Малюкова Ольга Владимировна. Аргументационный статус примера или paradeigma как аргумент

Малюкова Ольга Владимировна,

доктор философских наук,

ФГБОУ ВО «Московский государственный юридический

университет (МГЮА) имени О.Е. Кутафина»,

профессор кафедры философских и

социально-экономических дисциплин

 

Malyukova Olga V.

Moscow State Law University,

PhD, professor of the Department

«Philosophical and socio-economic disciplines»

E-mail: o.maliukova@list.ru

УДК 168

 

 

Аргументационный статус примера

или paradeigma как аргумент

 

Аннотация: Логическая теория аргументации определяет пример как один из видов аргументов или обоснований тезиса. Впервые в развернутой форме об этом сказал Аристотель. Наиболее полно изучение примера представлено в позднем труде Аристотеля – «Риторике». В риторических рассуждениях необходимо для убедительности доказательства пользоваться примером, определяемым как риторическая  индукция, или энтимемой, определяемой как риторический силлогизм. Использование примеров может приводить к ошибкам. Наиболее часто ошибки при использовании примера в качестве аргумента возникают при отрыве конкретного случая от общего положения. В наше время обучение конкретному случаю встречается очень часто и называется мастер-класс. С помощью мастер-классов пытаются учить иностранные языки, научаться различным ремеслам, навыкам руководителя и даже умению лечить людей. Общего понимания проблемы такое обучение дать не может, ибо его основная цель – это реклама.

         Ключевые слова: аргумент, пример, энтимема, силлогизм, индукция

 

Case Argument Status

or paradeigma as an argument

 

  Abstract: Logical theory of argumentation defines an example as one of the types of argument or substantiation of the thesis. For the first time in a detailed form, Aristotle said this. The most complete study of the example is presented in the late work of Aristotle – “Rhetoric.” In rhetorical reasoning, it is necessary to use the example defined as rhetorical induction or the enthyme defined as a rhetorical syllogism for the convincing evidence. The use of examples can lead to errors. Most often mistakes when using an example as an argument arise when the case is separated from the general situation. In our time, training for a specific case is very often called a master class. With the help of master classes they try to learn foreign languages, learn various crafts, leadership skills and even the ability to treat people. A general understanding of the problem cannot give such a teaching, because its main goal is advertising.

        Keywords: argument, example, enthymeme, syllogism, induction

 

Нынешнее десятилетие, начиная с 2016 года, можно считать юбилейным для всего российского логического сообщества. Период становления логики как науки в СССР пришелся на 40-е годы ХХ века.

Логика как учебная дисциплина стала возвращаться в образовательный процесс с 1946 года после 25-ти лет почти полного забвения. В дореволюционной России логики преподавалась в старших классах гимназий, в университетах и духовных училищах по традиции, заложенной со времен средневековья. В XIX веке появились учебники по логике, написанные отечественными авторами, появились ученые, внесшие вклад в дальнейшее создание неклассической логики. Да, логика не являлась лидером тогдашней отечественной науке, но занимала вполне достойное место в ее ряду. Поколение логиков начала ХХ века было представлено такими учеными, как Челпанов Г.И., Поварнин С.И., Асмус В.Ф., Чудов А.А., Виноградов С.Н. и др. Именно они, начав преподавание логики в различного уровня учебных заведениях, пережили Октябрьскую революцию, видели полную отмену преподавания логики как «вредной науки» в 1921 году, были свидетелями отплытия «философских пароходов» в 1922 году, в течение 25-ти лет кое-как и кое-где преподавали логику и дожили до Постановления ЦК ВКП(б) 1946 года о ее возобновлении в учебном процессе (Г.И. Челпанов умер в 1936 г.).

