Даренский Виталий Юрьевич. НОВЕЙШИЙ ТЕХНОГЕННЫЙ ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА: «БИОАВТОМАТ»

Даренский Виталий Юрьевич,

Луганский национальный университет

им. Т. Шевченко, доктор философских наук,

доцент кафедры философии и социологии

Darenskiy Vitaliy Jurievich

Lugansk National University named after T. Shevchenko, PhD,

Associate Professor, Department of Philosophy and Sociology

E-mail:  darenskiy1972@rambler.ru

УДК 130.2:62

НОВЕЙШИЙ ТЕХНОГЕННЫЙ ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА: «БИОАВТОМАТ»

 

Аннотация. В статье рассматривается деструктивный техногенный образ человека как «биоавтомата» и возможности его локализации с помощью альтернативных культурных и социальных практик. Вводится особое понятие «обратной органопроекции», фиксирующее новый феномен формирования человеческого мировосприятия и модели поведения по образу техногенной реальности. Базовыми свойствами этой новой реальности, формирующей и соответствующий образ человека, являются примитивность, манипулятивность, виртуальность и эгоцентризм. Этим объективным факторам может эффективно противостоять включенность человека в глубинную культурную традицию, сохраняющую в себе образ мира и человека дотехногенной эпохи.

Ключевые слова: образ человека, «биоавтомат», «обратная органопроекция», техногенный мир, культурные практики.

 

THE LATEST TECHNOLOGICAL IMAGE OF MAN: A BIOAUTOMATIC ENTITY

Abstract: The article considers the destructive technogenic image of man as a “bio-automatic” entity and the possibility of its localization with the help of alternative cultural and social practices. Introduced a special concept of “reverse body-projection”, fixing new phenomenon of the formation of human attitude and behaviour by way of a technogenic reality. The basic properties of this new reality, forming and corresponding to the image of man, are: primitive, manipulative, virtuality and egocentrism. These objective factors can effectively counter the inclusion of a person in the deep cultural tradition, preserving the image of the world and the man of the non-technogenic era.

Keywords: image of man, “bio-automatic”, “reverse body-projection”, technogenic world, cultural practice.

 

В ХХ веке феномен современной техники приобрел статус одного из ключевых неклассических предметов философской рефлексии в силу того огромного значения, которое он имеет в формировании жизненного мира и души человека современной цивилизации. В ХХI веке понимание этого феномена еще более усложнилось в связи с созданием нового типа технических устройств, благодаря которым сознание человека все глубже погружается в виртуальную реальность, все более отрываясь от своего естественного «жизненного мира». Однако феномен виртуализации сознания для философии интересен те только сам по себе, но в первую очередь как проявление общей антропологической тенденции структурирования всего человеческого бытия по «модели» сложного технического устройства. В данной статье, которая является продолжением нашего исследования проблематики «антропологии техники» [2], предлагается концепция «обратной органопроекции», которая является концептуализацией указанной тенденции в связи с классической философией техники Э. Каппа.

Впервые понятие «философия техники», как известно, появилось в 1877 г. в книге германского географа и философа Эрнста Каппа (1808-1896) «Основания философии техники. Новый взгляд на историю возникновения культуры». В центре внимания Э. Каппа лежал принцип «органопроекции», суть которого состоит в том, что человек во всех своих созданиях в искусственной форме функционально воспроизводит свои естественные органы. Благодаря этому техника становится формой самопознания человека – он познает себя, исходя из этих искусственных созданий. «Алгоритм» органопроекции состоит в том, что человек сначала бессознательно создает орудие по органическому образцу собственного органа, а затем происходит взаимное «узнавание» оригинала и отражения (по принципу аналогии). И когда подобно искре вспыхивает сознание совпадения между органом и орудием, человек познает самого себя в технике как внешней форме выражения своего внутренней природы. Нетрудно заметить, что эта модель является почти точной «калькой» гегелевского понимания отношения между объективным и субъективным духом – когда последний обнаруживает свое опредмечивание в первом и благодаря этому «узнаванию» происходит его рефлексия и возвышение над самим собой.

