество, хотя могут на каждой стадии реализовываться прежние порядки, например, прежние способы перемещать войска или стрелять. Тогда как оборона использует другие механизмы сингулярности, математические (тот самый врачебный расчет, кого вакцинировать сначала), исходящие из изменения параметра порядков, в каком порядке будет снабжение, отступление, наступление или развертывание сил.

Опять же, мы не можем различить, идет ли сейчас позиционная война или новое развертывание сил, но видно, что при сохранении прежних расчетов и численных преимуществ качественно меняется упорядоченность, способ расположиться в нужном для сдерживания противника порядке. Эти порядки приходится менять не стратегически, а тактически, и тем самым добиваться сингулярности математической, где и проявляется действие всего войска как численной совокупности, а в ситуации пандемии — совокупное действие ограничительных мер.

В конце концов, Де Ланда оставляет нападающему машинный филум, иначе говоря, разные способы ужиться с машинами и вообще техническими в широком смысле уловками, такие как военные игры или блокирующие переговоры, тогда как защищающийся использует разные уровни механизации войны, и может подняться на новый уровень, обновить армию (например, ввести новый регламент ограничительных мер, в случае пандемии), и тем самым оказать сопротивление.

Но схема Де Ланда описывает ситуацию фронтального столкновения, иначе говоря, политику пандемии и политику сопротивления ей. Но пандемическая ситуация не может сводиться к политикам, иначе, например, ковид-диссидентство мы легко сопоставим с дезертирством, но со стороны вируса дезертирства быть не может, и тем самым мы просто получим неверную картину машин данной пандемической войны. Поэтому нам надо обратиться к ведущему теоретику той автоматизации в современных войнах, которая не подразумевает, что политики сотрудничают друг с другом или противостоят друг другу, но требует признать качественное различие порядков действий, благодаря чему сами эти политические проявления подчиняются некоторой поэтике, учению о метафорах и метонимиях.

Этот теоретик — Грегуар Шамаю[3], который настаивает на качественном различии нападающего и защищающегося. Так как нападающий исконно метафорически охотник, то его первичным орудием оказывается метафора: так, мобилизация осуществляется как всеобщая охота, как охотничий поход, а действие армии — как охотное действие. Тому, кто сопротивляется, остается метонимичность, и такой метонимией оказывается мобилизация, как перенос военной готовности, военной подготовленности к сопротивлению по смежности на состояние сопротивляющихся.

Здесь действует не метафора, скажем, стены или крепости, хотя она и может использоваться для устрашения, но метонимия множества как множественного сопротивления, силы как усиленного контроля и защиты. Такие метонимии могут создавать свои конфигурации, иногда более причудливые, чем метафорические конфигурации нападающего. В таком случае вирус может быть понят как метафора атаки вообще, как эссенция войны, тогда как защита от вируса основана на менонимичности, когда, например, контроль дополняет санитарные меры, но не должен его подменять и не должен становиться метафорой, выдающей одно за другое.

Далее, Шамаю различает изучение фронтов и превентивное вмешательство. Как раз нападающий изучает фронт, потому что любое вмешательство всегда пересекает границы, хотя бы границы ожиданий и расчетов, и потому оно не может быть у нападающего, иначе он будет вмешиваться сам в себя. А вот защищающийся может как раз предпринимать превентивные действия — и например, партизанская война, герилья, это просто предельный вид такого превентивного действия, осуществление любой операции как победной операции, осуществляющей победу.

Понятно, что при этом нападающий совершенствует тактику, а находящийся в положении защиты локализует автоматическое действие: именно здесь автоматика, например, очень быстрое принятие решений, в том числе людьми (автоматику не надо понимать узко, как связанную только с механическими или электронными автоматами), обеспечит безопасность этого участка и территорий, смежных с этим участком. Все эти рассуждения важны как позволяющие сформулировать оптимальную тактику сопротивления пандемии, но для того, чтобы нюансировать эту тактику, нужно двигаться дальше и посмотреть, как нюансы, принятие уникальных ситуативных решений, связано с наличием общих представлений о происходящем у всех участников данной сцены.

Здесь важны разработки Ника Ланда  и его группы ГИКК/CCRU по изучению «магической войны»[4], иначе говоря, по изучению роли репрезентаций, моделей, образов и представлений на то, как ведется война. Если говорить совсем кратко, у нападающей стороны возникает правдоподобная репрезентация: ей собраны сведения и о себе, и о противнике; и правдоподобие картины поддерживается тем, что все возможные сценарии дальнейшего хода войны не противоречат этим правдоподобным сведениям. Это и есть социальная магия: ход войны определяется не реальным расчетом, но свойствами репрезентации.

Далее, нападающий устанавливает систему контроля, тогда как защищающийся воздействует на события силами иллюзии, иначе говоря, общего разочарования в войне, в том числе некоторого разочарования нападающего. И наконец, нападающий устанавливает рамки реальности, начиная с того, что именно он устанавливает, что будет считаться войной, а что —  миром. Тогда как защищающийся проникает в управляющие коды и проверяет, насколько срабатывание этих кодов означает появление реальной угрозы, а насколько они срабатывают вхолостую.