В деле восстановления логики решающую роль сыграл, как это ни странно, И.В. Сталин. Как это происходило на практике? Имеются две распространенные версии. Первую версию любил озвучивать профессор А.И. Уемов: якобы пришли к Сталину молодые в то время философы М.Б. Митин и П.Ф. Юдин и спросили, когда будем создавать диалектическую логику? В ответ на это Сталин предложил им для начала освоить логику формальную и вытащил из сейфа учебник Челпанова, вышедший в 1946 г. Вторая версия принадлежит В.А. Бажанову (5, 121), который ссылается на рассказ самого В.Ф. Асмуса.  В начале 1941 года ночью В.Ф.Асмуса вызвали в Кремль к Сталину. Иосиф Виссарионович посетовал, что его комиссары совсем не умеют мыслить, и их нужно научить логике… Однако вскоре разразилась Великая отечественная война, и комиссары воевали, так и не освоив науку о правильном мышлении. Между тем в голове бывшего семинариста идея о пользе логики сохранилась.  Кроме этого, в воспоминаниях А.И. Уемова есть рассказ и о вызове того же В.Ф. Асмуса к В.М. Молотову, который попросил ученого прочитать лекции по логике для членов советского правительства (9).  Эти рассказы показывают наличие определенного интереса к логике со стороны партийного руководства страны. Возможно, такой интерес был обусловлен потребностями советской дипломатии, не вполне еще освоившей искусство дипломатического дискурса и уступавшей на этом поле дипломатии западной. Возможно, в логике видели очередное мощное оружие рабочего класса, овладев которым можно приблизить победу коммунизма во всем мире логическим путем. Сыграло свою роль и предание о единственной четверке в аттестате В.И. Ленина именно по логике. Таким образом, с восстановлением логики связывали определенные надежды на некое чудо.

Внедрение логики в образовательный процесс началось несколько ранее принятия Постановления ЦК. Кафедра логики философского факультета МГУ была создана в 1943 году, однако реально она начала работать в феврале 1947 года, параллельно создается сектор логики Института философии АН СССР с тем же преподавательским составом. Летом 1946 года силами преподавателей кафедры и специально для  подготовки преподавателей логики были созданы специальные курсы в г. Химки, на базе Института культуры, на которые собрали будущих преподавателей логики со всей страны, одним из слушателей этих курсов был Е.К. Войшвилло. Занятия на курсах проходили в течение 6 недель, лекции читали все те же В.Ф. Асмус, П.С. Попов, А.А. Чудов и С.Н. Виноградов. При этом пользовались они, скорее всего, сохранившимися дореволюционными учебниками.

Фронтальное преподавание логики в университетах и педагогических институтах страны началось уже осенью 1947 года. Для обеспечения был переиздан учебник Г.И. Челпанова, издан учебник логики для средних школ С.Н. Виноградова (впервые его издали для гимназий в 1912 г.) и первый советский учебник логики В.Ф. Асмуса, который вышел в марте 1947 года огромным тиражом в 100 тысяч экземпляров. Как и следовало ожидать, учебной литературы на всех не хватало, уровень самих преподавателей логики был достаточно низким, сама учебная дисциплина оказалась сложной, как для студентов, так и для преподавателей, скорее всего,  посыпались жалобы. Министерством высшего образования СССР были проведены проверки деятельности кафедр логики ряда университетов, в том числе, кафедры логики МГУ.

23 марта 1948 г. по итогам министерской проверки кафедры логики МГУ выходит приказ № 361 Министра высшего образования СССР С.В. Кафтанова, в котором кафедра и персонально П.С. Попов, В.Ф. Асмус и С.Н. Виноградов обвинены в формализме.

Чем же был так опасен формализм и обвинение в нем? Формализм определялся как отрыв формы от содержания и приоритетность самой формы, формализм сближали традиционно с идеализмом в вариантах махизма и неокантианства. При неблагоприятных стечениях обстоятельств обвинение в формализме приводило к жестким организационным выводам, типа закрытия науки (что и произошло с формальной генетикой), а в 30-е годы могло закончиться и арестом (меньшевитствующий идеализм в философии). В случае с логикой ситуация усугублялась тем обстоятельством, что практически все логики СССР получили знания на химкинских курсах из рук «формалистов», следовательно, вся советская логика могла быть в нем обвинена.

21-26 июня 1948 г. для обсуждения Приказа министра высшего образования и, более конкретно, для обсуждения учебника Асмуса было созвано Всесоюзное совещание по логике. Оно состоялось в Москве в Актовом зале МГУ, на нем были представлены все республики СССР и все университетские центры. На совещании велась стенограмма, ее объем составил около 350 страниц, которая была недавно обнаружена в бумагах ныне покойного, бывшего заведующего кафедрой философии МГЮА проф. В.И. Кириллова.

   Совещание открыл заместитель Министра высшего образования СССР, профессор Светлов В.И. В своей продолжительной речи он сказал следующее: «Всесоюзное совещание по логике было созвано после годичной практики  преподавания логики. Внедрение курса логики в вузах имеет целью не только ознакомление широких кругов студенчества с этой наукой, но и подготовку преподавателей логики для средней школы. На этом основании около двух лет тому назад были созданы Министерством курсы преподавателей логики, а в 1947-48 истекшем учебном году в 16 университетах и 15 педагогических институтах созданы специальные отделения логики и психологии.