Как писал сам Э. Капп, создавая технические устройства и машины, «человек неосознанно передает форму и функциональные особенности членов своего тела произведениям рук своих и что он как бы ждет от них аналогичного отношения к себе самому»; поэтому «оттуда, из инструментов и машин, им созданных, из типографских букв, им придуманных, выходит человек, Deus ex Machina, Сам по отношению к себе!» [Цит. по: 8, с. 262].

Столь оптимистическое восприятие сущности техники в ХХ веке было подвергнуто критике на самых разных уровнях – от социологического и психологического (здесь были обнаружены массовые социальные и психические девиации, порождаемые техникой), до специфически философского на уровне онтологии человеческого бытия, наиболее ярко выраженного в концепции техники как «постава» у М. Хайдеггера. Промежуточное положение занимают концепции деструктивности современной техники, связанные с теорией «отчуждения» как в ее марксистском, там и немарксистском вариантах (в экзистенциализме и персонализме). Общий принцип последнего подхода хорошо сформулировала известный киевский социальный психолог Е.А. Донченко: «Если в сравнительно недалеком прошлом воздействие НТП на человека в основном виделось в положительном аспекте (к отрицательным моментам относилось лишь возрастание уровня психической напряженности, сопровождающейся в случае психических перегрузок дистрессом), то сейчас проблема отрицательного воздействия НТП на внутренний мир человека приобрела новые грани… вследствие такой глобальной тенденции НТП, как тенденция опосредования. Имеется в виду… преломление человеческого общения, самовыражения, самовыявления и т.д. через средства массовой информации, технизации, через средства, рожденные НТП… Даже расширяющийся круг ролевых функций человека становится посредником в его отношениях с окружающими, и чем больше ролевое поведение отвечает требованиям НТП, тем меньше остается возможностей у человека для развития своего внутреннего мира – мира духовных ценностей, культуры психической жизни… Тенденция опосредования приводит к односторонности воздействия, стандартизированности восприятия и реагирования, к тиражированию духовного мира человека и оскудению резервов его психической лабильности… Кроме того, технические средства как опосредующие факторы в принципе нацеливают на готовые формы активности, на деятельность, приходящую извне, в то время как человек для обеспечения собственного развития должен сам созидать формы деятельности и её содержание. Опосредующие факторы уводят человека от трудностей выбора, от многозначности и богатства самодеятельности» [3, стр. 150-151].

Тем не менее, данная критика техногенного «отчуждения» человека в целом остается в рамках «прогрессистского» подхода, который рассматривает «технизацию» человеческого бытия, несмотря на все ее эмпирически очевидные издержки и деструктивные проявления, в качестве позитивной трансформации, формирующей новый тип человека. Основной презумпцией такого подхода, очевидно, является рассмотрение человека как в первую очередь биосоциального существа с фундаментальной гедонистической интенцией, а все остальные онтологические уровни человеческого бытия либо считаются второстепенными, либо вообще отрицаются. В рамках такого типа сознания с неизбежностью формируется особый вид идолопоклонства, массово распространенный в наше время, который может быть назван «технолатрией».

Выходя за рамки названной презумпции, человеческое сознание с неизбежностью вырабатывает критическое отношение к феномену техни­ки. Основные аргументы такого отношения могут быть типологизированы. Так, например, Хельмар Крупп отмечает, что «в общем и целом критики техники утверждают, что техника: означает неповиновение богоугодному порядку; совершает насилие над природой; отчуждает человека от его труда и от него самого; ведет к бездушной рациональности; отрывает людей от их корней и превращает их в безликую массу» [4, стр. 440]. На чем основаны такие весьма радикальные утверждения и аргументы?