 

  1. Пандемические машины и их работа

Все эти данные позволяют нам ввести новое понятие «пандемическая машина». Так мы называем некоторое устройство, которое обладает неограниченным ресурсом, но ослабляющее коды управления и выделяющее из себя сильный ресурс атаки. В самом простом виде работа пандемической машины — непредсказуемые мутации вируса, вновь и вновь атакующие население. Ослабление управления ситуацией происходит именно потому, что невозможно оказывается реагировать на неограниченный ресурс вируса, который при этом ассимилируется к старым стратегиям ведения войны, включавшим сезонный простой. Простое вмешательство в управляющие коды (например, прекращение транспортного сообщения или всеобщая вакцинация) может оказаться холостым, потому что мы ни про какое действие вируса не знаем, однократное оно или многократное.

Грубо говоря, человечество хочет перейти от войн вчерашнего дня к войнам сегодняшнего дня, а вирус ведет войну позавчерашнего дня, например, оказываясь сезонным точно так же, как донаполеоновские армии зависели от сезона, по-разному воевали зимой и летом и с разными результатами. Такое соединение бесконечного ресурса с сезонами простоя как раз и обескураживает всех, не позволяя просто принять ряд бюрократических, управленческих и ситуативных решений, позволяющих быстро победить пандемию, не позволяющих создать некоторый «дрон», который и будет поражать пандемию, так как любое поражение не будет окончательным при бесконечном возобновлении того ресурса напавшего врага.

Поэтому противостояние пандемической машине — это превращение необходимого вмешательства в управляющие коды во вспомогательный ресурс, позволяющий развернуть как герилью, если угроза однократна, так и новую механизацию войны, если угроза может повториться. Только в отличие от математической сингулярности защищающегося, о которой мы говорили в первой части статьи, здесь необходима физико-математическая сингулярность.

Например, создание всё более эффективных вакцин должно сочетаться с определенной физикой человеческих тел, которые по-новому распределяют время работы и время досуга, чтобы приблизить свое выздоровление. Или же карантинные меры как меры исчислимого сдерживания распространения вируса должны сочетаться с мерами по изменению самой инфраструктуры, не за счет постоянного введения новых методов изоляции, например, на транспорте и на прогулке, но за счет создания самих условий постоянного выздоровления.

Иначе говоря, просто ввести дополнительные барьеры кроме уже имеющихся барьеров — это метафорическая политика, которая вполне может игнорироваться новыми формами вируса и требует больших затрат ресурсов. Тогда как сделать любое действие оздоровительным, направленным на сохранение здоровья каждого и на то, чтобы не заболел сосед, для которого эта болезнь может оказаться фатальной, и есть метонимическая логика санатория, ставшего таким же цивилизационным учреждением, транслирующим нормы общей жизни, каким прежде становилась литература или театр.

Такая сверхчувствительность к времени оздоровления, игра системой метафор, связанных со здоровым образом жизни и безопасностью соседа, и всё, что необходимо для того, чтобы вмешательство в коды управления в том числе позволяло строить «дроны», и есть задача борьбы с пандемией. В конкретных проявлениях это означает, например, регулирование спроса, создание повышенного спроса на здоровые производства и соответствующее здоровое перемещение.

Скажем, в системе образования это могло бы означать создание не просто новых форм онлайн-обучения на время пандемий, но создания узлов спроса на образование, мест совместного получения навыков образования и критической проверки знания, вокруг которых потом могут возникнуть и новые виды производства продуктов. Тем самым, оружие позавчерашнего дня, которым располагает пандемия, оспаривается оружием завтрашнего дня, а не вчерашнего и не сегодняшнего. Оно может быть названо «человеческий филум», по образцу машинного филума, сходное устройство образа жизни, облегчающее обмен сообщениями, имеющими управленческий смысл.

 

Заключение

Для характеристики человеческого филума, противостоящего пандемическим машинам, достаточными оказываются три термина, суммирующие особенности поведения защищающегося. Эти особенности мы вычленили в первой части статьи с опорой на философов войны, объединив их спекуляции в общую линию критического исследования темпоральности, репрезентации и поэтики того и другого. Во второй части мы практически применили их к возможности остановить пандемию путем некоторого перераспределения обязанностей и темпоральных ожиданий.

Первый термин — маневр. Так мы называем способность человеческого филума действовать в ситуации пандемии, объединив, например, герилью и рассчитанное сопротивление, постоянно изготавливающее новые орудия сопротивления, новые «дроны». На практике, это, например, означает точечную помощь заболевшим, объединенную с автоматизацией ряда производственных функций, включая производство новых способов доставки лекарств, рецептов и знаний. Если нападающая сторона различает, например, конфигурацию маршрутов распространения и конфигурацию ситуаций, и вирус распространяется одним образом, а поражает — другим, исходя из собственного жизненного цикла, то человеческий филум автоматизирует всю конфигурацию. В этом смысле машинный филум вируса — это существующая система логистики, а человеческий филум — новая система логистики и экономики знания.