В результате  создался новый  отряд преподавателей логики, пусть еще молодой по своему опыту и знаниям, но уже положительно зарекомендовавший себя. Одним из свидетельств этого служит весьма плодотворное осуждение вновь вышедших книг по логике, широко развернувшееся на кафедрах логики и на кафедрах диалектического материализма.

Само преподавание логики должно быть построено так, чтобы оно было чуждо схоластике, чтобы оно было тесно связано с жизнью советских людей, чтобы оно, как и преподавание всех других дисциплин, исходило из постановлений ЦК ВКП/б/ по идеологическим вопросам. К сожалению, у некоторых преподавателей логики высших учебных заведений и авторов книг и учебных пособий по логике постановления ЦК ВКП/б/ по вопросам идеологической работы и постановление ЦК ВКП/б/ о введении преподавания логики не нашли еще достаточно полного отражения.

Преподавание логики и учебная литература, вышедшая в последнее время по логике, нередко еще строится на материалах далекого прошлого, в отрыве от достижений советской науки, в отрыве от практики социалистического строительства. Между тем логика, как и всякая другая наука, не может быть аполитичной, «добру и злу внимая равнодушно».

Однако, некоторые товарищи, работающие в области логики и прежде всего тов. Асмус, все еще не понимают этого. Ведь очевидно, что логика  есть партийная, философская наука, которую нужно излагать страстным языком большевика, а не суконным, сухим языком педанта».

Учебник В.Ф. Асмуса «Логика» стал основным объектом для критики. А поскольку научный уровень критиков оставлял желать лучшего, то и  обрушивались они или на первые вводные страницы учебника, или на то обстоятельство, которое казалось им странным, но очевидным. Этим обстоятельством оказалась примеры, использованные в учебнике. Именно примеры вызвали самые серьезные замечания.  Их не поленились подсчитать, оказалось более тысячи примеров, из них всего 8 примеров по современной общественно-политической тематике. В.Ф. Асмус выступал в ответ на эту критику, каялся, обещал примеры упростить, общественно-политические примеры вставить и т.д. В общем и целом,  ситуация развивалась по традиционному для тех лет сценарию совещаний по различным предметам, в том числе и по философии в 1947 году. Однако нас будет интересовать совсем другой вопрос. Почему учебники по логике содержат такое большое количество примеров? Каков статус примера в процессе преподавания и изучения логики? Попытаемся ответить на эти вопросы.

Для начала следует привести один любопытный пример из истории отечественного преподавания логики. Существует традиционная точка зрения, утверждающая, что дедуктивные рассуждения не дают нового знания, ибо все знание уже имплицитно содержится в общем положении. Для опровержения этого тезиса известный российский логик, автор самого популярного учебника по логике, А.А. Старченко использовал следующее рассуждение (Этот пример А.А. Старченко приводил слушателям курсов ИПК при МГУ в 1994 г. и мне, в том числе,  в качестве своего излюбленного примера). Он предлагал слушателям ответить на вопрос: чем цветет бамбук? Для россиянина вопрос непростой, растущий бамбук мало кто из нас видел. Далее он строил силлогизм: «Все злаки цветут колосками; Бамбук – злак; Следовательно, бамбук цветет колосками». С помощью этого примера А.А. Старченко  подтверждал тезис о том, что силлогизм дает новое знание. Можно привести достаточное количество логических примеров, которые делают понятными утверждения, плохо понимаемые до приведения примера. Скажем, ситуация семиотического треугольника. Чаще всего она объясняется следующим образом: приводятся примеры о нынешнем лысом короле Франции, об улыбке Чеширского кота и фраза отечественного лингвиста, академика  Л.В. Щербы «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка» (Пример был предложен академиком Л. В. Щербой в 1930-е годы и использовался  им на  лекциях по курсу «Основы языкознания». Широкую известность эта фраза приобрела после публикации научно-популярной книги Льва Успенского «Слово о словах».  Фраза создана для иллюстрации того, что многие семантические признаки слова можно понять из его морфологии. Однако этот пример не был первым в своем роде. Первым можно считать Льюиса Кэрролла с его балладой «Бармаглот» от 1863 года.). Для объяснения сути интенсиональных контекстов традиционно приводятся примеры о поисках Шлиманом Трои, о Вальтере Скотте как авторе романа «Веверлей», хотя русскому читателю он известен больше как автор «Айвенго» (7, 35). Большинство этих примеров, в том числе и условное высказывание «если дважды два равно пяти, то Луна сделана из зеленого сыра», приписывают Бертрану Расселу, при этом без ссылки на конкретную работу. Вопрос об интеллектуальной собственности напрашивается сам собой. Например,  вышеприведенный пример о цветении бамбука на самом деле принадлежит В.Ф. Асмусу, его можно найти на стр. 103 его учебника «Логика» (4. 103) и не только на ней, хотя В.Ф. Асмус и не использовал данный пример с той целью, которую поставил для себя А.А. Старченко, а именно, подтвердить, что силлогизм дает новое знание. А вот на вопрос о том, цветет ли бамбук колосками, ответить оказалось не так-то просто, ибо цветет бамбук один раз в 30 лет, после чего погибает, да и колосок бамбука не очень похож на колосок пшеницы.