В первую очередь на том факте, что форми­руемый современной техникой человек радикально деперсонализирует­ся, поскольку он попадает в особую систему психологических зависимостей, становящихся очень устойчивыми, доходящими до уровня рефлекса. А именно, включенный в сложную систему функционирования технических средств обеспечения жизнедеятельности на всех ее уровнях, он становится внутренним зависимым элементом этой системы – именно она теперь на самом базовом уровне формирует его потребности, желания, эмоции и мотивы деятельности. В результате этого у человека возникает устойчивое состояние, при котором он, по выражению А.Н.  Покровского, «не должен точно знать, чего же он желает; ему достаточно лишь интуитивно ощутить некоторый дискомфорт в связи с нехваткой чего-то, как весь техногенный аппарат обеспечения существования закружится перед ним во всем богатстве контролируемого выбора, призванный не просто удовлетворить любое допустимое желание во всех его нюансах, но сгенерировать это самое желание, оправдать… его правомерность и “нормальность”»; таким образом, поведение человека в конечном счете сводится «к примитивным формам рефлекторного реагирования на раз­ личные раздражители, результаты которого известны заранее… такое освобождение на уровне первичных позывов нездоровой человеческой психики сопровождается установлением опосредованного условиями су­ществования, но от этого еще более жесткого контроля над сознанием человека. И репрессивность этого контроля заключена в самой системе потребления, самом дискурсе техногенного универсума… Нарушение лич­ностной идентификации… психологическая примитивность являются, таким образом, не просто следствиями, но ключевыми условиями техно­генного порядка существования, которые необходимо должны воссо­здаваться в массовых масштабах как единственное условие воссоздания техногенного общества» [5, стр. 89-90].

Современная цивилизация вырывает человека из непосредственной включенности в природные циклы, опосредуя и почти сводя на нет его контакт с «упругой плотью бытия», замыкает его в особой сфере эфемерной реальности внутри мира межчеловеческих условностей. Эта тенденция достигает своего полного выражения в «постиндустриальном» мире, где производятся и циркулируют огромные потоки искусственной информации, почти полностью «замусоривающей» человеческое сознание, теряющее способность к самостоятельному мышлению и целостному, осмысленному взгляду на мир и самого себя. Ею создается замкнутый и бессмысленный мир искусственного человеческого бытия, в котором абсолютно доминируют искусственные виды деятельности и искусственные потребности, совершенно избыточные по отношению к процессам духовного и физического воспроизводства человека. Более того, они радикально препятствуют и тому, и другому самим фактом этого доминирования, отбирающим силы и время людей на экзистенциально деструктивные цели, порожденные гордыней эфемерного «самоутверждения» Ego-центрического индивида. Утратившая сакральное измерение жизни и культивируя исключительно «земные» потребности человека, к тому же искусственно раздуваемые с помощью искусственных средств, эта цивилизация по самой своей природе агрессивно противодействует всему остальному. Она изначально основана на глубоко иррациональном и противоестественном во всех отношениях стремлении к избыточному потреблению ресурсов и избыточному комфорту, что затем с неизбежностью приводит к психо-физиологической и нравственной деградации человека. Эта цивилизация силой формирует человека как ненасытного эгоцентрического сибарита-потребителя – и противостоять этому принудительному воздействию очень тяжело, ведь альтернативные цивилизационные модели жизни практически уничтожены и возродить их в индивидуальной жизни можно лишь чрезвычайным усилием.

Альберт Швейцер в свое время очень четко диагностировал состояние этой цивилизации еще в эпоху ее формирования: «Ставшая обычной сверхзанятость современного чело­века во всех слоях общества ведет к умиранию в нем духовного начала… Для работы в оставшееся свободное время над самим собою, для серьезных бесед или чтения книг необходи­ма сосредоточенность, которая нелегко ему дается. Абсолют­ная праздность, развлечение и желание забыться становятся для него физической потребностью. Не познания и развития ищет он, а развлечения – и притом такого, какое требует ми­нимального духовного напряжения… Склад ума миллионов этих… людей оказывает обратное воздействие на все ин­ституты, призванные служить образованию, а следовательно, и культуре. Театр уступает место кабаре, а серьезная литерату­ра – развлекательной… Проникшись духом легкомыслия и поверхностности, институ­ты, призванные стимулировать духовную жизнь, в свою очередь содействуют сползанию общества к такому состоянию и накладывают на него печать серости и бездумья… У нас складывается упрощенное представление о человеке. В других и в самих себе мы ищем лишь прилежания труженика и согласны почти ни­чем не быть сверх того» [9, стр. 240-241].

Объективно этот процесс обусловлен тем фактом, что «потребности посттрадиционного общества быстро стандартизируют весь мир в один урбанизированный мегакомплекс» [7, стр. 277]. В результате происходит разрушение традиционных религий, традиционной морали и традиционной семьи, которое очень быстро приводит к вырождению человека до уровня «биосоциального робота» – идеального «субъекта желаний», необходимого для функционирования «цивилизации потребления». Все эти процессы создают феномен саморазрушающейся личности, весь «жизненный мир» которой почти редуцирован до уровня психофизиологического функционирования.