Второй термин — фазовый переход. Так мы называем любую победу над очередной пандемией. Она не может быть просто результатом ослабления вируса, так как получается, что в таком случае управляющие коды сохраняются, и новая пандемия может оказаться вредоноснее прежней. Так мы называем недопущение всех действий нападающей стороны, как они реконструированы в первой части статьи, начиная с формирования театра боевых действий. Например, фазовым переходом после пандемии может быть создание нового рынка профилактических мер, со своеобразным блокчейном, который минимизирует само начало пандемии, позволяя при первом же обнаружении нового вируса каждому заболевшему сразу же идентифицировать себя как заболевшего или рискующего заболеть, и тем самым исключить распространение вируса. То есть обычно при пандемии человек, распространяющий вирус, не знает, что он распространяет вирус, здесь же он будет знать, что профилактические меры могут включить в себя и самоизоляцию — тогда как раз самоизолируются те люди, которые прервут цепочки распространения пандемии. При таком отношении город Ухань просто переходит на систему блокчейна во всех областях, от доставки продуктов до перемещений, что позволяет если не локализовать пандемию сразу, то сразу уточнять протоколы лечения.

Третий термин — конфигурация. Так мы называем работу темпоральности пандемии, которая превращает преимущества нападающего в преимущества защищающегося. Например, мутации вируса непредсказуемы и не позволяют разработать универсальный протокол лечения. Но конфигурация исходит из того, что прошлое время берется как дополнительное, и достижения старой профилактической медицины, включая режимы взаимодействия родственников, берутся как дополнительное время для борьбы с пандемией. Это то, что мы называли выше ответом турбулентности защищающегося на номадичность нападающего.

Но турбулентность, противостоящая номадичности вируса, его неожиданным мутациям и соответствующим расселениям — это только пример конфигурации, такой же конфигурацией может быть создание механизмов совершенствования вакцин, имеющих в виду прямые отчеты об их действии в сочетании с другими врачебными мерами. Это уже сопоставимо с производством защищающейся стороной дронов, в неизвестном противнику режиме, которое учитывает прямую эффективность в данной зоне боев в сочетании с логистикой мер, действенных для ответного (в ответ на нападение) продвижения армии.

Эти три термина, хотя и не могут сами сложиться в инструкцию по противостоянию новой пандемии, так же нужны для такой инструкции, как, например, термин NFT нужен для понимания того, что сейчас происходит с искусством, или термин сеть необходим для понимания того, что сейчас происходит с местными сообществами. То, что мы создали не один какой-то ключевой термин, а три, позволяет надеяться на совершенствование войны против пандемии.

Итак, ответом на действие этой пандемической машины может стать человеческий филум, сходное устройство образа жизни, облегчающее обмен сообщениями, имеющими управленческий смысл. Тогда метафора войны имеет антропологический смысл, позволяя сохранить контроль человека над сообщениями в эпоху автоматизированного принятия решений, эпоху дронов. Показано, как человеческий мир может с опорой на достижения современной теории войны различить оборонительные стратегии и оборону как таковую, пересобрав социальную и экономическую теорию вокруг ряда новых ключевых терминов, таких как маневр, фазовый переход и конфигурация, и тем самым эффективнее предотвратить отрицательные последствия новых пандемий.

 

 

Статья представляет собой доклад на XII Международной конференции Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ “Философия и культура в период пандемии” (30 сентября — 2 октября 2021 г.).

 

ЛИТЕРАТУРА

 

  1. Брауэр Ю, Ван Туйль Хуберт. Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю / пер. с англ. М. Рудакова, под научной редакцией Д. Шестакова. – М.: Издательство Института Гайдара, 2016. – 586 с.
  2. Де Ланда М. Война в эпоху разумных машин. // Портал «Syg.ma», 2017, 24 декабря. – URL: https://syg.ma/@sygma/manuel-die-landa-voina-v-epokhu-razumnykh-mashin (дата обращения: 01.02.2022)
  3. Ланд Н., ГИКК. Нестандартные исчисления (Серия «Собрание сочинений Ника Ланда». Т. 3). / пер. с англ. М. Коваль, Д. Хамис, Я. Кононова. – Пермь: Гиле Пресс, 2021. – 212 с.
  4. Шамаю Г. Теория дрона. / пер. с англ. Е. Блинов. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. – 280 с.

 

 

 

[1] Брауэр Ю, Ван Туйль Хуберт. Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю / пер. с англ. М. Рудакова, под научной редакцией Д. Шестакова. М.: Издательство Института Гайдара, 2016. 586 с.

[2] Де Ланда Мануэль. Война в эпоху разумных машин. // Портал «Syg.ma», 2017, 24 декабря. URL: https://syg.ma/@sygma/manuel-die-landa-voina-v-epokhu-razumnykh-mashin

[3] Шамаю Грегуар. Теория дрона. / пер. с англ. Е. Блинов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. C. 20–30.

[4] Ланд Ник, ГИКК. Нестандартные исчисления (Серия «Собрание сочинений Ника Ланда». Т. 3). / пер. с англ. М. Коваль, Д. Хамис, Я. Кононова. Пермь: Гиле Пресс, 2021. C. 14–24.

Loading