Обычный пример, в соответствии с определениями, которые приводят энциклопедические словари, представляет собою  факт или частный случай, используемый в качестве отправного пункта для последующего обобщения и для подкрепления сделанного обобщения ( Викисловарь:  пример –  наглядный, типичный образец, случай, экземпляр чего-либо, состоит из при- и мера, происходит  от др.-греч. μέρος (часть),  https://ru.m.wiktionary.org/wiki/пример).  Использование фактов или частных случаев в качестве примера нужно отличать от использования их в качестве иллюстрации или образца. Выступая в качестве примера, частный случай делает возможным обобщение, в качестве иллюстрации он подкрепляет уже установ­ленное положение, в качестве образца он побуждает к подражанию. В случае примера рассуждение идет по схеме: «если первое, то второе; второе имеет место; значит, первое также имеет место». Данное рас­суждение от утверждения следствия условного высказывания к ут­верждению его основания не является правильным дедуктивным умозаключением. Логический пример обычно выступает именно в качестве собственно примера. Более того, его использование существенно включается в саму ткань повествования или объяснения. Логический пример оказывается отправным пунктом объяснения и обобщения. В случае логического примера рассуждение может идти по правильной дедуктивной схеме: «если первое (пример), то второе; первое имеет место; значит, второе также имеет место быть». Цель примера – подвести к формулировке общего положения и  быть серьезным доводом в поддержку последнего. Именно поэтому  избираемый в каче­стве примера факт или частный случай должен выглядеть ясным и нео­споримым.  Собы­тие, используемое в качестве примера, должно восприниматься как логически и физически воз­можное.  В качестве примера такого вида рассуждений можно привести прецедентное право как таковое и его реализацию в международном праве. Ситуация с правом наций (народов) на самоопределение всегда трактовалась по принципу «закон, что дышло», в частности, традиционно считалось, что самоопределяющийся народ должен получить согласие центра (руководства страны). В 2009 году эта традиция была нарушена при самоопределении Косова, по этому поводу было специальное решение Международного суда, однако самоопределение Крыма западные лидеры не хотят признавать аналогом  Косовского примера. Хотя прецедентное право есть типичный и распространенный вид аргументации с помощью примера.

Логическая теория аргументации определяет пример как один из видов аргументов или обоснований тезиса. Впервые в развернутой форме об этом сказал Аристотель. В его основных логических произведениях, таких как «Первая и Вторая Аналитики», «Топика»,  исследованию примера посвящено немало интересных замечаний. Более полно изучение примера представлено в позднем труде Аристотеля – «Риторике».

Аристотелевские идеи по поводу примеров можно с полным основанием озаглавить как «Учение Аристотеля о примере».  Самой риторике Аристотель дает следующее определение: «риторика – искусство находить возможные способы убеждения относительно любого предмета. Риторика же, в принципе, способна представить убедительным любой предмет, поэтому мы считаем ее искусством, не имеющим своего, особого рода предметов» (3. 1355b 25-34). Итак, риторика есть искусство находить способы убеждения.   «Способы убеждения бывают нетехническими и техническими. Нетехническими я называю способы убеждения, которые не нами изобретены, но существовали ранее…» (3, . 1355b 35-38.). К ним Аристотель относит свидетельские показания, показания под пыткой, а также письменные договоры. Технические способы убеждения создаются человеком, иными словами, «техническими же я называю те, которые могут быть созданы нами с помощью метода, так что первые можно использовать, вторые же необходимо найти» (3, 1355b 38-40.). Речь, будучи результатом ораторского действия, несомненно, относится к техническим способам убеждения. Убедительность речи, по мнению Аристотеля, зависит от трех способов убеждения. « Существует три вида способов убеждения, предоставляемых речью: одни из них определяются нравом говорящего, другие – тем или иным настроением слушателя, третьи – самой речью с ее истинной или мнимой убедительностью» (3, 1356а 0-5.). Для Аристотеля как для логика, наибольший интерес представляет тот способ убеждения, который позволяет выводить из истинных посылок истинные следствия, ибо  «сама речь убеждает в том случае, если удается вывести истинное или кажущееся истинным из доводов, относящихся к данному предмету» (3, 1356а 18-20.). Таким образом, разговор идет о доказательствах, которые могут быть правильными или неправильными, или истинными или ложными. «Что же касается способов истинного или ложного доказательства, то здесь, как и в диалектике, это индукция, силлогизм и мнимый силлогизм, поскольку пример есть индукция, энтимема – силлогизм, мнимая энтимема – мнимый силлогизм. Энтимемой я называю риторический силлогизм, а примером – риторическую индукцию, поскольку все пользуются способами убеждения, либо приводя для доказательства примеры, либо энтимемы – и ничего более. Следовательно, если требуется доказать что-либо, необходимо доказывать, используя силлогизм или индукцию (а это очевидно для нас из «Аналитики»), тогда тот или иной из первых двух способов обязательно должен совпадать с одним из двух последующих» (3, 1356b 0-10.).