Если в сфере массового потребления и развлечений все сказанное очевидно чисто эмпирически, то некоторые другие сферы на этом фоне кажутся островками «интеллектуализма». В частности, так обычно воспринимается сфера виртуальной коммуникации, в которой пользователи сетей часто воспринимают большие потоки информации, участвуют в дискуссиях, сложных играх и т. п. Однако содержательность таких занятий в конечном счете не спасает от общих деструктивных тенденций. Как пишет В.В. Афанасьева, «в качестве специфических психологических характеристик Homo Virtualis мы выделяем его несвободу, зависимость от виртуальных пространств, виртуальных феноменов, виртуальных коммуникаций; пренебрежение своим реальным здоровьем и реальной телесностью; неопределенность, неоднозначность, размытость самоидентификации» [1, стр. 64]. Сущностный парадокс «виртуальной реальности» состоит в том, что, будучи произвольной конструкцией человека, она может приобретать над его сознанием власть, часто намного превосходящую власть самой «упругой плоти бытия» – т.е. природы и социума.

В конечном счете становится очевидным, что новая техногенная среда создает феномен, который можно назвать «обратной органопроекцией» – это феномен, прямо противоположный тому, о котором в свое время писал Э. Капп. Суть его в том, что здесь формирование человеческого мировосприятия и модели поведения происходит исключительно по образу абсолютно бесчеловечной техногенной реальности, в которой человеческие качества не «отражаются», а принципиально элиминируются. Участие человеческого субъекта в этой реальности состоит в том, что его сознание начинает работать просто как безличный переработчик информации. Способность к отбору и оценке этой информации неуклонно атрофируется. То есть, в отличие от органопроекции как самопознания посредством орудий, здесь происходит прямо противоположный процесс – забывание себя как человека посредством «растворения» сознания в искусственной техногенной реальности. Человек «выстраивает» себя по модели технического устройства. Сознание впадает в устойчивую зависимость от потоков информации – в первую очередь, образной, поскольку привычка работать со сложной текстовой информацией также неуклонно атрофируется, будучи почти бесполезной. Аналогичный процесс происходит и во внешней предметной деятельности человека, в которой формируется устойчивая привычка к максимальному комфорту, расслаблению и развлечению. Вследствие этого, определяющими свойствами образа человека, формируемого этой новой реальностью, являются общая примитивизация мышления, «картины мира» и стиля общения, его глубокая манипулятивность, виртуальность и эгоцентризм.

Однако, как показывает опыт, эффективно противостоять процессам деградации человека до состояния социального «биоавтомата» можно с помощью альтернативных культурных и социальных практик. Объективным факторам деперсонализации человека может эффективно противостоять включенность человека в глубинную культурную традицию, сохраняющую в себе образ мира и человека дотехногенной эпохи. В этом случае происходит локализация модели человека как манипулируемого биосоциального автомата, действующего и мыслящего в соответствии со стереотипами информационной и техногенной среды, – только в рамках этой среды, за пределами которой он сохраняет способность быстро «переключаться» в более естественный режим деятельности и мышления. Воспитание и развитие этой способности возможно только в том случае, если человек проходит социализацию в рамках нормальной образовательной системы, основанной на усвоении классического культурного наследия и ознакомления с нормами научного мышления и базовыми понятиями традиционной религиозной культуры своего народа. В условиях разрушения качественной образовательной системы ее может заменять самообразование. Но в любом случае только классическое культурное наследие во всех его формах (мораль, наука, искусство, религия) является тем единственным реальным компенсирующим фактором, который может эффективно противостоять тому объективному процессу примитивизации человека, который определяется неотвратимым воздействием современной техногенной среды. Однако и это средство может не «срабатывать» и сознательно блокироваться с помощью средств манипуляции массовым сознанием, навязывающим свой образ человека.