Итак, в риторических рассуждениях необходимо для убедительности доказательства пользоваться примером, определяемым как риторическая  индукция, или энтимемой, определяемой как риторический силлогизм.  «Каково различие между примером и энтимемой, ясно из «Топики», поскольку там уже было сказано о силлогизме и индукции: если на основании многих подобных случаев выводится заключение, что дело обстоит именно так, то там это называется индукцией, а здесь – примером; если же из каких-либо обстоятельств в силу этих обстоятельств следует нечто от них отличное (при том, что они есть всегда или по большей части), то такое заключение называется там силлогизмом, а здесь энтимемой. Ясно, что и тот и другой род риторической речи имеет свои достоинства, о чем было сказано в «Методике», и что встречается также и здесь: одни речи богаты примерами, другие – энтимемами; точно так же одни ораторы предпочитают примеры, другие – энтимемы» (3, . 1356b 11-20.). Приведенный отрывок содержит понимание примера, которое, на первый взгляд, противоречит сложившемуся пониманию: традиционно пример понимается как образец или частный случай, однако у Аристотеля пример является составной частью индуктивного вывода. Сначала приводится ряд подобных случаев, из которых выводится заключение. Пример становится синонимом индукции. А хорошо построенное индуктивное умозаключение обладает хорошей убеждающей силой. «Речи, насыщенные примерами, не менее убедительны, но большее впечатление производят речи, богатые энтимемами» (3, 1356b 20-22.). Однако примеры, которыми насыщена речь, не являются частными случаями, ибо «ни одно искусство не рассматривает частных случаев: так медицину интересует не то, что полезно для здоровья Сократа или Каллия, а то, что полезно для здоровья человека или людей определенного рода, это-то и является предметом искусства, тогда как частные случаи бесчисленны и не являются предметом научного исследования» (3. 1356b 28-32.). Аристотелевское понимание и статус примера (и энтимемы) явно не совпадает с общепринятым пониманием его как частного случая.  Поэтому он еще раз уточняет свою позицию: «Таким образом, энтимема и пример необходимо связаны с явлениями, которые могут представляться совсем не такими, как на самом деле: пример является видом индукции, энтимема – видом силлогизма, который обычно выводится из меньшего числа положений, чем полный силлогизм, потому что, если какое-нибудь из них известно, о нем даже не надо упоминать: его добавит сам слушатель. Например, чтобы сказать, что Дорней победил в состязании, за которое награждают венком, достаточно сказать, что он победил на Олимпийских играх, а что наградой за победу служит венок, добавлять не надо, потому что это знают все» (3, 1357а 12-21.).