Философами давно было отмечено, что кризис проекта Модерна протекает в форме общего явления, которое можно условно назвать неоварварством как доминантой современной цивилизации. Впервые об этом писал еще Х. Ортега-и-Гассет: «по отношению к той сложной цивилизации, в которой он рожден, европеец, входящий сейчас в силу, – просто дикарь, варвар, поднимающийся из недр современного человечества» [Цит. по: 6, стр. 204]. Позднее (в 1984 году) М.К. Мамардашвили ввел удачный термин «антропологическая катастрофа» для обозначения явной неспособности современного человека воспроизводить те первичные смыслы, без которых невозможно жить. Главной причиной этой новой варваризации является формирование «потребительского общества», в котором по сути оказывается «избыточным» все, что выходит за рамки индивидуалистического прагматизма – стремления ко все большему комфорту и удовлетворению витальных потребностей (все более искусственных). Однако с другой стороны, как отмечают исследователи, парадоксальным образом «возникающий в условиях современной культурной ситуации универсальный общекультурный язык, а также отвечающее ему культурное состояние, одинаково именуемые здесь словами “постмодернизм” и “неоархаика”, имеют принципиальную общность с языком и симультанно-синкретическим культурным состоянием, именуемыми архаическими» [10, стр. 32].

Этот парадокс объясняется тем, что в результате разрушения устойчивых культурных традиций сознание человека редуцируется до уровня мышления мифами и архетипами, которые приобретают лишь обновленную «упаковку» в виде техногенных образов и моделей – отсюда закономерна столь массовая популярность фантастики и представлений о мире в виде наукообразных мифов, имеющих глубокое архетипическое происхождение (мир как «матрица» и т. п.). Этому архаическому мифомышлению, лишь «замаскированному» под новейшей техногенной образностью, может противостоять только освоение традиционной религиозной культуры, основанной на реальном духовном опыте.

Проведенный краткий анализ поставленной проблемы позволяет сделать следующие обобщающие выводы. 1) Деструктивный техногенный образ человека как социального «биоавтомата» может быть локализирован с помощью альтернативных культурных и социальных практик, сохраняющих в себе образ человека, основанный на непрагматических ценностях. 2) Понятие «обратной органопроекции», фиксирующее новый феномен формирования человеческого мировосприятия и модели поведения по образу техногенной реальности, требует дальнейшей разработки в качестве инструмента анализа антропологического статуса современной техники. 3) Базовыми свойствами новой техногенной реальности, формирующей и соответствующий образ человека, являются примитивность, манипулятивность, виртуальность и эгоцентризм. 4) Этим объективным факторам может весьма эффективно противостоять включенность человека в глубинную культурную традицию, сохраняющую в себе образ мира и человека дотехногенной эпохи в формах как секулярной (искусство, наука, спорт), так и религиозной традиции в ее практическом выражении.

 

Литература

 

  1. Афанасьева В.В. Homo Virtualis: психологические характеристики // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия Философия. Психология. Педагогика. 2010. Т. 10. Вып. 2. С. 59-64.
  2. Даренский В. Феномен современной техники в контексте библейской картины мира: онтологические и этические аспекты // Ответственность религии и науки в современном виде / Под ред. Г. Гутнера. М.: ББИ, 2010. С. 149-158.
  3. Донченко Е.А. Формирование культуры внутренней жизни творческой личности // Научно-технический прогресс и творческий потенциал человека. К.: Наукова думка, 1988. – С. 139-153.
  4. Крупп X. Чего люди сегодня ожидают от техники? // Философия техники в ФРГ. М.: Про­гресс, 1989. – С. 440-450.
  5. Покровский А.Н. Техногенный универсум отчуждения // Вестник национального техниче­ского университета «ХПИ». Харьков, 2002. № 5. С. 83-92.
  6. Ремизов М. Модернизация против модернизации // Сумерки глобализации. Настольная книга антиглобалиста: Сб. М.: АСТ, 2004. C. 201-205.
  7. Тимощук А.С. Традиционная культура: сущность и существование / Дисс. на соиск. уч. степени докт. филос. н. Нижний Новгород, 2007. 397 с.
  8. Хунинг А. Первые германские философы техники // Материалы международной конференции «Философия науки и техники – природа и техника на пороге 3 тысячелетия». Под ред. д.ф.н., проф. В.Г. Горохова. М.: РФО, 2005, с. 261-262.
  9. Швейцер А. Упадок и возрождение культуры. – М.: Прометей, 1993. 396 с.
  10. Чучин-Русов А.Е. Новый культурный ландшафт: постмодернизм или неоархаика? // Вопросы философии. 1999. № 4. С. 24-41.

 

 

Loading