Давая определение примеру, Аристотель сам использует большое количество примеров. «Пример не выражает ни отношения части к целому, ни целого к части, ни целого к целому, но части к части, подобного к подобному, когда оба случая относятся к одному роду, причем один более известен, чем другой. Например, Дионисий, требуя для себя стражу, замышлял сделаться тираном, поскольку ранее, замышляя сделаться тираном, требовал для себя стражу Писистрат и, получив ее, сделался тираном; точно так же поступил Феаген Мегарский. И другие хорошо известные люди являются примерами для Дионисия, о котором еще неизвестно, требует ли он для себя стражу с этой целью. Все приведенные случаи подходят под то общее положение, что замышляющий сделаться тираном требует для себя стражу» (3, . 1357b 25-35.). Итак, примером оказывается подобие двух случаев одного рода или двух частей одного целого. В отличие от аналогии, подобные случаи должны подходить под некое общее положение. Аристотель в качестве примера такого общего положения приводит высказывание «Каждый замышляющий сделать тираном требует для себя стражу».  Высказывание, явно, ложное, ибо связь стражи и тиранства в наше время не очевидна, да и во времена Аристотеля вряд ли она была причинно-следственной. Результатом использования ложного общего положения и некоего удачного примера легко может стать ошибка. В качестве примера рассмотрим событие отечественной истории времен Петра I. Выход России в XVII-XVIII веках к Черному морю начинался со взятия Азова, укрепленной турецкой крепости при впадении Дона в Азовское море. Не сумев взять его с первого раза, Петр укрепился в мысли, что военный успех будет связан со строительством флота. Реально в Воронеже была построена флотилия нечеловеческими усилиями всех сословий. Азов был взят с ее помощью, однако этот пример успешного взаимодействия речной флотилии и армии стал единственным. Подобным образом можно было бы взять еще Керчь, но это было сделано уже во времена Екатерины II и совсем другим способом. Тем не менее, Воронежские верфи строили никому не нужные суда еще около двадцати лет, при этом погибла масса подневольного люда и были вырублены леса в верховьях Дона, а флотилия после Прутского похода  1711 года пришла в упадок и сгнила. Эта страница русской истории названа Б. Акуниным «эпопеей воронежского флота» (1, 74-75).

Основными способами убеждения Аристотель считает пример и энтимему,  «скажем сначала о примере, потому что пример подобен индукции, а индукция есть начало» (3, 1393а 26-28.), следовательно, хороший пример может быть помещен в начало речи или текста. Согласно Аристотелю,  «есть два вида примеров: один вид примера – сообщать уже совершившиеся события, другой – самому придумывать что-либо: в последнем случае это, во-первых, притча, во-вторых, басня, как, например, эзоповы и ливийские басни» (3, . 1393а 29-31.). Совершившееся событие структурно совпадает с примером о страже и тиранстве.

Пример рассуждения:

Общее положение – Замышляющий сделаться тираном требует себе стражу.

Первый случай – Писистрат, замышляя сделаться тираном, требовал себе стражу, и,  получив ее, сделался тираном.

Второй случай – Феаген Мегарский, замышляя сделаться тираном, требовал себе стражу, и получив ее, сделался тираном.

Иные подтверждающие случаи – другие хорошо известные люди.

Обстоятельство – Дионисий требует себе стражу.

Заключение – видимо, замышляя стать тираном, хотя и неизвестно, требует ли он стражу с этой целью.

Далее Аристотель приводит еще ряд примеров совершившихся событий. «Приводить действительные события в подтверждение можно, например, сказав, что следует готовиться к войне против персидского царя и не позволять ему захватить Египет, ибо прежде Дарий переправился в Грецию не раньше, чем захватил Египет, захватив же его, переправился. Точно так же и Ксеркс двинулся на Грецию не прежде, чем взял Египет, а взяв его, переправился, так что и нынешний царь переправится в Грецию, если захватит Египет, поэтому нельзя этого позволять» (3, . 1393а 31-33, 1393b 0-5.).

Приведение в качестве примеров совершившихся событий является действительно убедительным аргументом, однако нахождение подобного события дело не простое. Поэтому подходящий пример лучше изобрести, что и предлагает Аристотель. По его мнению,  таковыми являются притчи и басни. «Притча – это сократовское: например, можно сказать, что не следует избирать власти по жребию, ибо это подобно тому, как если бы кто-либо избирал по жребию в атлеты не тех, кто способен состязаться, но тех, кому выпадет жребий, или из моряков  избирал по жребию того, кому следует управлять кораблем, как будто это должен делать не человек знающий, а тот, кому выпадет жребий. Басней является рассказ Стесихора о Фалариде или рассказ Эзопа в защиту демагога. Когда жители Гимеры избрали Фаларида полководцем с неограниченной властью и намеревались дать ему телохранителей, Стесихор, приведя различные доводы против этого, рассказал им также басню о том, как лошадь одна владела пастбищем, когда же пришел олень и стал портить пастбище, то лошадь, желая наказать оленя, спросила какого-то человека, не может ли он помочь ей наказать оленя, и тот ответил, что может, если возьмет узду и сам сядет на нее верхом, с копьем в руках. Когда лошадь согласилась, и человек сел на нее верхом, то вместо того, чтобы наказать оленя, лошадь сама попала в рабство. «Так и вы, – сказал Стесихор, – берегитесь, как бы, желая наказать врагов, не попасть в такое же положение, как лошадь: у вас уже есть узда, раз вы избрали полководца с неограниченной властью, если же вы еще дадите ему телохранителей и позволите сесть на себя верхом, то будете рабами Фаларида». А Эзоп, выступая на острове Самос в защиту демагога, которого собирались осудить на смерть, рассказал, как лисица, переправляясь через реку, упала в овраг, не могла выбраться, долго мучилась и в нее впилось множество собачьих клещей. Пробравшийся мимо еж увидел лисицу, пожалел ее и спросил, не вытащить ли из нее клещей, но та не согласилась и на вопрос, почему, ответила: «Эти клещи уже насытились мною и поглощают мало крови, если же ты вытащишь этих, то явятся другие, голодные, и высосут оставшуюся кровь». «Так и вам, мужи самосские: этот человек не может больше причинить вреда, потому что богат. Если же вы умертвите его, то явятся другие, бедные, которые разорят вас, расхищая то, что осталось»» (3, 1393b 6-33, 1394а 1.).  Примеры Аристотеля являются подробными и многословными, подобная многословность в изложении примера стала традиционной, как в логике, так и в риторике. «Басни используют в речах перед народом, они имеют то преимущество, что в прошлом подыскать подобные события трудно, а басни легче. Их следует и сочинять, как и притчи, если возможно увидеть сходство, что легче делать благодаря философии. Хотя легче обращаться к басням, полезнее однако советовать, опираясь на действительные события, ибо по большей части, будущее подобно прошлому» (3, . 1394а 2-10.).

Доказательность речи основана на энтимемах или на примерах.  В зависимости от наличия или отсутствия энтимемы примеры могут располагаться в начале или в конце речи, а, следовательно, выполнять различные функции: самостоятельного обоснования или свидетельства. «Примерами следует пользоваться в том случае, когда для доказательства нет энтимем, ибо убеждают с их помощью, когда же энтимемы есть, то примерами следует пользоваться как свидетельствами после энтимем в виде эпилога, тогда как в начале они похожи на индукцию, а ораторским речам индукция не свойственна, за исключением немногих случаев, когда же они помещены в конце, то похожи на свидетельства, а свидетель всегда вызывает доверие. Поэтому если поместить их в начале, необходимо говорить много, а в конце ­ – достаточно одного примера, ибо свидетель, заслуживающий веры, полезен даже один» (3, 1394а 11-18.).

Энтимемы и примеры, по мнению Аристотеля, тесно взаимосвязаны, связь эта носит различный характер, ибо и энтимемы, и примеры имеют различные виды. Пример – это либо самостоятельный способ обоснования, либо часть энтимемы, либо ее заключение (эпилог). Помимо этого, пример является источником энтимемы. «Итак, энтимемы исходят из четырех источников, а эти четыре источника суть вероятное, пример, доказательство, признак. Энтимемы, составленные на основании того, что бывает действительно или считается таковым по большей части, суть энтимемы из вероятного, энтимемы, составленные путем индукции на основании подобия одного или многих случаев, составляют силлогизм от общего к частному, суть из примера. Энтимемы, составленные из необходимого и всегда сущего, – из доказательств, а из понятия общего и частного, как существующего, так и несуществующего, – из признаков» (3, 1402b 12-24.).

Несмотря на столь подробное изложение роли примера, исторически в теории аргументации сохранилось только понятие опровергающего примера. Аристотель об этом говорил следующее. «Что касается энтимем, основанных на примере, опровержение их таково, как и энтимем, основанных на вероятности: если у нас есть что-либо несогласное с примером противника, энтимема уже опровергнута, поскольку в ней нет необходимости, если даже большею частью или часто бывает иначе. Если же большею частью или часто бывает так, как говорит противник, то следует доказывать, что данный случай не схож с другими, или что он произошел не при схожих условиях, или же имеет некое отличие» (3, . 1403а 5-10.).

Таковы основные положения Аристотелевского учения о примерах, изложенные в «Риторике». Было предложено пользоваться двумя типами примеров, частными случаями общего положения: в первом случае несколько примеров индуктивно порождали общее высказывание, во втором случае пример оказывался иллюстрацией общего высказывания. Ложность примера приводила к ложности общего высказывания. Более того, если логическая теория аргументации определяет пример как вид аргумента, то наиболее известным видом примера оказывается  противоречащий пример. Обычно счи­тается, что такой пример может использоваться только при опровержении ошибочных обобщений для  их фальсификации. Однако тот же Б. Рассел нашел противоречащий пример для модуса DARAPTI аристотелевской силлогистики (Все химеры изрыгают пламя. Все химеры – животные.  Некоторые животные изрыгают пламя.), но модус продолжает считаться правильным. Проблемой оказалась пустота среднего термина, которая и приводит к ряду нелепых и неправильных рассуждений.  Рассмотрим, например, суждения «Все сыновья нынешнего короля Франции – брюнеты» и «Все сыновья нынешнего короля Франции – блондины». Оба они ложны, ибо класс сыновей нынешнего короля Франции пуст.  Но если бы мы попытались сделать из них вывод по модусу Darapti (взяв первое суждение в качестве большей посылки и второе в качестве меньшей), мы получили бы заключение, что некоторые блондины являются брюнетами  (6, 129). Однако пример с химерами обычно приводят без соответствующего разъяснения.

Логический пример оказывается существенным способом обоснования и понимания, как самой логической теории, так и самого содержания логики. Эта особенность, связанная с понятием логической формы,  отличает логические примеры  от примеров других наук. Именно поэтому логические примеры кочуют из произведения в произведения, передаются из рук в руки. Иногда это приводит к забавным, а то и печальным результатам утраты подлинного содержания примера. Логикам хорошо известна задача о Петре и Павле. Впервые она опубликована в книге Петера Р. Игра с бесконечностью. М., 1968 г., затем появилась в «Сборнике упражнений по логике»  (8, 66), в третьем издании на стр. 66: «Пользуясь равносильностями, решите следующую задачу:

В деле об убийстве имеются двое подозреваемых – Петр и Павел. Допросили четырех свидетелей. Показания первого таковы:

– Петр не виноват.

Второй свидетель сказал.

– Павел не виноват.

Третий свидетель:

– Из двух показаний по меньшей мере одно истинно.

Четвертый:

– Показания третьего свидетеля ложны.

Четвертый свидетель оказался прав. Кто же совершил преступление?» В дальнейшем эта задача появилась во многих учебниках логики, утратив изначальный смысл работы с равносильностями (7, 131).

Другая, еще более распространенная история связана с использованием в качестве примера логической формы силлогистического рассуждения: «Все греки смертны, Сократ – грек, следовательно, он смертен». Этот пример приводится еще Аристотелем, благодаря ему вошел практически во все учебники по логике, но мало кто знает, что этот пример, по крайней мере,  сомнителен. Он  превращается в неправильное рассуждение при замене термина «смертен» на термин «народ» (сам неудачный пример специально разработан А.М. Анисовым (2, 11)). Суть ошибочного примера есть подтверждение проблем традиционной логики в работе с единичными суждениями.

Наиболее часто ошибки при использовании примера в качестве аргумента возникают при отрыве конкретного случая от общего положения. В качестве примеров такого отрыва можно использовать ассирийские геометрические задачи на теорему Пифагора при забвении самой теоремы или учение пифагорейских акусматиков, которые уже не знали математики. В наше время обучение конкретному случаю встречается очень часто и называется мастер-класс. С помощью мастер-классов пытаются учить иностранные языки, научаться различным ремеслам, навыкам руководителя и даже умению лечить людей. По окончании мастер-классов охотно выдают различные дипломы и сертификаты, выпускники подобных курсов обычно крайне претенциозны, но их знания и умения функционируют только на уровне конкретного примера или ряда примеров. Общего понимания проблемы такое обучение дать не может, да и не ставит перед собой такую задачу, ибо его основная цель – это реклама.

 

 

Литература:

  1. Акунин Б. Азиатская европеизация. История Российского Государства. Царь Петр Алексеевич. – М.: АСТ, 2017. – 384 с.
  2. Анисов А.М. Современная логика. М.: ИФ РАН, 2002. – 273 с.
  3. Аристотель. Риторика. Поэтика. – Москва: «Лабиринт», 2011. – 208 с.
  4. Асмус В.Ф. Логика. Госполитиздат, 1947, 388 с.
  5. Бажанов В.А. История логики в России и СССР. Концептуальный контекст университетской философии. М.: Канон+, 2007. – 336 с.
  6. Гладкий А. В. Введение в современную логику. М.: Мцнмо, 2001.
  7. Логика: учебник для бакалавров/ отв.ред. Л.А.Демина. – Москва: Проспект, 2013. – 216 с.
  8. Сборник упражнений по логике: Для вузов. Мн.: Университетское, 1990. – 288 с.
  9. Уемов А.И. Я был аспирантом Асмуса. Человек, № 2, 2000, http://vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/ASMUS.HTM

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Loading